А вот и памятник сыну Н. П. Матвеева Глебу (Глебушке), умершему 15-летним 28 октября 1924 г. Об этом можно прочитать на каменном кресте, установленном на могиле. Хотя кладбища и не располагают к веселью, я невольно улыбнулся, вспомнив, как в статье одного известного исследователя прочитал, что это памятник «бабушки» Н. П. Матвеева!
Однотипные памятники-кубики: Аратенко (1887–1906), Окунов (умер в 1917), Соня Крайно (умерла в 1927), Иван Скоржинский (умер в 1929), Романов (умер в 1918), Влас Катарин (умер в 1930), Родион Каринов (умер в 1918), Григорий Скапчук (1905–1910), Валентина Якубовская (1892–1921), Жозеф Вертинский (умер в 1921), Владимир Дмитриев (умер в 1924). Всюду крайне лаконические надписи, нет даже даты рождения. А вот еще один «кубик», едва ли не самое примечательное надгробие на этом кладбище, на котором по-английски начертано: «U[known]. Of Russia» — Неизвестный из России!
В прошлый приезд сюда с профессором Икута мы не нашли могилы профессора Ореста Викторович Плетнера (1892–1970), а оказалось, что она находится в самом центре Иностранного кладбища. Рядом — его жена Kiku Pletner (1904–1978). На земле лежит полусгнивший православный крест, вероятно, принесенный от какой-то могилы. На могиле же Плетнера имеется каменный фундамент от исчезнувшего памятника.
Обнаружил и могилу другого сенсея моей коллеги, Нади (Nadya) Мусфельд (1897–1987). Она была родом из аристократической семьи Иркутска, а в Японии вышла замуж за немецкого предпринимателя Мусфельда. Много лет Надя преподавала русский язык в Осакском институте иностранных языков, написала много статей и рассказов, опубликованных на английском языке. На ее надгробной плите выбита и соответствующая надпись: «Нег sins were scarlet but her books were read (Hillarie Belloc)». Явно подразумевается игра слов, но остается загадкой, какие же грехи (sins) водились за покойной.
Слева от Плетнера лежит прах Н. В. Осипова. На могиле краткая надпись: «47 лет от роду». В памяти ожили неоднократные встречи с известным американским архитектором Владимиром Николаевичем Осиповым (Vladimir Ossipoff), который жил в Гонолулу. Он мне рассказал, что его отец, полковник и военный агент, по каким-то причинам покончил жизнь самоубийством.
Помимо русских могил на Иностранном кладбище много захоронений православных греков, есть и мусульманские, и еврейские могилы. Среди похороненных здесь людей есть прибывшие из Европы, России, Сирии и США. Немного сетовал на то, что могилы моих соотечественников разбросаны по всему кладбищу, и я не успевал составить список всех. Я уже примелькался на этом погосте. Рабочие время от времени подходили и вежливо спрашивали: не нуждаюсь ли я в помощи поиска «своих родственников». Я хорошо знал, что мои исследования могут не получить одобрения от администрации кладбища, которое считается частью национального парка. Тем не менее на свой страх и риск продолжал без устали ходить по кладбищу и заносить надгробные надписи в свою записную книжку.
Все-таки я решился попросить интервью у главной администрации, но, как и ожидал, никаких сведений не получил, натолкнувшись на вежливое равнодушие.
— Увы, ничего не можем конкретного сказать о могилах ваших соотечественников…
Удалось выпытать, что кладбищенский хранитель может располагать некоторой информацией. Ничего не оставалось, как раскрыть свое инкогнито. Правда, решил представиться не просто исследователем из России, а представителем некой Ассоциации родственников россиян, похороненных в Японии. Моя «легенда» нисколько не удивила хранителя, в сторожке которого я каждый раз расписывался в толстой амбарной книге по учету посетителей кладбища.
— То-то я смотрю, вы так долго ходите по могилам! Говорите, не удалось узнать у администрации даже историю этого кладбища? Да откуда они могут знать, если часто меняются. Я же проработал здесь более четверти века! Первое кладбище, на котором хоронили иностранцев, находилось в Онохама (Onohama), около устья реки Икута, и возникло еще в 1867 г. Оно использовалось властями иностранной концессии почти 30 лет и было закрыто в 1899 г. Сейчас на этом месте находится коммерческий центр Кобе. Другое кладбище существовало в Сухогара (Shuhogara) вплоть до окончания Второй мировой войны. Видели памятники со следами взрывов? Да, им довелось пережить страшные бомбардировки. Уже потом могилы бережно перенесли сюда.
Мы долго разговаривали. Я в деталях рассказал, что составил тщательные списки русских захоронений в Хакодате и Нагасаки, предполагая, что в России могут найтись родственники тех, кто умер и похоронен в Японии. Мой собеседник часто кивал, соглашаясь, что это нужная работа.
— Увы, как вы знаете, по существующему в Японии положению, мы не имеем права давать список захороненных на кладбище, тем самым сохраняя право на частную жизнь. Но ваш случай особый. Я все же возьму на себя смелость и покажу один материал, который может показаться вам интересным.
Хранитель вышел из комнаты, а спустя минуту вернулся, держа в руках огромный альбом.
— Это основной архивный список захоронений нашего кладбища, составленный по национальностям.
Я ахнул, раскрыв бесценную книгу. Каждая графа с фамилией погребенного сообщала не только года рождения и смерти, но даже кто организовывал и оплачивал похороны. Только как успеть переписать все эти сведения?
Увидев мои дрожащие руки, собеседник еще раз улыбнулся и сказал:
— Ладно, пойду на некоторые нарушения должностной инструкции и разрешу вам сфотографировать эту книгу.
Трудно передать чувство благодарности, которое я испытал к этому кладбищенскому служащему, понявшему важность моей работы и разрешившему вернуть в Россию имена давно захороненных соотечественников. Я не являюсь религиозным человеком, скорее отношусь к агностикам, но предполагаю, что умерший человек продолжает жить, пока о нем помнят. Возможно, кто-то считал его отрицательной личностью, авантюристом или фашистом. Современники зачастую с легкостью навешивают на человека тот или иной ярлык, но следующими поколениями он может оцениваться совсем по-другому. Именно поэтому о нем нужно сохранить Слово.
Разумеется, составление списков лиц, похороненных на разных погостах, тем более их биографий, непростой процесс, а часто и запутанный. В полевых исследованиях за рубежом всегда обращаю внимание на русские кладбища и вывел для себя следующий закон: знание биографий людей, закончивших там свой жизненный путь, прямо пропорционально соответствует нашим представлениям об объективных исторических процессах, протекавших в той или иной общине, будь то в Токио, Кобе или Сан-Франциско. К примеру, в современных публикациях о русских в японском Кобе встречаются сведения только о трех-пяти процентах людей, похороненных на здешнем русском погосте. Значит, остальные историкам либо неизвестны вовсе, либо не найдено достаточно фактов об их жизни в Японии. Это отнюдь не означает, что следует писать обо всех поголовно, но учитывать каждую судьбу, безусловно, нужно. Только в этом случае можно сказать, что исследователь что-то знает. Так что найти нужно Слово, а это во много раз сложнее, чем найти иголку в стогу сена!
Туристический центр Кобе размещается в районе Китано, где издавна жили иностранцы, то есть мои соотечественники. До наших дней сохранился дом Парашутиных: он включен в музейную экспозицию «Кобе Идзин-кан» (Дома иностранцев в Кобе), посвященную истории возникновения и развития иностранного сеттльмента. После смерти хозяев здание было приобретено одной из местных японских компаний, и сейчас там открыто кафе для туристов и зал для проведения брачных церемоний.
Бывший солдат каппелевской армии Ф. М. Парашутин после Гражданской войны оказался в Харбине, а оттуда в 1926 г. перебрался со второй женой Александрой Николаевной в Японию, работал «отрезчиком», потом завел в Хиросиме собственный магазин европейской одежды. Атомный взрыв в одночасье сделал их бедняками. Федор и Александра за минуту потеряли все свое имущество, но выжили. В то время выходцы из России поддерживали друг с другом довольно тесные связи, и Параигутины отправились к своему знакомому в Кобе, где местные жители помогли им, чем могли. Послевоенная деловая активность позволила Парашутину быстро подняться на ноги: мелкооптовая торговля, связи с американцами. Работали не покладая рук и из нужды выкарабкались быстро, но последствия атомного взрыва все-таки сказались на здоровье. У Федора со времени развился рак гортани. После операции он мог говорить только при помощи специального аппарата. До конца жизни его опекал Комитет жертв Хиросимы.