— Зачем? — спросил Хепвуд, оглядывая площадку цепким взглядом.

— Там можно набрать лесных орехов. Я обязательно еще раз схожу. Только не говорите моей маме, а то она меня не пустит.

Хепвуд прошелся несколько раз по площадке, взглянул вниз и быстро отошел от края.

— Хорошее место, — сказал он. — Красивое. Сюда люди ходят?

Андрейка не понял.

— Какие люди?

— Жители города.

— Н-нет, — неуверенно ответил Андрейка, но сразу же добавил более категорически: — Нет, что им тут делать? Иногда ребята бывают...

— Да-а, — неопределенно протянул Хепвуд, продолжая осматривать площадку. Видимо, она ему очень понравилась, так как на его лице появилась улыбка и он даже присвистнул.

— Вам здесь нравится? — спросил Андрейка.

— Нравится.

— И мне. Я обязательно приду сюда еще раз и пойду в лес... Наберу полный мешок лесных орехов и принесу домой... Часть отдам маме, а часть — дяде Пете.

— Тому моряку, что был у вас в гостях?

— Да. Он — знаменитый рулевой! — Андрейка не мог отказать себе в удовольствии еще раз щегольнуть этим словом.

Едва уловимая тень недовольства промелькнула на лине Хепвуда, словно он вспомнил что-то неприятное. Но мальчик этого не заметил.

— Ну что ж, пойдем? — спросил Хепвуд.

— Да, а то мама беспокоиться будет.

Андрейка позвал «Шалуна», который лежал в тени ближайшего камня, и стал той же узкой, извилистой тропинкой спускаться вниз. Хепвуд молча последовал за ним.

Прошло несколько дней. Хепвуд на Набережной улице не показывался, хотя Андрейка нетерпеливо высматривал его все время, так как собирался пригласить матроса в лес за орехами. Сегодня мальчик решил осуществить давно задуманный «дальний поход». Все благоприятствовало этому: отец находился в плавании; мать с утра ушла проведать больную родственницу и сказала, что вернется только к обеду. Она разрешила Андрейке погулять («Не забудь только запереть двери и калитку...»). Можно было безбоязненно отлучиться на два-три часа. Мешок для орехов был припасен заранее. Жаль только, что не пришел этот иностранный моряк. Но ничего, одному, пожалуй, даже лучше: Джим ходит медленно, а Андрейка с «Шалуном» быстро доберутся до места.

Вскоре Андрейка уже был в горах на площадке, возле лесного массива. Из леса тянуло сыростью, деревья стояли угрюмо, неподвижно, не поддаваясь набегавшему с моря ветерку. Андрейка на минутку задержался на месте. Ему было немного страшно. Он даже пожалел, что не позвал никого из знакомых ребят. Здесь, на площадке, — тепло, просторно, солнечно, а там, в лесу, — темно, сыро, глухомань... Не ходить? Отказаться от задуманного? Ведь никто не знает и никто не осудит...

Нет, он — пионер, сын военного моряка. Неужели же он струсит?

— Ну как, «Шалун», идем? — громко спросил Андрейка, чтобы звуком собственного голоса придать себе побольше храбрости.

«Шалун» понимающе вильнул хвостом, как бы объясняя, что ему все нипочем и он готов всюду следовать за своим хозяином. Андрейка проверил все свое вооружение — складной ножик, маленькую лопатку, толстую палку с резными узорами, мешок — и решительно шагнул в темноту леса.

Если бы Андрейка пришел сюда на час позже, он бы очень обрадовался: на площадке появился Джим Хепвуд. Наверное, моряк не отказался бы составить кампанию и пойти в лес за орехами... Но Андрейка уже давно находился в лесу, а у Хепвуда были свои заботы, свои дела, весьма далекие от интересов мальчика.

Выйдя на площадку, Хепвуд остановился и пристально, изучающим взглядом осмотрел уже знакомую ему местность. В этом взгляде сквозило что-то злое, хищническое. Плотно сжатые губы, нахмуренные брови над бегающими глазами, осторожные, почти бесшумные шаги — все свидетельствовало о том, что моряк взволнован или напуган. Но чем? На площадке было все так же пустынно, тихо, все так же недвижно лежали на местах огромные камни-валуны, позади глухо шумел лес. Вдалеке, над морем, в голубом, поднебесье, кружила птица... Полуденное солнце нестерпимо пекло. В этот час везде словно замирала жизнь.

