Нонна говорила все тише и тише, а закончив выступление, краснея, отправилась на свое место.

— А сейчас нам Сережа Медведев расскажет, как он стал отличником, — объявила Марина Николаевна, и староста, поправив очки, решительно вышел к доске. Он грустным взглядом окинул ребят и, не встретив ни одного заинтересованного лица, скучно и медленно повторил свой прошлогодний рассказ.

Потом с композицией «Учеба — наш труд» выступило третье звено.

Вовка достал из кармана тетрадный листочек, начертил квадрат пять на пять и толкнул локтем Колю Макарова:

— Давай в «Балду».

— Давай, — прошептал Коля, задумался, какое бы слово подобрать, и, не найдя ничего подходящего, посреди квадрата написал: «учеба».

Никто не слушал выступления о том, что мешает учиться без отстающих. Но как только Нонна прочитала решение сбора, класс мигом проснулся, заерзал, зашумел. И тогда Марина Николаевна сказала:

— Разве это сбор? Вам хоть подушки приноси, все бы уснули. Только два пионера не спали: это Коля Макаров и Вова Булкин, потому что им было о чем поговорить. Пионер Макаров, правильно я говорю?

— А что? — сказал Коля.

— Разве тебе не интересно?

Коля задумался, а потом решительно взмахнул рукой:

— Неинтересно! В прошлом году об этом говорили. В этом году снова.

— А ты думаешь, легко готовить сбор? — повернулась и с обидой спросила Нонна.

— Вот ты, Макаров, когда был совет отряда, молчал, — поддержала Нонну пионервожатая, — осуждать легче, чем самому делать. Где ты был раньше? Вот взял бы и подготовил интересный сбор.

Коля развел руками и, не зная, что ответить, сел.

— И подготовим, — вдруг спокойно произнес со своего места Сережа. — Сами.

— А что, сами все сделаем, — поддакнул Коля Макаров. — Вот хотя бы о Талалихине. Возьмем и подготовим сбор.

— Вот увидите, сделаем, — смело посмотрел на Марину Николаевну Сережа, и в классе снова наступила тишина. И в этой тишине удивительно громко прозвучал вздох Вовки Булкина:

— Да, надоело-о…

— Тебе-то что надоело? Ты хоть помнишь, какие у нас сборы были? — поморщилась Марина Николаевна.

— Да-а, помню.

— Что тебе надоело?

— Ну, ну вот хотя бы речовка.

— А чем тебе речовка не нравится?

— Ну… всем, — сказал Вовка. Отступать было поздно, и сейчас он лихорадочно искал объяснение, чем ему не понравилась вполне нормальная отрядная речовка. — Вот не понравилась, и все, — продолжал твердить он. — Вот мы боремся за имя Виктора Талалихина, нашего героя-земляка, а в речовке о нем ничего не сказано. И она у нас такая же, какая у девятого класса была, и четвероклашки на школьный сбор в этом году выползли с точно такой же.

— И ты найдешь о Викторе Талалихине? — удивилась Марина Николаевна.

— Найду… Или можно сочинить… — Вовка еще не придумал, как это сделать, но остановиться уже не мог. — А у меня есть знакомый поэт-фронтовик Михаил Николаев. Он еще какую речовку сочинит. Вот увидите, вот посмотрите! Мы его на сбор пригласим, и он прочитает.

— Правильно говорит Вовка, — подхватил Сережа. — И сбор проведем, посвященный Виктору Талалихину.

— Ну что ж, Талалихину так Талалихину, — согласилась старшая пионервожатая. — И, как я поняла, ответственным за это мероприятие будет староста класса Сережа Медведев. По принципу: кто предлагает, тот и исполняет. Сережа, согласен?

— Согласен, — кивнул головой Сережа.

— Хорошо, давайте. Завтра же проведем совет отряда. Наметим план работы и будем готовиться, а за тобой, Вова, новая речовка.

Домой шли молча. Коля Макаров о чем-то сосредоточенно думал. Вдруг он всплеснул руками:

— А ведь ты не знаешь поэта Михаила Николаева!

— Знаю, — порозовел Вовка. — Он мне еще книгу подписал: «Володе Булкину желаю вырасти хорошим человеком».

— Врешь! — резанул воздух Коля.

