Сержанты и солдаты размещались в трюмах, офицеры — в каютах. Было организовано горячее, трехразовое питание.
11 марта в 21.00 транспорт прибыл в Александрию, где нас встречали представитель Главного Военного советника, командир дивизии генерал-майор Смирнов А.Г., командир бригады полковник Жайворонок Б.И. и другие. За ночь транспорт был разгружен, техника перекрашена в песочный цвет, личный состав переодет в египетскую форму, все имущество погружено на автотягачи. 12 марта в 6.00 дивизион передислоцировался на подготовленную для нас огневую позицию. Перед нами была поставлена задача: в 9.00 быть готовыми к открытию огня. С этим дивизион справился.
В течение марта 1970 года в АРЕ была сформирована дивизия зенитно-ракетных войск.
Для наших зенитно-ракетных и технических дивизионов были заранее выбраны и подготовлены огневые позиции, выполненные в железобетоне укрытия для кабины «К», дизелей, УНС, ПРМ, СРЦ-П-15, радиостанции Р-405 и для личного состава. Укрытия для пусковых установок и ТЗМ были из мешков с песком. Автотехника и пункт питания личного состава располагались на расстоянии до 1,5 км от огневой позиции (ОП). ЗСУ 23–4 «Шилки» располагались в 300–500 м от ОП. Посты «Стрела-2» выдвигались на расстояние до 5–7 км от ОП, на наиболее вероятных пролетах самолетов противника на малых высотах. На ОП также выставлялся пост визуального наблюдения. Связь со всеми пунктами, как правило, была проводная громкоговорящая. Охрана огневой позиции осуществлялась личным составом дивизиона и взводом египетских солдат. На ночь «Шилки» и «Стрела-2» сосредоточивались на ОП, а с рассветом вывозились на свои ОП. Электропитание боевой техники и бытовых приборов обеспечивалось от штатных дизелей, работавших круглые сутки. Надо отметить, что за год непрерывной работы отказов и неисправностей на дизелях и УНС не было.
Итак, 12 марта в 9.00 дивизион приступил к боевому дежурству. (Дивизион был передан в другую бригаду и оставлен в Александрии). Никто не смел отойти от своего боевого места. Регламентные работы проводились только ночью. Несмотря на то, что техника была в железобетонных укрытиях, при регламентных работах мы обнаруживали в схемах блоков много пыли. Было решено на пол под кабины расстилать маскировочные сети и поливать их водой. Оказалось, однако, что от этого стали плесневеть внутренности блоков и нарушаться изоляция. Пришлось отказаться от полива сетей водой, но сети оставили и дополнительно стали использовать еще и чехлы, а также чаще проводить регламентные работы. Это были наши трудности. Но все осложнялось еще и тем, что никто из нас не знал арабского или английского языка, не было переводчиков. Тяжелые климатические условия, постоянная угроза нападения противника с воздуха изматывали людей. Кроме того, мы не имели никакого взаимодействия даже между нашими дивизионами, не получали от наших и арабских средств разведки никаких данных на планшет о полетах авиации. Мы работали полностью автономно. Даже с КП бригады получали информацию о действиях израильской авиации только за прошедшие сутки. Не было должного порядка и в полетах египетской авиации. Мы не получали ответа «Я свой» от летающих самолетов.
Примерно 17–18 марта был получен приказ с КП бригады: «Самолеты, летящие ниже 6 км и ближе 25 км, считать самолетами противника и уничтожать». Приказ был доведен до всего личного состава. В один из дней под вечер, со стороны моря, примерно на высоте до 1000 м через ОП пролетал самолет. Он летел с бортовыми огнями и был виден простым глазом. В это время мы с замполитом майором Воздвиженским Е.Н. находились у входа в бункер. Вдруг мы услышали выстрел и увидели полет ракеты в сторону самолета. Раздался хлопок, и погасли бортовые огни.
Мы поняли, что выстрел по самолету произведен одним из постов «Стрела-2». Я вбежал в кабину «К» (КП дивизиона) и по рации запросил: «Кто стрелял». С первого поста «Стрела-2» доложили, что произведен пуск, цель уничтожена, расход — одна. Об этом было немедленно доложено на КП бригады. Потом выяснилось, что это был пассажирский рейсовый самолет АН-24, пилотируемый египетским экипажем с пассажирами на борту, летевший в Каир. Выпущенной ракетой был выведен из строя правый двигатель, но пилот довел самолет до цели и благополучно приземлился на аэродроме Кайро-Уэст. На другой день в египетских газетах появилось сообщение, что по неизвестной причине на самолете произошел взрыв одного двигателя, но мужественными и умелыми действиями экипажа были спасены пассажиры и самолет.
