«Рома» забила гол, сократив разрыв в счете. На трибунах гремели петарды. У меня в комнате зазвонил телефон.

На мгновение я задумался. Вроде бы не междугородный звонок, а в Риме я еще никого не знаю… Тут же дошло, что для Дома звучание звонков – сущая мелочь, и законы, по которым работают его телефоны, – не меньшая загадка, чем все остальное.

После таких вот основательных размышлений я снял трубку. Голос в ней показался знакомым. В самом деле. Звонивший представился. Это был племянник и заместитель Кардинала. Он хотел, чтобы я его немедленно принял.

Рим и футбол мгновенно вылетели из головы. Как ни прекрасен отдых, но исламскую тему еще никто не снимал с повестки дня. А как расценить случившуюся с собеседником метаморфозу? Он не слал больше голографических фантомов, не являлся в окружении дюжих костоломов, как хозяин всех и вся. Он смиренно просил его принять. Не забавно ли? Я вернул за окно вид вечернего Ленинграда и стал ждать звонка в дверь, попутно вспоминая давнюю идею: комната с замаскированными пулеметами, где простреливается почти все пространство. Приводишь опасных гостей, заходишь сам в мертвую зону и общаешься. А если что не так – нажимаешь нужную дощечку паркета. Вот лень проклятая! Нарисовал бы эскизик и был бы готов ко встрече со всякими… террористами. Жаль, поздно поумнел, не додумался до подобного тогда, с Атлантом.

Зазвенел дверной звонок, и я пошел открывать, на ходу прикидывая, где надо разместить хотя бы спрятанные пистолеты. На всякий случай. Не верю я в перевоспитание фанатиков.

Гость пришел один и уже не выглядел бюрократом. Галстук и жилетка исчезли из его гардероба, а в глазах появилось выражение загнанности, явного страха. Хотя разве не бывает запуганных бюрократов? Вдруг Кардинал решил устроить сокращение штатов? А как у них сокращают? «Пиф-паф, ой-ой-ой…»

– Ты нас обманул, – с места в карьер рванул помощник Кардинала. – Обвел вокруг пальца, как щенков. Сам щенком прикинулся.

Я удивился и задумался. Как обманул? Промолчал кое о чем, это да. Но что случилось? И как себя вести, признавать обман или отрицать? Признать опасно, но вдруг это признание какой-то силы, за которую меня зауважают и не тронут.

– Мне плевать, – гость не дал мне додумать, – на причины. Дураку ясно, что тебе, молодому, нечего делить со старым хреном. И он так считал, потому приказал тебя не трогать… «Люблю, – говорил, – идейных людей. Их всего-навсего надо переубедить». Да и твой третий этаж… Ему же цены нет! Нас, из Дома, всего двое на все дело. Старый пень ленился, вечно жить хотел. А я ишачь! Вечный проводник… Да ты мне больше, чем Кардиналу, нужен был! Ждали мы, когда шпана тебя достанет и ты у нас помощи попросишь. Это не я! Кардинала идея! Дождался… Довыпендривался… Скрытым имамом себя вообразил!

За короткий срок в моем мозгу произошла гигантская работа. Многие детали оставались неясными, но кое-что… Пока болтун переводил дух после пылких оправданий, я пытался понять главное: какого черта он тут кается?

– У меня одна просьба, – взмолился гость, – убери своего киборга-убийцу! Ты хороший актер, ты и сейчас сидишь с невинным видом, но не смей повторять, что ты ничего не знаешь! Это ты его нам подкинул, еще проследил, как мы его брали!

– К-какой к-киборг? – Мое изумление было более чем неподдельным, я даже начал заикаться. – Седой, что ли?

– Он седой, это точно. И человек он, наверное. Но как он это сделал?.. Ты хоть знаешь, что он Кардинала убил?

– Что-о? Как?

– Может, и не знаешь… Пес с тобой. Вчера убил. А как – один Аллах знает. Вот я и назвал его киборгом. Человеку такие вещи не по силам. У меня кассета…

Недавний заместитель Кардинала, а ныне, надо понимать, новый глава организации, достал из кармана кассету, дрожащими руками сунул в видик и стал перематывать пленку в поисках начала записи. А во время перемотки – бормотал, бормотал, бормотал:

– Его брали, там два се-узу были. И у Кардинала два се-узу. Слава Аллаху, меня там не было. А что случилось – никто не знает. Только трупы. И куда он скрылся – никто не знает, наружная охрана никого не выпускала. Словно этот твой… Седой умеет Домом пользоваться.

