Сказав это, он поместил конец кола над сердцем существа, лежащего в гробу, и поднял молоток, чтобы нанести удар. С пугающей внезапностью глаза существа распахнулись, горя безумным, лихорадочным огнем. Злобный рот искривился звериным оскалом. Ван Хельсинг пытался отвести взгляд от этих горящих глаз, но тщетно – он оказался в их безраздельной власти. Рука с молотком безвольно опустилась, и профессор отступил от гроба.
Холмс действовал молниеносно. С большим проворством он прыгнул вперед, передал мне фонарь и выхватил инструменты из ослабевших рук Ван Хельсинга. Склонившись над гробом, он вонзил кол в грудь уже поднимающейся девушки, изо всех сил ударив по нему молотком. Она рухнула вниз, содрогаясь всем телом, словно в конвульсиях. Холмс ударил еще раз, и, когда кол глубоко вошел в сердце, с алых губ существа сорвался отвратительный вопль. Острые белые зубы обнажились, а на губах выступила розовая пена. Из раны вокруг кола хлынула кровь, проступая на саване темным расползающимся пятном.
Холмс в третий раз ударил по деревянному колу. Постепенно конвульсии стали ослабевать, и полные звериной злобы глаза закрылись навсегда.
Тело было неподвижно.
Холмс уронил молоток, спотыкаясь, подошел к двери склепа, облокотился на нее и дышал всей грудью. Я приблизился к нему на нетвердых ногах, чтобы глотнуть свежего и холодного ночного воздуха.
Через несколько мгновений к нам подошел Ван Хельсинг.
– Вы совершили очень смелый поступок, друг мой, – тихо сказал он, кладя руку на плечо Холмса. – Идите, взгляните.
Он подвел нас обратно к гробу и, взяв фонарь, поднял его над девушкой. Мы смотрели на спокойное, неопороченное лицо, с которого полностью исчезли следы зла или жестокости.
– Видите, печать зла смыта. Она больше не принадлежит к восставшим из мертвых. Вы дали ей вечный покой. Однако осталось еще одно – голову необходимо отделить от тела.
Передав мне фонарь, он порылся в своем саквояже и достал из него медицинскую пилу. Аккуратно, с точностью и сноровкой хирурга произвел он эту ужасающую операцию.
– Теперь Бог смилостивится над ее душой, – пробормотал он, закрывая крышку гроба.
– Должен извиниться перед вами, профессор. – Холмс говорил усталым и напряженным голосом. – С самого начала я подвергал сомнению ваши слова и противился доводам разума. Но ваши теории, касающиеся восставших из мертвых, получили подтверждение фактами. Теперь я вижу, что ошибался. Уверяю вас, больше я не испытываю никаких сомнений.
Ван Хельсинг устало улыбнулся, не разжимая губ.
– Понимаю ваши чувства, друг мой. Я сам прошел этой дорогой неверия. Поначалу я придерживался прежнего подхода к вещам, несмотря на то что факты говорили о противоположном. Теперь вы тоже примкнули к этому весьма избранному клубу верящих. – Он достал из кармана пальто тонкую черную записную книжку и протянул ее Холмсу. – Здесь содержатся все сведения, которые мне удалось собрать о восставших из мертвых.
– Благодарю вас. – Холмс взял книжку и засунул ее в карман.
– Теперь давайте уйдем из этого места, я все еще ощущаю запах зла вокруг.
Мы вышли из склепа в темную ночь. Ван Хельсинг сказал:
– Итак, друзья мои, часть работы завершена – пожалуй, самая мучительная. Но остается еще одна, более важная задача – найти виновника этого несчастья и навсегда уничтожить его.
– Обещаю, Ван Хельсинг, – с чувством заявил Холмс, – что буду помогать вам выследить и уничтожить графа Дракулу, какими бы последствиями для меня это ни обернулось.
Глава четырнадцатая
Ответные визиты
В тот вечер мы с Холмсом вернулись на Бейкер-стрит совершенно измученные. Скинув пальто и рухнув в кресла, некоторое время мы сидели молча, уставившись в ярко горящий камин, который миссис Хадсон разожгла к нашему приходу, и погрузившись в свои мысли.
