Но она вложила клинок в ножны, грубыми пальцами погладила его щеки, и слезы из ее глаз упали в его глаза, вызвав жгучую боль, точно были горячее или солонее его собственных. Затем она поднялась и ушла сквозь листья, что колыхались в сумраке, как редкий темный дождь.

Следующим утром после завтрака Пико отодвинул стул и поднялся.

-Кто мог бы подумать, - сказал он, - что в своих странствиях встретишь подобное гостеприимство, где меньше всего ожидаешь. Балко, твое сердце едва вмещается в грудную клетку. Минувшие несколько дней были островком безмятежности в бурном море моих странствий. Я приобщился к твоему кулинарному искусству и пил великолепный бренди. Адеви, ты спасла меня из лагеря разбойников и довела сюда, обучала премудростям своего ремесла, хотя я был далеко не лучшим учеником. Мне нечего предложить вам в ответ на ваши дары, кроме моих историй и маленького совета. Думается, что если зачем-то я оказался на вашем пути, то лишь затем, чтобы свести вас вместе. Прежде не встречал я людей, что так подходили бы друг другу, и я чувствую, что, оставшись вместе, вы найдете мир и гармонию здесь у реки - страж моста и воровка. Мне же предстоит отправиться дальше, теперь я как никогда хочу отыскать утренний город своих надежд. Я знаю, Балко, что вряд ли смогу победить тебя, но выбора у меня нет. Путь к моей любви лежит на восток.

Минотавр помрачнел, однако поднялся и взглянул Пико в глаза.

-Неужели мне не удастся убедить тебя оставить твой замысел, не цепляться за историю, которая в лучшем случае миф, в худшем же - заблуждение, что ведет тебя к гибели. Ведь мы с тобой, поэт, стали друзьями. Чем плохо остаться тут, где, как ты сам признал, спорится твоя работа и приходит успокоение? Быть может, передумаешь?

Пико развел руками:

-Либо я найду свои крылья, либо умру.

Вздохнув, Балко кивнул. Он зашел в башню и вернулся с пыльной бутылью в одной руке и длинным узким ящиком розового дерева в другой. Поставив бутыль на стол, он выдернул пробку, и цветок шампанского вырос из-под его пальцев.

-Мой обычай предложить тост за соперника перед боем, - сказал он, разливая пенистое, как речная вода, вино в три бокала. Они чокнулись.

-Пусть победит лучший, - сказал Балко, и они выпили до дна Затем он расстегнул замки и откинул крышку, открыв набор сияющих зеркальным блеском рапир на фиолетовом бархате.

Только Пико склонился, чтобы выбрать оружие, как Адеви резко встала, опрокинув стул, и направилась к мосту.

-Стой, - вскричал минотавр, прыгнув на край моста, но она выхватила свою саблю и обрушилась на него, едва оставив время выдернуть из ножен оружие и парировать удар.

-Адеви, нет, - закричал Пико, - это мое дело!

Продолжая теснить минотавра к середине моста, она прокричала в ответ:

-Пико, я верю тебе, верю в утренний город, верю в твои крылья, верю...

С замиранием сердца смотрел Пико, как двое балансируют на узкой каменной стрелке над бурлящей водой. Сошлись искусные бойцы: ноги быстрые, как стрекозы, клинки как стальные жала. Уже оба были задеты, и мост, без того покатый, стал совсем скользким от крови. Могучий Балко нередко заставлял Адеви отступать, рубя наотмашь уже зазубренным клинком, но ловкость воровки позволяла ей подныривать и уворачиваться от не столь быстрых выпадов минотавра, а раз ей удалось даже проскользнуть у него между ног. Чем дальше, тем четче проступал ритм схватки - казалось, дуэлянты вальсируют на мосту под лучами солнца, будто исполняя некий общий замысел, и Пико, у которого внутри все сжималось при виде открытых ран, не мог не отдавать должное их артистизму. Более привычный биться на узком пятачке минотавр понемногу измотал Адеви, и все страшнее становилось смотреть, как от раза к разу слабеют ее удары. Наконец Балко приступил к решающей атаке. Но за миг до смертельного удара глаза зверя поймали изумрудный взгляд, и рука предательски дрогнула. Тут же из последних сил Адеви бросилась на его клинок, пронзив себя насквозь, и вогнала нож в бычью шею. Вместе упали они с моста, и река приняла их, не прервав своего бега. Пико лишился чувств.