На экране телевизора появилось изображение незнакомого кабинета. Пол, кресла, ковер – везде валялись трупы. Назойливо, как специально размазанная краска, лезла в глаза кровь. Дрожание камеры в руках оператора можно было объяснить как неопытностью, так и чрезвычайным волнением. Однако, дважды прочертив комнату, объектив быстро нашел чеканный профиль Кардинала. Крупный план… Оператор обошел покойного, чтобы показать его анфас. Камеру бросало из стороны в сторону, ее хозяин в буквальном смысле слова шел по трупам.

Я внимательно вглядывался в экран. Похоже, подвоха не было. Совсем недавние воспоминания перед глазами: отец показывает фотографию, что-то говорит… Словно полжизни я ухлопал на войну с Кардиналом. А всего прошло… Месяц или два? И какое время считать: растянутое, нерастянутое? М-да, поработал Седой, порезвился. И без папаши моего не обошлось, кто, как не он, помог Седому бежать?

– Ну что, доволен? – спросил гость, выключив видик.

Я помолчал секунд двадцать, не зная, что сказать. И от этого незнания захотелось ответить вопросом на вопрос, да так лихо, чтобы и мне узнать хоть самую малость.

– А где гарантия, что это не спектакль? Набрали статистов, измазали томатным соком, мебели наломали. Одного загримировали Кардиналом…

– Да как?.. Да зачем?.. – Собеседник даже вспотел от возмущения. – А если бы у тебя твой наймит сидел?

– Нет наймита. Пришили вы его и прикидываетесь, что он ушел. А кто такие се-узу?

– Живой он! Живой! Дай мне Аллах таким живым быть. – Гость достал платок и вытер вспотевший лоб. – А се-узу – земляки его, Седого твоего. Из одного мира, только из другой страны. Се-узу – примерно как суперагент переводится. Специальная подготовка, сверхшпионы… Это еще с древности идет. Они мне рассказывали, что их шейх, учитель, значит, говорил: «В мире может быть только сто один се-узу». Самые лучшие считались в ОИРе и в Чосоне, Корее по-нашему, если я не ошибаюсь. Вот… Восемь се-узу нам дали и еще двадцать два простых офицера. А Седой, получается, тоже се-узу. И классом выше. Что нам теперь в ОИРе сказать? Четырех Седой у Кардинала кончил. Из них трое – аристократы, из центра, корни к Рязанскому халифату уходят. И еще…

Он посидел, помолчал, откинувшись в кресле, потом вновь взял пульт управления, принялся возиться с видиком и продолжил:

– Говоришь, убили мы друга твоего Седого? Ну, ну… Вот тебе еще привет от него. Лагерь у нас был такой… Неважно, где. В средней полосе. Вроде как шабашники в нем жили, а на самом деле гости из ОИРа с обстановкой знакомились, русский язык учили, обычаи. А шабашники работали, да. Накрыл их кто-то ракетами, я думаю, Седой… с тобой.

– Нет-нет-нет, – я завертел головой так, что чуть не вывернул шею, – первый раз слышу, клянусь.

– Не могу тебе это место показать, не сняли мы, гебешников там много набежало и военных. Да и ничего особенного там. Выжженная земля. А вот другой лагерь у нас в Средней Азии есть… был, так там видеокамеры стояли, записывать могли. Не густо, но записали.

На экране появилась картинка как из голливудского кинобоевика. С той только разницей, что здесь разобрать что-либо было абсолютно невозможно. Ночная темень, прожектора, проволока, мечущиеся фигуры, в том числе в милицейской форме, сполохи взрывов.

– Разница во времени, – продолжил добровольный комментатор, – три часа. Это же надо таким лосем быть! У него что, личный самолет сверхзвуковой? Или его кто-то через Дом таскает? А ну давай говори!

Пришел гость явно как проситель, но горечь поражения, а главное – привычка командовать – изменили его поведения. Я же был настолько обескуражен, что не смел возразить. И выдумал настолько неправдоподобную историю, что даже через пять минут уже был не в состоянии ее вспомнить. Опять Атлант, его брат, сват… Через четвертый этаж вытащили Седого…