Я прохожу мимо секретарши папули, кивнув ей головой, и, легко постучав в дверь, открываю ее, не дожидаясь ответа. Папуля сидит у себя в кресле, я улыбаюсь ему и тут вижу Франа, которого держат два охранника. Сам парень выглядит не лучшим образом. Разбитая губа, медленно проступающий синяк под глазом, ссадина на щеке, потрепанная одежда... Взгляд пробегается по его рукам. Целые. Нет и следа того, что он защищался. Какого? Что это значит? Один из охранников размахивается и ударяет парня в живот. Фран, закашлявшись, сгибается пополам.

- Свободны. Мне надо с сыном поговорить, - произносит папуля.

Охранники тут же отпускают Франа, и он падает на пол. Я делаю к нему шаг, но меня останавливает голос папули:

- Занятную историю мне сегодня рассказали. Оказывается мой сын - гей и живет вместе с Франом Троян...

- Кто тебе рассказал? – я говорю с такой интонацией, словно это полная чушь.

- Фран и рассказал, - кивает папуля на парня.

Фран! Сукин сын! Какого черта? Зачем? Что ты задумал?

- Что за ерунда? Я не гей, - фыркаю я.

- Вот и я также подумал, - медленно, спокойно отвечает папуля. – Но посмотри на это.

Он что-то протягивает мне. Я подхожу к его столу, и внутри меня все холодеет от одного взгляда на фотографии. Они сегодняшние. Этот дебилойд сфотографировал меня, пока я спал, а еще каким-то образом в душе! Пока я рассматриваю фотографии, папуля встает из-за своего места и подходит к Франу. Он все так же находится на полу, но уже сидит, а не лежит, упираясь спиной о кожаный диван бежевого цвета. А лицо такое же спокойное, как голос моего папули, лишь иногда облизывает языком разбитую губу и морщится. Фран, придурок, лучше сваливай отсюда и куда подальше! В отличие о тебя, я знаю, что спокойный тон папули обозначает, что он в таком бешенстве, что просто не хватает сил кричать.

Он подходит к Франу и смотрит на него, как на забавную зверушку, а затем с силой наступает на руку парня, на тыльную сторону ладони, которой он упирался об пол. Фран морщится еще сильней и судорожно вздыхает, почему-то мое тело подается вперед, но я отдергиваю себя, замирая на месте. Нельзя.

- Кирилл, ты сказал, что поживешь у друга. У какого друга? – спрашивает папуля.

- У... - я понимаю, что врать бесполезно. – У Франа.

- У Франа... А ты значит, ублюдок, решил воспользоваться этим и соблазнить моего сына?

Соблазнить? Кто? Фран? Несмотря на всю сложившуюся ситуацию, мне захотелось рассмеяться. Но через секунду это желание пропало, когда папуля, замахнувшись, ударил ногой парня в живот. За первым ударом последовал второй, третий, четвертый... Фран уже лежал на полу, свернувшись, но при этом не издавал ни звука и не пытался защититься. Почему? Он же может дать отпор папуле, так почему он ничего не предпринимает? Почему он все рассказал папуле? Почему он не возразил ему и не сказал, что это я его соблазнил? Что я просто внаглую поселился у него? Только не говорите, что это из-за гребанной любви у него пропал инстинкт самосохранения!

Не могу на это смотреть! Я должен сам все рассказать! Но... но если я признаюсь в том, что являюсь геем, то папуля расстроится, рассердится... Я подведу его... Я заставлю его разочароваться во мне. Я вновь сделаю ему больно... Но если я сейчас не остановлю его, то он просто убьет Франа... Убьет на моих глазах, а этот идиот даже не будет сопротивляться! Конечно! Как он мне сказал? «Боятся только те, кому есть, что терять, а у меня за плечами ничего и впереди меня ждет тоже ничего». Если не будет Франа, то у меня не будет проблем. Я вернусь к своей старой жизни. Жизни без Франа. Без наших совместных вечеров за просмотром какого-нибудь кино, которые обычно заканчиваются дракой из-за разногласий по поводу игры актеров. Без страстных ночей, от которых у меня сносило крышу, и я забывал, как дышать. Без вечных споров, ругани, ссор, подколок, насмешек, издевок. Без его черных, как ночь глаз, в которых всегда видно холодную уверенность. Без его взрывного характера, когда он вдруг выходил из себя из-за какой-то мелочи. Без его редкого, но искреннего смеха. Меня больше никто не будет наказывать, никто не будет заставлять убирать квартиру, никто не будет будить в три часа ночи, скидывая с кровати, никто не будет вырубать электричество в квартире, когда я слушаю музыку... Блядь, да если меня все это не устраивало, то какого черта я не вернулся домой? Нахера я все это терпел?