Чуть раньше, обсудив следующий этап нашего расследования, мы расстались с Ван Хельсингом в его гостинице. Оба моих компаньона считали необходимым срочное наведение справок по поводу академии для молодых леди в Кумб-Трейси. Именно там Виолетта Маркэм подхватила свою «странную болезнь». По утверждению Холмса, это место могло оказаться единственным связующим звеном с графом Дракулой.
– Нельзя медлить – след может затеряться. Прошло более четырех недель, как он использовал кровь Виолетты Маркэм, за это время он мог найти новую жертву для поддержания своего противоестественного существования.
На следующие несколько дней у Ван Хельсинга был запланирован плотный лекционный график, поэтому было решено, что мы с Холмсом самостоятельно продолжим расследование, держа связь с профессором при помощи телеграмм. Нам предстояло утренним поездом отправиться в Кумб-Трейси. Холмс, предпочитавший заниматься расследованием без посторонних, был весьма удовлетворен таким ходом дела.
Ван Хельсинг передал ему на хранение свой саквояж со всевозможными «профилактическими и радикальными принадлежностями».
– Они могут вам пригодиться, – просто сказал он. – Да хранит вас Бог.
Через некоторое время появилась миссис Хадсон с горячим чаем и булочками с маслом.
– Я подумала, что вам захочется подкрепиться, – с улыбкой произнесла она, ставя поднос на стол.
– Миссис Хадсон, дорогая моя, это восхитительно, – выходя из задумчивости, воскликнул я.
– Перестаньте, доктор. В чае и булочках нет ничего восхитительного. Самая обычная еда.
– Именно потому, что чай и булочки – вполне обыкновенны, они для нас столь желанны, миссис Хадсон, – объяснил Холмс. – В данный момент мы с Уотсоном несколько оторваны от обычных вещей.
В недоумении пожав плечами, хозяйка удалилась, а мы приступили к скромной трапезе.
Холмс быстро выпил чай, не притронувшись к булочкам. Затем набил старую вишневую трубку самой грубой махоркой из лавки Брэдли и принялся за изучение записной книжки Ван Хельсинга. Я понял, что в тот вечер с ним едва ли удастся поговорить, поэтому тоже зажег трубку и постарался расслабиться.
Надеясь, что полная пригоршня душистой аркадской смеси успокоит мои натянутые нервы, я глубоко заблуждался. Положив трубку, я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, но во тьме передо мной замелькали ужасные эпизоды, свидетелем которых я стал в склепе Маркэмов. С моим опытом медика мне было не привыкать к виду крови, однако при воспоминании о жутком багровом пятне, расплывавшемся по савану того существа, у меня мороз шел по коже.
Но постепенно усталость взяла верх над кошмарами. Через пару часов тепло камина убаюкало меня, я погрузился в сон – «бальзам для страждущей души».
Время от времени сквозь сон я различал звучавший в отдалении бой часов. Вдруг громкое восклицание моего друга вернуло меня к реальности.
– Каким же я был болваном! Слепым, как крот! – вскричал он, вскакивая на ноги и швыряя трубку на каминную полку.
– Что, черт возьми, случилось? – спросил я, бросив взгляд на часы и заметив, что было начало двенадцатого.
– Некогда объяснять, Уотсон. Хватайте пальто. Наша ночная работа еще не завершена.
Минуту спустя мы торопливо шли по Бейкер-стрит в поисках кэба. Холмс, никак не прокомментировав цель нашей вылазки, взял с собой большой медицинский саквояж Ван Хельсинга.
Когда в отдалении показался двухколесный экипаж, Холмс выскочил на дорогу, едва не угодив под копыта лошадей.
– В Скотленд-Ярд, как можно быстрей! Получишь лишний шиллинг.
Едва успев вскочить в экипаж, мы уже мчались по мощенным булыжником улицам.
– Что все это значит, Холмс? – отдышавшись, спросил я. – Зачем в Скотленд-Ярд?
– Думайте, Уотсон, думайте! Сегодня ночью мы воочию могли убедиться в том, что у вампира есть цикл восстановления, однако не сумели воспользоваться этим знанием.
Я покачал головой.
– Боюсь, я не понимаю, что именно вы имеете в виду.
– Девушка, Селия Лидгейт, была убита тем существом, которое мы уничтожили сегодня вечером, так что адский процесс продолжается. Она теперь тоже инфицирована, превратилась в зомби и, если мы ее не остановим, встанет из могилы с жаждой крови.