После этих случаев в каждый дивизион были направлены арабские планшетисты, на самолетах установлены ответчики «Я — свой» и упорядочены полеты авиации. Полеты стали проводиться по заявкам. Каждый дивизион стал получать на планшет данные от египетских средств разведки.
Надо отметить, что при подготовке огневых позиций была допущена большая ошибка. Над укрытием, на трубе для выхлопных газов от дизелей были установлены металлические уголки, по всем параметрам аналогичные уголкам, по которым мы в Союзе на полигоне проводили учебные боевые стрельбы. Эти уголки в условиях данной местности стали хорошими отражателями и могли быть хорошими наземными целями для противника, т. е. они нас очень демаскировали. Пришлось их снять и установить в нескольких метрах от ОП.
Через месяц дивизион получил задачу: передислоцироваться в район Эль-Файюма, находящийся примерно в 90 км южнее Каира. Передислокация дивизиона осуществлялась своим ходом и только ночью. За ночь мы прошли около 170 км Днем в зеленой зоне под Каиром отдохнули, а за вторую ночь прошли остальной участок пути, заняли новую ОП, в районе озера Корун у местечка Ком Аушим и к 6.00 были готовы к открытию огня.
В задачу дивизиона входило прикрыть аэродром, на котором дислоцировалась эскадрилья МИГ-21, пилотируемая советскими летчиками.
ОП была выполнена из мешков с песком, а личный состав укрывался в землянках. На крыши кабин были уложены также мешки с песком. Такая защита могла спасти только от самонаводящихся ракет «Шрайк», которые стала применять израильская авиация. Связь с КП бригады и аэродромом была проводная, телефонная и громкоговорящая. Данные на планшет от египетских средств разведки поступали также по проводным средствам связи. Связь, в основном, была устойчивой.
На другой день после нашего прибытия эскадрилья МИГ-21 готовилась к боевому дежурству и проводила тренировочные полеты. Еще две эскадрильи МИГ-21 дислоцировались южнее нас в районе местечка Бени Суйэф. Мы также тренировались в боевой работе. По окончании полетов мы видели на экранах две цели (пара самолетов в плотном строю). Я запросил своих соседей, все ли дома (на земле) самолеты? Мне ответили, что их самолеты все на земле, а вот в Бени Суйэфе пара самолетов еще в воздухе. Я запросил еще раз, но мне подтвердили обстановку. Эта пара шла курсом на дивизион. Мы ее сопровождали. Она шла на высоте 6 км со скоростью 250 м/сек. Идеальные условия для стрельбы. Вдруг я услышал доклад с дальнего привода на аэродром, что над ними прошла пара «Фантомов» в нашу сторону. Тут и мне доложили с поста «Стрела-2», что прошла пара «Фантомов» и удалилась в сторону Бени Суйэфа. Подобный пролет «Фантомов» через наши позиции имел место и раньше над Каиром. Эти случаи говорили о том, что наш противник хорошо подготовлен, хорошо нас изучил и использовал каждый наш просчет.
Проанализировав данный случай пролета двух» Фантомов», мы уделили больше внимания огневой подготовке, боевому дежурству и взаимодействию с нашей эскадрильей.
В середине июля перед нашим, первым дивизионом была поставлена задача: выйти на канал в засаду и нанести внезапный поражающий удар по израильской авиации. Для этой цели мы выбрали огневую позицию южнее города Исмаилия. ОП заранее оборудовали из мешков с песком. Примерно в 15–20 км южнее была выбрана и подготовлена ОП для дивизиона подполковника Кутынцева Н.М.
29 июля мною был получен приказ: 31 июля выйти в засаду. Уже при свертывании дивизиона личный состав показал отличные результаты, перекрыв нормативы в 2–2,5 раза. Предстояло совершить марш в 150 км, ночью занять огневую позицию, замаскироваться и к 6.00 1 августа быть готовыми к бою.