– Извините, господин Туровский, но если вы думаете, что этим объяснением мы можем удовлетвориться, то смею вас огорчить. Вы публично заявили о том, что вам что‑то известно, взывали к руководству силовых ведомств, а теперь, когда перед вами представители вышеозначенных служб, вы – голову в песок, как страус. Тогда мы можем задержать вас за распространение ложной информации с целью вызвать панику среди населения города.

Проверка на вшивость. Никто меня задерживать не собирался. Абрикосов изучал мою способность держать удар.

– Надолго задерживать намереваетесь? – равнодушно спросил я.

Мне эта комедия, признаться, надоела. Я нагнулся под стол, что на время скрыло меня от глаз гостей. Судя по шороху, они забеспокоились. Я нащупал в ящике рабочего стола бутылочку пива и вместе с ней распрямился. Не предлагая никому, я смахнул крышку и наполнил чуть запыленный бокал пивом. Спокойно дождавшись, пока усядется пена, я вылил в бокал остатки пива из бутылки и убрал пустую стекляшку под стол.

– Господин Туровский, ваше положение шатко и весьма ненадежно! – предпринял последнюю попытку Абрикосов. – Завтра последний день юбилея, а предсказанный вами апокалипсис не произошел, это подрывает…

– А вы что, ждете, когда это произойдет, а только потом будете действовать? – осведомился я, вытирая пивные усы. – Вам мало событий одиннадцатого сентября? Вы – падальщики, господа, и всегда ими были. Прошу вас покинуть мой дом и без ордера на мой арест здесь не появляться.

Я демонстративно отвернулся в кресле от силовиков.

– Если вы передумаете, господин Туровский, то соединитесь со мной.

Абрикосов протянул мне карточку с номером. Я видел это в отражении.

Они не торопились уходить. Абрикосов интенсивно соображал, как выйти из этого дома, сохранив свою репутацию, но никак не мог прийти ни к какому выводу.

На моем столе зазвонил телефон. Не оборачиваясь, я снял трубку и услышал голос Вани Дубай. Судя по тяжелому сопению за моей спиной, Абрикосов отдал бы полжизни за то, чтобы узнать, кто находится на другом конце провода.

– Вечер добрый, Туровский, – поздоровался Дубай.

– И тебе того же, – отозвался я.

– Ты вычислил хозяина Мертвого? – прямо поинтересовался Ваня.

– А ты уверен, что мой номер не прослушивают? – ответил я вопросом на вопрос.

Абрикосов, стоявший уже на пороге, намереваясь уйти, насторожился и попытался задержаться в комнате, но предлога подходящего не было. И он ушел, скрипя зубами от разочарования.

– Можешь не трепыхаться, твой номер чист. Мы проверяли, – обнадежил Дубай.

– Это хорошо. А то у меня тут гости были из черноплащевых.

Черноплащевыми называли работников ФСБ за их тягу к строгим костюмам и черным плащам.

– Что хотели?

– Зашли, настроением поинтересовались и убыли. Прямо как участковый врач.

– Так какие подвижки есть? Или что?

– Пусто, как в бочке у Диогена, – сказал я. – Нам не остается ничего другого, как штурмовать дамбу. А дальше будь что будет. Может, Мертвый что расскажет, когда поймет, что их план провалился.

– А ты уверен, что все происходящее не личная инициатива Ульяна?

Вот вопрос так вопрос. Нокаут, а не вопрос, но я все же оправился и поднялся.

– Уверен. Факты говорят о другом. Кто‑то активно прикрывал Ульяна на верхнем уровне. У Качели была версия, что это работа Пятиримова. Но это не так. Значит, кто‑то еще. Я бы ставил на «серою кардинала», человека непубличною. Внешне неприметного, но ниточки власти в его руках сосредоточены.

– Хорошо Раз ты уверен, то словесным поносом страдать не буду. Когда на дамбу пойдем?

Я замялся. Признаться честно, не продумывал этот вопрос.

– Лучше сегодня идти, – не дождавшись моего ответа, предложил Дубай. – Ночью. Ночью всегда легче работать.

– Ну что ж, почему бы и нет, – неожиданно согласился я, а про себя подумал: «Какая, к черту, разница, когда помирать. Ночью или днем?»

Так у меня впервые появились мысли о смерти, не знал я тогда, что это предчувствие.