Убедившись, что на площадке никого нет, Хепвуд облегченно вздохнул и... мгновенно преобразился. Из медлительного, слабого, выздоравливающего он превратился в сильного, энергичного человека, привыкшего к быстрым и решительным действиям. Очевидно, он очень спешил, потому что с этого мгновения не потерял зря ни одной минуты.

Хепвуд вынул из кармана пиджака небольшой, желтого цвета листок бумаги с обозначенными на ней линиями и стрелками, внимательно всмотрелся в этот небольшой чертежик, затем быстрым шагом прошел на середину площадки и скрылся за наиболее высоким и широким — вторым камнем. Здесь он отсчитал два шага по направлению к обрыву, присел на корточки, просунул руку в маленькое углубление под камнем. Пальцы его наткнулись на мелкие, острые камни, плотно утрамбованные в землю. Тогда Хепвуд начал поспешно отдирать их, не обращая внимания на боль и порезы. Но почва плохо поддавалась его усилиям. Хепвуд для удобства опустился на колени, вынул из кармана большой складной нож и толстый, заостренный на конце деревянный колышек. Действуя попеременно то тем, то другим, он, поминутно оглядываясь и тяжело дыша, стал выворачивать камни, выгребать землю. При этом он каждый раз запускал в образовавшееся углубление руку и что-то прощупывал.

Так продолжалось минут десять. Хепвуд трудился, хриплым шепотом произносил по-английски какие-то ругательства и продолжал лихорадочно раскапывать землю. — Проклятый старик! — дважды произнес он с ожесточением.

Вдруг Хепвуд радостно вскрикнул: его пальцы наткнулись на холодный круглый предмет. Тогда Хепвуд лег животом на землю и, кровяня пальцы, ломая ногти, стал обеими руками выкапывать находку. Длинные ноги моряка торчали из-за камня и носками грубых башмаков царапали землю. Наконец ему удалось обхватить круглый предмет, и он с усилием потянул его из земли. В его руках оказался небольшой круглый футляр, в какой обычно прячут чертежи. Да, в футляре и должны быть чертежи русского профессора Савельева. Он, Хепвуд, нашел, наконец, то, что искал, ради чего «Малыш» из Си-Ай-Эй стал Джимом Хепвудом, матросом торгового парохода «Виргиния», ради чего он совершил поездку в эту далекую и ненавистную страну, подставлял свою голову под кастет, валялся на больничной койке и так искусно играл свою трудную и опасную роль пролетария — друга Советского Союза. Вице-адмирал Артур Годвин и его помощник Смайльс могут считать, что дело — в шляпе. «Малыш» еще никогда не подводил своих шефов. Скорее спрятать бумаги и бежать к тому, кто ждет их... Скорее!..

...А в это время из лесу вышел Андрейка с полным мешком лесных орехов. Впереди бежал «Шалун», весьма довольный тем, что он опять видит солнце и может вволю носиться по просторной площадке, не натыкаясь на деревья и густой, колючий кустарник. Заметив торчащие из-за камня ноги, «Шалун» ощетинился и громко залаял. Андрейка вздрогнул и уронил мешок на землю.

Хепвуд мгновенно вскочил. Глаза его испуганно метались во все стороны, руки дрожали, лицо было измазано грязью и пылью. Вид его был настолько необычен, что Андрейка замер на месте, а «Шалун», не узнав знакомого, продолжал рычать и лаять.

— А, это ты! — хрипло произнес Хепвуд, увидев мальчика. — Откуда ты взялся?

— Из лесу, — ответил Андрейка, с удивлением оглядывая матроса. — «Шалун», молчать!.. Дядя Джим, что вы здесь делаете?

Хепвуд быстро засунул футляр во внутренний карман пиджака, отчего одна пола пиджака сразу вздулась. Затем Хепвуд отряхнул брюки, вытер платком руки и попытался улыбнуться.

— Я прогулялся сюда, — сказал он медленно, подбирая слова. — Здесь мне нравится.

— А зачем вы копали землю?

— Ах, это? — Хепвуд оглянулся на выкопанную яму. — Видишь ли, я заметил здесь красивую... как это по-русски... лизерд[11]... ящерицу, голубую ящерицу и хотел поймать ее и подарить тебе. А она убежала под камень...

Хепвуд говорил отрывисто, коверкая слова сильнее, чем раньше. Улыбка не получилась, и лицо его исказила гримаса.