Но моим девизом всегда было «факты прежде всего». Поэтому мистер Морпет по моей просьбе прежде всего проводил меня на чердак, чтобы я своими глазами увидел, как грабитель проник в дом. По словам Морпета, чердак был единственным местом, через которое можно было проникнуть в дом, потому что из страха перед ворами ее светлость превратила остальную часть дома в настоящую крепость: все окна наглухо закрыты ставнями, а двери заперты на замок и задвинуты на засов.

Я многого еще не знаю по части грима и переодевания, но вряд ли кто-то сумеет сообщить мне что-нибудь новое о методах, с помощью которых взломщики «берут хату»[39]. Как только я увидел небольшое окно в скате крыши и аккуратное маленькое отверстие, прорезанное в стекле возле защелки окна, мне сразу же стало ясно, что это работа Берта Моррисона.

— Тот самый, кого вы преследовали, когда упали со стены склада? — воскликнул я.

— Тот самый негодяй, — подтвердил Ханнифорд. — В этом не могло быть никаких сомнений. Встав на стул, я выглянул из окна и увидел, что ближайшая водосточная труба, по которой он мог залезть, находится от окна в добрых тридцати футах, да и до земли было не близко — футов пятнадцать. Никому другому просто не под силу взобраться в темноте и пройти по скату крыши, крутому, как склоны Монблана. Тут требовалась недюжинная ловкость!

Моррисон был истинной обезьяной и гибок, как уж. Пока я служил в Скотленд-Ярде, мне довелось расследовать не менее пятнадцати ограблений со взломом, которые совершил Моррисон. И все же мне ни рану не удалось ни схватить его на место преступлении, ни доказать его виновность.

Особенно он любил грабить оптовых торговцев и склады, где был богатый выбор. Когда же в Лондоне для него становилось слишком жарко, Моррисон «менял окраску», как принято говорить у уголовников, предпочитая грабить богатые загородные дома. Похищал он главным образом столовое серебро и драгоценности: стоило превратить это в лом или переплавить, и доказать его причастность к ним становилось невозможно.

Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем надеть на Моррисона наручники и отправить в тюрьму, ведь это из-за него я сломал ногу и лишился работы в полиции. А каким замечательным трофеем он был бы для меня! Я, частный сыщик-консультант, арестовал бы самого знаменитого лондонского взломщика! После этого я стал бы почти так же знаменит, как мистер Шерлок Холмс!

Погруженный в такие мечтания, я спустился по лестнице и отправился на встречу с леди Фартингдейл.

Леди Фартингдейл ожидала меня в гостиной. Она была очень стара и выглядела весьма необычно. Одетая во все черное, с вдовьим чепцом на голове, она сидела в кресле, опираясь обеими руками, напоминавшими когтистые лапы, на трость с серебряным набалдашником. Но взгляд ее был цепок и говорил об остроте ума.

Пока я пересекал гостиную, леди внимательно разглядывала меня, словно прикидывая, на что я способен. По-видимому, результаты осмотра ее удовлетворили. Отпустив дворецкого, она сунула руку под подушку за своей спиной и извлекла оттуда небольшой кожаный мешочек, которым потрясла передо мной.

— Здесь пятнадцать гиней. Они для вас, разумеется, помимо расходов, если вы сумеете вернуть похищенное.

Подумать только, пятнадцать гиней! Когда я служил в Скотленд-Ярде, доктор Ватсон, я не зарабатывал столько и за три недели! Должен признаться, что о кольце с рубином я тогда еще не слыхал и поэтому не мог взять в толк, почему она, будучи такой скрягой, хочет пожертвовать столь внушительную сумму за то, что, по словим Морпета, было всего лишь кучкой никчемных безделушек, красная цена которым не более нескольких фунтов.

— Постараюсь сделать все, что в моих силах, — заверил я леди Фартингдейл.

— Тогда приступайте к розыску немедленно, — приказала она, едва разжав тонкие губы. — И помните, Ханнифорд, вы должны вернуть все похищенное. Особенно меня интересует небольшая деревянная шкатулка. В ней хранится вещь, которой я очень дорожу. Если вам не удастся разыскать шкатулку, то вы получите только гинею. Вас устраивают такие условия?

Соглашаться на подобные условия было довольно рискованно, но по натуре я игрок и принял их. Ее светлость сунула кожаный мешочек под подушку у себя за спиной, позвонила в колокольчик, и Морпет проводил меня из дома.

Когда на следующее утро я поездом отправился в Лондон, в голове у меня уже сложился план розыска.

Я знал, что Моррисон частенько бывает на Тоттенхэм-роуд. Там расположено несколько пивных, куда он любит заглядывать и встречаться со своими дружками. Я рассудил просто. Добычу в «Уитчетт-Мэнор» Моррисон прихватил небольшую и поэтому вряд ли станет обращаться к тому барыге из Айлуорта, которому имел обыкновение сплавлять краденое. Скорее он попытается распродать безделушки торговцам подержанными вещами по соседству с Тоттенхэм-роуд. Я знал, что некоторые из них не брезговали скупать краденое.

Моя догадка оказалась верной. Мне удалось выследить Моррисона в пансионе на Грудж-стрит и разыскать столовое серебро и две вазочки, которые я выкупил у старьевщиков по поручению леди Фартингдейл. Но деревянную шкатулку мне найти никак не удавалось, как я ни старался. У меня возникло предположение, что Моррисон ее еще не продал, и я начал следить за пансионом, приклеив себе фальшивую бороду, чтобы он не узнал меня при встрече, так как я пару раз допрашивал его в Скотленд-Ярде.

— Судя по последующим действиям Моррисона, он разгадал ваш маскарад, — заметил Холмс.

— Боюсь, что вы правы, мистер Холмс, — виновато улыбнулся Ханнифорд. — В среду утром я увидел, как он вышел из своего пансиона, и последовал за ним. Вероятно, как вы говорите, он узнал меня, потому что нырнул в лавку мистера Абрахамса, вручил ему шкатулку и пулей вылетел на улицу. Чувствуя, что его преследуют по пятам, он, должно быть, стремился отделаться от шкатулки, прежде чем я схвачу его.

Передо мной возникла дилемма. С одной стороны, мне не терпелось заполучить шкатулку и заработать свои пятнадцать гиней. С другой стороны, я не хотел упускать из виду моего «любимца». Поэтому я решил, что смогу наведаться в лавку позднее, и бросился за Моррисоном. Он знал этот район как свои пять пальцев. К тому времени, как я добежал до угла Коулвиль-Корт, его уже и след простыл. Вернувшись к пансиону, я обнаружил, что грабитель оттуда съехал.

Можете представить себе, что я испытывал. Но если я упустил Моррисона, то, по крайней мере, знал, где найти шкатулку леди Фартингдейл. Она в целости и сохранности находилась в лавке мистера Абрахамса. По крайней мере, я так думал и стал следить за лавкой, ожидая, когда шкатулка будет выставлена на продажу. Тогда я смог бы выкупить ее и поставить точку в розыске украденного из «Уитчетт-Мэнор». Вместо этого я до смерти испугал бедного мистера Абрахамса, о чем искренне сожалею.

— И вынудили его закрыть лавку, — отметил Холмс.

— Для меня это было настоящим ударом, — признался Ханнифорд. — Но все же я решил не возвращаться в Сомерсет без шкатулки и не терять пятнадцать гиней, а выждать несколько дней и посмотреть, что произойдет. Остальное вам известно, доктор Ватсон. Мистер Шерлок Холмс загримировался под мистера Абрахамса, выставил шкатулку в окне, где я ее и увидел. Обрадовавшись, что мои проблемы счастливо разрешились, я зашел в лавку, чтобы купить шкатулку, но был арестован по подозрению в убийстве Моррисона, о котором и до сих пор ничего больше не знаю.

— Но если не вы убили Моррисона, то кто же? — спросил я в некотором замешательстве.

На мой вопрос ответил Холмс.

— Человек по имени Феррерс, соперник Моррисона. Они оба наперебой ухаживали за Нэнси, официанткой из пивной «Корона», — сухо заметил Холмс. — Это грязное преступление, которое не должно отвлекать нас от главного.

Приняв замечание Холмса за сигнал, что ему пора уходить, Ханнифорд встал и по очереди пожал всем руки:

— Не смею задерживать вас, джентльмены. Скажу только, что, вернув леди Фартингдейл кольцо с рубином, я получил обещанные пятнадцать гиней, и история подошла к счастливому концу, как выражаются авторы дамских романов. Хотя, должен сказать, мне очень хотелось бы увидеть Моррисона за решеткой. Но, как говорится, Бог располагает, а человек надувает, в особенности если он взломщик.