– Тогда готовь пространство. Мы скоро приедем.

Дубай повесил трубку. Я развернулся в исходное положение, положил трубку на рычаги, подхватил карточку Абрикосова, засунул ее в карман пиджака и обрадовал компаньонов:

– Готовьте резиновые сапоги. Нам предстоит вояж в дождь.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

К восьми часам вечера наш особняк на канале Беринга напоминал зоопарк. Тридцать человек боевиков с одинаковыми лицами пытались найти для себя развлечение и скрасить оставшиеся часы до выезда. Я, Кубинец и Дубай в кабинете второго этажа проводили совещание. Ваня где‑то раздобыл карту подходов к дамбе. Я выложил чертежи внутренних конструкций «Моисея», и, корпя и стеная, мы прокладывали путь. Пару раз крупно переругались так что Стеблин, дежуривший по особняку, следя, чтобы ребятки ничего не поломали и не попортили, заглянул в кабинет, проверяя, не требуется ли помощь, и остался стоять по другую сторону двери, не доверяя кочевеевцам.

В итоге мы пришли к соглашению, нарисовали маршрут движения от нашего дома до точки минирования и устало оторвались от стола.

– Теперь бы выпить, – мечтательно простонал Дубай и облизнул сухие губы.

– А у меня по такому случаю и пиво найдется, – обрадовался я.

Боевиков мы решили не поить. Им трезвость ума может жизнь спасти. А сами наполнили кружки. Моим юбилейным сортом. Вот и прошла моя новинка дегустацию. Признаться честно, пивом остались довольны, как Дубай, который одним залпом проглотил пол‑литра и потребовал добавки, так и Кубинец, что цедил хмельной напиток сквозь зубы по капле в полчаса.

Операцию мы назначили на три часа ночи. В одиннадцать часов Дубай прошел по всем комнатам особняка и объявил отбой до двух ночи. Бойцы его послушались и улеглись спать. В результате наш дом стал напоминать дешевую ночлежку, где в один номер селили по пять человек.

Я, Кубинец и Стеблин заперлись в кабинете на втором этаже и, обложившись оружием, улеглись. Я на диван. Кубинец на пол, а Стеблин разложил одно из кресел. Но сон никак не желал посетить нас. А какой тут может быть сон, если тело и разум жаждали действия. Я ворочался с боку на бок, старался не шуметь, пока не заметил, что Гонза лежит с открытыми глазами и созерцает лепнину на потолке.

– Не спится? – прошептал я.

– Даг, у нас ведь никогда еще не было дела такого уровня, – поделился впечатлением Кубинец.

– Точно. Не было, – согласился я.

– Нам бы его не провалить. Ведь страшно подумать, город спасаем.

– Брось. Все по высшему разряду пройдет, – пообещал я.

– А что ты шепчешь?

– Так Ираклий спит.

– Серьезно?

Гонза удивился. Он приподнялся на локтях и заглянул в кресло.

– Точно. Спит. Как в гробу, – констатировал увиденное Кубинец.

– Тьфу ты, – сплюнул я. – Скажешь, что тошно становится.

– А как он заснуть может, когда впереди такое? – задал резонный вопрос Гонза. – Я вот лежу и думаю. Жизнь вспоминаю. Что сделал, что не успел. А он дрыхнет. – В его голосе читалась зависть.

– Ты что, помирать собрался? – возмутился я.

– Это уж как Господь решит. А вообще‑то я готов. Давно уже готов.

– Слушай, Кубинец, ты, часом, лихорадку не подхватил или грибов переел? Мы же герои, а герои не погибают.

– Примета есть. Наша, армейская. Если человек накануне операции сумел заснуть крепко и сразу, утром его черед с костлявой в прятки играть.

– Кубинец, ты явно сегодня не в духе. Поспи, что ли, может, пройдет. Все равно скоро в путь.

Я перевернулся на другой бок, смежил глаза и провалился в сон, как в черную дыру.

Разбудил меня Ираклий. Он стоял, склонившись надо мной, и тряс за плечо.

– Что? Время? – спросил я, протирая глаза.

– Самое то.

Я поднялся, сел на диване, поежился и минуту сидел, пытаясь прийти в себя. Но черная дыра сна не желала меня отпускать. Я, как в тумане, увидел, что постсль Кубинца пустовала. Его лежбище на полу было прибрано.