Швейная машинка!… С меня слетели остатки сна.

Кимка улегся досыпать на музейную койку, а я, пошагав по комнате, решил заглянуть к Тиунову сейчас, не откладывая в долгий ящик, благо есть хороший предлог.

Он сидел в солдатской рубахе с завязочками вместо пуговиц перед осколком зеркала — брился.

— Доброе утро! Что тут у вас Кимка натворил?

Повернул намыленную щеку:

— Не так Кимка, как Вовка мой. Главный заводила!

— Всегда я! Всегда я!— отозвался с кровати плачущий голос. Досталось, видать!

— Помолчи!— громко топнул деревяшкой Тиунов.-Я кому говорил: не сметь прикасаться?… Понимаете,— снова повернулся он ко мне,— попросил тут шофер наш, Изосимов, направить машинку швейную; вон она, на шкафу. Говорю ему: не смыслю я в них. А он: глянь да глянь, ты все же механик, а она так и так не работает.

И занес вчера, когда меня дома не было. Прибегаю вечером ребятню кормить — уже стоит! И как чуял, что эти бандиты полезут, нарочно сказал: не сметь! А они отвертку добыли, разводной ключ — и чинить… Ишь, придумали!— Погрозил кулаком.— Чужая вещь!

Вовка откликнулся всхлипом…

Только рассвело, явился Арвид. Измученный, лицо цвета мела пополам с синькой. Сразу видно: не спал.

- Ну?— я жаждал новостей.

Он покосился на сопящего Кимку.

— — Нормально.— Вот и все его новости!— Только спать-умираю. И есть тоже.

— Что же все-таки больше? Арвид подумал недолго.

— Пожалуй, есть.

— Тогда пошли, пока еще жив…

Был ранний час. В столовой сравнительно мало народу. Но Зинаида Григорьевна с Диной уже сидели за столиком у окна.

— Хоть заодно тебя с землячкой твоей познакомлю,— потащил я к ним Арвида.— Вот вам, товарищи, давно обещанный самый наилатвийский латыш.

Дина первая протянула Арвиду руку.

— Ой, вы и вправду существуете? А я думала — лей тенант сочинил.— И обратилась к Зинаиде Григорьев не:— Как, ты говорила, по-латышски доброе утро?

Зинаида Григорьевна сдержанно улыбнулась:

— Кажется, лабрит.

Арвид, повернувшись к ней, ответил целой тирадой — я не понял ни слова. Зинаида Григорьевна тоже. Смеясь, замахала руками:

— Нет, нет, нет! Я помню еще «здравствуйте», «до свидания», ну, еще «хлеб"— и все.

— О!— Арвид не скрывал разочарования.— А я уже обрадовался, решил, маленькая тренировка по-латышски.— Вздохнул тяжело.— Скоро совсем забуду. Вернусь в Латвию и буду ходить как чужой.

Ну, на крайний случай обойдетесь русским,— успокоила Зинаида Григорьевна.— В вашем городе многие говорят, а уж вы-то просто великолепно.

— Спасибо,— поклонился Арвид.— Долго жили у нас?

— Не очень. Мужа перевели в гарнизон — и я за ним, как нитка за иголкой.

— Понравилось?

— Хороший город. Компактный, уютный, не то что этот… Площадь с костелом, старый купеческий дом он как-то очень поэтично называется.

— Дом рухнувших надежд?

— Да-да! Ему, наверное, три века.

— Ну, это еще что! Вот на набережной, возле ратуши…

И пошли воспоминания! Старинные здания, улицы, скверы… Я никогда еще не видел Арвида таким оживленным, таким разговорчивым. Вот что значит — родные края!… Или, может, ему Зинаида Григорьевна понравилась?

Я присмотрелся. А что-вполне! Тонкий профиль, лучистые глаза. А улыбка! И умница… Скинуть бы ей лет десять.

Мы с Дикой уже поели пшенную кашу, выпили не очень сладкий чай, а они все еще предавались воспоминаниям, главным образом, Арвид:

— А на озере за Новым Форштадтом вы были?

— Как же! Чудное местечко!— хвалила Зинаида Григорьевна.— И беседки возле него — прелесть!… Представляете, товарищи,— это уже нам,— настоящие деревянные кружева, тончайшая работа!

— Вы и в беседках были?— удивился Арвид.

— О, мы с мужем такие любители… Все вокруг об шарили.

— Действительно! И ведь жили у нас короткое время.

— Да, всего полгода. Погодите, сейчас сосчитаю,—

Зинаида Григорьевна потерла лоб кончиками пальцев.-Двадцать седьмого января сорок первого года я при ехала- вот когда. Да, точно! Мужа перевели немного раньше, а я двадцать седьмого… Нет, кончится война я снова туда, к вам! Примете?

Арвид довольно щурился.

— У нас говорят: первый раз — гость, второй раз друг…

Дине надоело сидеть посторонней наблюдательницей- она не из тех, которые терпеливо ждут, когда о них вспомнят.

— Да хватит вам!— бесцеремонно прервала поток воспоминаний.— Давайте лучше выясним, как насчет встречи Нового года. Учтите: кавалеров-одиночек принимаем без ограничений.

Я сразу вспомнил вислоносую.

— Дожить еще надо,— сказал уклончиво.

Зинаида Григорьевна словно мои мысли подслушала.

— Не бойтесь,— успокоила она,— Лели не будет, она нам на работе изрядно надоела. Я, Дина — надеюсь, против нас вы ничего не имеете?… Еще дама одна из прокуратуры.

— Аделаида Ивановна?— насторожился я.

- Вы ее знаете?— вскинула брови Зинаида Григорьевна. И сама же себе ответила:— Ах, да, по работе, я все забываю… Тогда у вас, наверное, будут еще знакомые. Прокурор с супругой — очень милая женщина, Леденцов из суда. Остальных вы вряд ли знаете. Ну как? Согласны?

— Вы очень любезны…— Арвид отвесил галантный полупоклон.

Я продолжил в шутливом тоне:

— Но соглашаться сразу несолидно. Товарищи дамы посчитают, нам некуда ткнуться.

— Ну, думайте, думайте,— рассмеялась Зинаида Гри горьевна.— Два дня сроку — хватит?…

— Но ни минуты больше!— вмешалась Дина.— Ведь еще доставать. Шнапс и прочее.

Я сделал строгое лицо:

— Водка? Где?

Дина показала язык:

— Так я и сказала — ждите! Вот выпьете с нами тогда другое дело. Тогда вы соучастники…

В зал повалил народ. Сразу стало шумно.

— Пора, Дина,— поднялась Зинаида Григорьевна.-Кончилась смена — еще опоздаем.

Они торопливо попрощались, ушли.

— Интересная женщина!— У Арвида в глазах появилось новое выражение — что-то такое лирическо-мечтательное.

— Она — да! Но видел бы ты эту Аделаиду! И еще Вадим… Нет, не хочу! Лучше к ребятам в госпиталь.

Арвид не стал возражать:

— Ты верно сказал: дожить надо…— Зевнул, потянулся так, что затрещали кости,— Ну, я спать! Хотя нет,— тут же поправил он сам себя,— надо еще письмо приятелю написать…

На комбинате меня ждала потрясающая новость.

- Знаете, Изосимова посадили!— Хайруллин, второй диспетчер, сменивший утром Тиунова, смотрел на меня растерянно.— Только что звонили.

— Как — посадили? За что?

— На милиционера кинулся. Пьяный. В Старой Буре. Вчера поздно вечером, около двенадцати.

Старая Бура — небольшой городок районного подчинения, километрах в тридцати от нашего. Как Изосимов там оказался?

— Всыпят теперь на полную катушку. Два года, счи тай, обеспечено,— сокрушенно качал головой Хайруллин.— Если не побольше-время военное. Ай, водка, что она делает с человеком!

Я мысленно проследил последовательность действий Изосимова вчера вечером.

Принес машинку Тиунову, подбросил мне записку под дверь. Пошел домой, переоделся, оттуда на вокзал. Сел на поезд до Старой Буры. И там затеял драку с милиционером.

Хайруллин все еще клял зеленого змия.

Кажется, на сей раз он ошибался. Тут дело не в водке!…

Глеб Максимович, с которым я встретился в середине дня, был такого же мнения:

— Да, похоже на попытку уйти от более серьезной ответственности. Знаете что, садитесь на мою машину и дуйте прямо туда. Я позвоню, вас допустят. А мы здесь пока прощупаем его по бумагам — раз уж попал в поле зрения. Если потребуется, прискачу тоже…

Он подробно проинструктировал, как мне вести себя с Изосимовым. Потом сказал:

— Кстати, у Бондаря и в самом деле брат в Зеленодольске. Начальник горторга. Ночью Бондарь звонил из междугородной к нему на квартиру, просил кое-что при готовить из продуктов. Не прямо, намеками, но все понятно.

— Значит, он из-за продуктов так рвался?

— А что, причина какая еще основательная… И вообще, леший его побери!— Глеб Максимович ожесточенно чесал бритую макушку.— Если честно сказать, дал я с Бондарем хорошего маху. Сказал себе: все, он! Людей поднял по тревоге, разослал по чертовым куличкам. А вышло — пустой номер… Ну, чего там улыбаться, чего улыбаться!