Речная прохлада освежила его, он сел и тупо уставился на отливающий металлом изгиб потока с единственным желанием кинуться в камыши, в воду, унесшую его друзей. Вокруг башни Балко было так пусто, что ему казалось, будто и его самого больше нет. Как будто пространство, прежде занятое Балко и Адеви, заключало гораздо больше воздуха, чем могло бы вместить, и их отсутствие создало в мире вакуум Было бы легко, подумал он, разжать руки, что цеплялись за траву, и скользнуть по берегу вниз. Но он слышал прощальный крик Адеви «Я верю...» и знал, что ее смерть накрепко привязала его к дальнейшей судьбе.

Пико вымыл посуду. Принес воды из реки, тщательно отчистил все ножи, вилки и чашки, все тарелки, оставшиеся от завтрака, сковороду и кофейник, прополоскал, насухо вытер и убрал в буфет, где Балко держал столовую утварь. Потом подмел в башне и застелил постель, с грустью прикоснувшись к влажным следам любви, к медленно высыхающим останкам союза минотавра и воровки. Напоследок он сложил в рюкзак припасы: соль, муку, кофе и запечатанную бутылку масла из кладовой Балко, несколько картофелин и морковок с огорода, а из вещей Адеви табак, бумагу для самокруток, ее лук и колчан. Сборы затянулись почти до самого вечера, но ночевать тут под неумолчный шелест воспоминаний было невозможно, так что он закинул на плечи рюкзак, не оглядываясь перешел мост и углубился в лес.

В чаще деревья достигали громадных размеров. Двигаясь несколько дней на восток, он отметил, что стволы, и прежде могучие, теперь вздымались, как утесы, а кроны терялись далеко в вышине. Окружающее производило двойной эффект. Во-первых, он смог наконец избавиться от клаустрофобии, от ощущения смыкающихся рук, мучавшего его до сих пор. Сумрак внизу остался, но теперь висел под ветвями, будто другое небо, таким беспредельным он представлялся. Кроме того, подлесок стал реже и шагать было легче, словно он шел через громадный храм с потрескавшимися колоннами, обвалившимися портиками, фронтонами с мозаикой из мха, аркадами, что росли на ковре из листьев, сотканном руками тысячелетий.

Неделю он не давал воли слезам и потом проплакал три дня напролет, точно слезы, медленно прибывая внутри, затопили ему глаза и хлынули наконец наружу. Три дня просидел он, рыдая, у потухшего костра, медленно втирая остывший пепел в кожу, в волосы. На третью ночь во сне он повстречал Адеви и Балко. Держась за руки, они шли вместе по берегу реки. Он сказал:

-А я думал, вы умерли.

Адеви улыбнулась в ответ:

-Нет, мы здесь.

Проснувшись наутро, он пошел к ближайшему ручью и смыл с себя пепел.

Минуло какое-то время, прежде чем он перестал говорить с Валко и Адеви, особенно с Адеви. Голоса их сами собой звучали в ушах, и что бы он ни делал - шел, ел, собирал валежник или охотился, - он постоянно ловил себя на том, что продолжает беседовать с нею.

-Что такое храбрость? - спрашивал он, и Адеви отвечала:

-Храбрость - это проглотить чужую жизнь без остатка.

Вечерами он отрывался от книги, чтобы поделиться понравившимся фрагментом, но их не было рядом; или же, сочиняя стихи, он готов был зачитать вслух удачную строчку... но их не было, не было рядом.

Теперь он пустил в ход навыки, полученные от Адеви, выслеживая в колоннадах света и тени зайцев и голубей, - пусть он был не столь ловок, как она, но не было случая, чтобы он остался без мяса. Смаковать же кровь, подобно ей, он не мог. Каждый раз он чувствовал острую жалость к прерванному заячьему скоку или голубиным кувыркам в небе.

Минуло двадцать два дня, как он перешел мост, деревья поднимались все выше, шагать было все легче. Часто в мыслях он говорил с друзьями и не переставал мечтать о встрече с каким-нибудь другим путником.

Глава 4

ИСТОРИЯ ГОСПОДИНА КРОЛИКА

Наступила ночь. Гроза приближалась к нему, сотрясая землю гигантскими шагами и сшибая с деревьев ветки. Под вспышки фиолетового света он старался высмотреть дупло или пещеру, где мог бы переждать несколько часов, но ничего подходящего не попадалось. От первой волны дождя он вымок до нитки и уже готов был притулиться под большим деревом и молиться, чтобы какая-нибудь свалившаяся на голову ветка не отправила его в вечность, когда в очередном всполохе зарниц разглядел прямо в низеньком холме напротив нечто вроде маленькой двери. Темнота вновь с грохотом сомкнулась вокруг, но он ощупью добрался до двери и отчаянно заколотил в нее кулаками.