Я моментально огибаю стол папули и, выдвинув средний ящик, достаю оттуда пистолет. Тихий щелчок оповещает о том, что оружие снято с предохранителя.

- Отойди от него! – в голосе нет паники или страха, только холодная уверенность.

Папуля оборачивается ко мне и замирает, глядя на дуло, что было нацелено точно на него.

- Совсем рехнулся, щенок? – сквозь зубы, с толикой презрения и удивления.

- Да. Так что, прочь.

Я смотрю, как он отходит от Франа вправо, и перевожу взгляд на парня. Он впервые стонет и пытается разогнуться, сесть на пол, и у него получается, но не с первого раза. Фран поднимает на меня глаза и с ужасом смотрит на пистолет.

- Сможешь сам встать? – обеспокоенно спрашиваю я у него.

- Да, - Франций кривится, прижимая одну руку к талии. – Кирилл, что ты делаешь?

- Спасаю твою шкуру. Черт, Фран, ты полный придурок! Но ты своего добился... Я люблю тебя.

Папуля морщится от этих слов, как от зубной боли, зато глаза Франа удивленно открываются, а в следующее мгновенье в них горит неподдельная радость, восторг, счастье. Он улыбается и из губы еще сильней начинает течь кровь, но парень этого не замечает. Я столько лет убегал от любви, столько лет опровергал ее существование, сколько лет пытался доказать, что в ней нет ничего хорошего, и все-таки я попался в ее сети... Но почему-то меня это не сильно огорчает...

Я медленно, подхожу к Франу, он, стеная и морщась, пытается подняться. Я помогаю ему, придерживая одной рукой. Мы начинаем отходить от двери.

- Кирилл, если ты сейчас выйдешь отсюда, то больше не сможешь вернуться, - слышу я ледяной голос отца.

- А я и не хотел сюда приходить. Я хотел быть твоим сыном, а не следующим президентом компании, - улыбаюсь я. – Но ты никогда об этом меня не спрашивал.

Мы вышли в приемную под удивленный взгляд секретарши. А уже на улице, упираясь об мое плечо, Фран, задумчиво посмотрев на меня, спросил:

- Ты действительно меня любишь или просто сказал, чтоб насолить отцу?

- Придурок. Определенно придурок, - глядя на Франа, констатирую я. – Я из-за тебя угрожал папуле, а ты спрашиваешь меня о таких вещах. Я не представляю, за какие грехи ты мне послан, но, видать, я серьезно накосячил, раз ты предназначен мне судьбой…...

- И что? Ты бы серьезно застрелил собственного отца? – спрашивает Фран, пропустив мимо ушей мою последнюю фразу.

- Да, - киваю я. Я не вру. Это как с Антоном, который хочет взорвать весь мир. Вместо Антона я представил Франа и понял, что тоже не смог бы его остановить, я бы стоял рядом и подтрунивал над ним, мешался бы...

- Но как же? Он же твой герой!

Я удивленно смотрю на парня. Догадался-таки...

- Зачем мне вымышленный герой, если у меня есть настоящий? – отвечаю я, а в следующий миг чувствую на своих губах горячие губы Франа с привкусом крови.

- Знаешь, - оторвавшись от моих губ, шепчет Франций. – Я не собирался в тебя влюбляться, но, оказывается, в этом вопросе мое согласие не требуется.

- Как и мое, - шепчу в ответ, вновь прижимаясь к губам парня.

Маленькая глава о женщинах...

От автора.

Вечер того же дня. Родители Кирилла.

- Володя, а ты почему один? Где Кирилл? – удивленно спросила Вера Сергеевна.

- Кирилл? – презрительно сморщив нос, переспросил мужчина. – Его больше нет.

- В каком смысле нет? – женщина распахнула глаза и схватилась за сердце.

- В прямом. Я прогнал его! Наш сын оказался педиком! Мне такого счастья не надо!

Вера Сергеевна пару раз хлопнула ресницами, а затем подняла брови и сказала: