1020 январь
Грузия
«Улыбнулся улыбкой мертвецкой…»
Улыбнулся улыбкой мертвецкой
На пьяную шутку убийцы.
О, Боже, Боже, как сладок запах крови.
И я душой прокаженной этот запах ловлю.
И сумерки бани турецкой
Сквозь сумерки звезд мне видятся,
И ты мою кровь приготовил
Для черного слова — люблю.
Мутный фонарь, икая,
Выплевывал бельма из глаз.
К убийце душой приникая
Крестился в последний раз.
И видел — вздымались, как трубы,
Красных рук широкие губы.
1919 май
дорога в Крым
«Канатной плясуньей плясала…»
Канатной плясуньей плясала
Судьба на тонком льду
И казала мне черные зубы
Полоумной и дикой любви.
И душа моя вся трепетала,
Точно бабочка в пышном саду.
И гремели военные трубы
В раззолоченных сгустках, в крови.
Так любовь моя нисходила
В удручающих язвах ко мне,
И кивала мне черепом голым,
Будто сам одуванчик легка
1920 октябрь
ст. Лиски
«Не надо солнца, не надо свободы…»
Не надо солнца, не надо свободы,
Движенье мира останови.
Верни мне, верни мне черные годы
Моей позорной, жалкой любви.
Тяжелый лес, как черное платье,
Слепит мне кожу своею мглой,
Всем простить и все раздать —
Я не мечтал о жизни другой.
Я знаю, Боже, что значит время
И шум морей Твоих в крови.
Верни мне, верни мне ужасное бремя
Моей полоумной любви.
3 мая 1919
Киев
«Как сладко слушать и больно…»
Как сладко слушать и больно
Тугие шаги убийц.
В крови их теплые руки,
И губы у губ моих.
Как сладок животный их запах,
Вкус крови и соли и сна.
Чего еще, Господи, надо
Душе закаленной моей?
Не розою ль темная язва
В мозгу моем диком горит,
И смрад моих чувств и желаний
Не кажется ль легче вина?
О темной, шершавой веревке
Убийц крутодушных прошу.
По смерти позорной и смрадной
В позоре и смраде томлюсь.
1913 октябрь
«Так вот она — смертельная любовь…»
Так вот она — смертельная любовь,
Благословенное проклятье.
Тускнеет разум, холодеет кровь,
И кожа падает, как платье.
И кости — вот уже — обнажены,
Омыты гнойной поволокой.
И чувства все на злобе сожжены
Любви слепой и однобокой.
Так вот он гвоздь, сверлящий плоть мою,
Сулящий мне бессмертье и неволю.
Весь жар души я звуку отдаю,
Да синему безоблачному полю.
Ночь на 1-е янв. 1919
«Пока — живое — сердце будет биться…»
Пока — живое — сердце будет биться
В моей, еще живой, груди —
Чужая Персия мне вечно будет сниться,
Как будто в пей я детство проводил.
Громадных глаз нерукотворный бархат
И тихий плеск струящейся воды,
И ветерок коричневого марта
И синие, высокие сады.
О, как знаком мне говор незнакомый
И долгий скрип плетущейся арбы,
И золото червонное соломы
И золото червонное судьбы.
И воздух тот и волны и тревога
И черный гребень сакли нежилой.
Все сожжено. Со своего порога
Гляжу на дым, играющий с золой.
Угаснул день. Вдруг розами пахнуло.
И, оживив увядший позвонок,
Чужое имя сонного Бахлула
Вдруг пронеслось от головы до ног.
1919 Зима
М.
«Ртом жадным и мерзлым…»
Ртом жадным и мерзлым
Унижений горячую влагу пью.
Губы раскрыв, как последние козыри,
Душу мученичеству отдаю.
Красная влага серы и крови
Падает в коченеющий чан рта.
Во имя какой, какой любови
Было искромсано тело Христа?
Не я ль это тело кромсал, как коршун.
Удавленник Иуда в моих зрачках.
Синевою губ перекошенных
Целую смерть в золотых очках.
1920 Октябрь
ст. Тихорецкая
«Любовь, любовь, так вот она какая —…»
Любовь, любовь, так вот она какая —
Безжалостная, темная, слепая.
Я на нее гляжу, как на топор,
Который смотрит на меня в упор.
И вижу кровь и слышу запах душный
Безумью лишь, да ужасу послушный.
1920 январь
Грузия
«Волосиков костяной блеск…»
Волосиков костяной блеск,
Шум механизма.
Вот она — черная призма
Углем тканных небес.
Где же твоя душа?
В шуме воды протечной,
В этой ли мгле бесконечной,
Где атомы ада шуршат?
Червь твоего механизма
В атоме ада шуршит…
Вот она, черная призма
Углем тканной души.