— Нет… Правда… Точно… Книжка стихов… Маленькая такая. Могу показать.

— Врешь!

— Вот пошли ко мне, увидишь. — Но Коля усмехнулся, и Вовка, опустив голову, признался: — Книга есть. Мама просила поэта подписать для меня. Но я… Я тоже попрошу…

— Да что там, у него таких, как ты, целый двор.

— Думаешь, откажет?

— Да ты что! Не будет он с тобой связываться. У тебя хоть есть его телефон?

— У мамы, наверно, есть в книжке. А может, все-таки он поможет?

— Ну, надейся, надейся.

— Ну ладно, посмотрим. Сегодня же позвоню, — сказал Вовка и пошел домой.

Дома он достал из серванта мамину записную книжку и тут же набрал номер.

— Николаев. Слушаю, — раздался голос в телефонной трубке. У Вовки заколотилось сердце и трубка задрожала в руке. Впервые за свою жизнь он разговаривал с поэтом.

— Я… Знаете… Хочу вам… Можно?.. — залепетал он.

— Извините, я тороплюсь. Вы хотите со мной встретиться?

— Да.

— Хорошо, завтра в семнадцать часов вы можете прийти, — и поэт назвал свой адрес. — Простите, а сколько вам лет.

— Тринадцать, — промямлил Вовка.

— Интересно, — с улыбкой в голосе сказал поэт, — обязательно приходите.

Он пришел чуть раньше назначенного срока. Волнуясь, минут пять потоптался на лестнице, а потом слегка коснулся кнопки звонка.

Дверь открыла маленькая, сухонькая, аккуратная старушка в стареньком байковом халатике с кухонным полотенцем на плече.

— Мальчик, ты к Михаилу Евгеньевичу? Проходи, он скоро будет.

— Нет, я здесь подожду, — нехотя запротестовал Вовка.

— Да ты проходи. У него диета, и через десять минут ему обедать.

Вовка помялся и осторожно, как на льдину, шагнул в квартиру поэта. Маленький коридорчик, наполовину занятый старым округлым холодильником «Саратов» с пожелтевшей хлебницей наверху, показался ему темным и тесным. Вовка бросился снимать ботинки. Старушка сначала попыталась остановить его, а потом подала тапочки.

— Возьми мои, тебе будут хороши, и подожди Михаила Евгеньевича в его комнате, — сказала она и проводила Вовку.

Он огляделся. Здесь, как в библиотеке, на стеллажах, в книжном шкафу, на подоконнике стояли, лежали десятки и сотни книг. К окну прижимался старенький коричневый столик на журавлиных ножках, на котором умещалась пишущая машинка и стопка бумажных листочков. Центр комнаты занимал круглый стол под белой нарядной скатертью. Таких громоздких, давно вышедших из моды столов ни у кого из Вовкиных знакомых не было. У стенки, между двумя этажерками, совсем не к месту в этой книжной комнате, возвышалась под голубым покрывалом большая железная кровать.

Вовка нерешительно постоял у дверей, подошел к столику и увидал листок с напечатанным стихотворным текстом. Он скользнул взглядом по нему и как будто затормозил на строчках:

Он снова перечитал отрывок и подумал: «Ведь поэт тоже был мальчишкой и тоже читал книги Гайдара».

В коридоре дрогнул звонок, и Вовка осторожно отошел от столика с машинкой. Потом он услышал громкий голос:

— Мама, мальчик пришел?

— Пришел, ждет. Иди, поешь.

— Да я, мама, по дороге пирожных купил. Готовь чай.

— Какие пирожные, Миша, у тебя ж диета, — услышал Вовка возмущение старушки.

— Мама, не заводись, — весело ответил поэт, — приготовь чай, а я пойду с мальчиком поговорю.

Вовка, представляя поэта, вспоминал висевшие в школе портреты писателей. Его очень удивило, что у поэта не было бороды. И вообще он был какой-то обычный. Полный, невысокого роста.

— Ну, здравствуй. Так где твои стихи? Ну-ка, покажи, что создал? — пожал он руку Вовке.

— Нет… Я ничего… Ничего не создавал. Я хотел, чтобы вы нам речовку написали и пришли к нам на сбор. Ну понимаете… — и Вовка рассказал поэту о предстоящем пионерском сборе.