— Блядь, ну и сволочь же ты, Сань. Прямо железобетонная сволочь, — с горечью.

— Вик, я не хотел, чтобы так получилось… Ты отличный парень, но…

— Сань, я это уже когда-то слышал от своей бывшей девушки. Либо придумай что-нибудь оригинальное, либо можешь себя не утруждать пространными рассуждениями на тему, что я обязательно еще встречу более подходящего человека.

— Не буду, — сажусь рядом. Какое-то время молча пьем пиво. Каждый сосредоточено думает о чем-то своем. Опять машинально тру челюсть. Приложился прилично.

— Сильно? — перевожу на него взгляд. — Болит.

— Нормально. За дело, — делаю глоток и чуть морщусь. Он не собирается извиняться, и я его понимаю.

— И давно ты знаешь, что… действительно любишь?

Вздыхаю.

— Уже десять лет, Вик.

Я не вдруг это понял. Такое ощущение, что это всегда было во мне. И твое появление в моей жизни, просто привело в действие часовой механизм. Сколько еще мне осталось протикать до самоуничтожения? И оно, в отличие от чувств Вика сейчас, будет больше похоже на взрыв водородной бомбы, чем на выстрел петарды.

Глава 22

Мы с Виком напиваемся вдрабодан. Но каждый по своей причине. Поскольку шести бутылок пива нам показалось мало, то пришлось бегать за нормальной отечественной жидкостью для снятия стресса — водкой. Пицца умирает еще где-то между последним глотком пива и первой рюмкой. Вместе с остатками отбивных, переданных мамой. Сначала выслушиваю, какая я бесчувственная скотина и что он уже почти влюбиться в меня успел за то время, пока я ему мозги трахал, кроме всего прочего. Я соглашаюсь с его потоком хмельных обвинений, и мы продолжаем напиваться дальше.

Не замечаю, как начинаю ему рассказывать о тебе. Возможно, не самая удачная идея, но мы уже в таком состоянии, что не вполне задумываешься над тем, что несет твой язык. Он внимательно слушает, но ничего не говорит. Да и что тут скажешь? А мне просто нужно выговориться кому-то, кто не знает меня так хорошо, как Сеня. Даже Ириша до сих пор без понятия об этом затянувшемся эпизоде длиною в жизнь.

Когда моя исповедь закончена, на его лице застывает понимание, лишенное сочувствия. Это как раз то, что мне было нужно. Полночи курим на балконе, как ненормальные, и Вик, наконец, предлагает остаться друзьями. Если его это устраивает, меня тем более. Вырубаемся под утро на моем диване и прямо в одежде, а утром Вик по привычке варит нам кофе. Вижу, что ему трудно и что он тщательно избегает опасной близости. Прости, Вик. Я действительно не хотел, чтобы все так получилось. Но я чувствую себя ничем не лучше, чем он. Я практически в такой же ситуации, что и он сейчас. Единственная разница, для него все известно окончательно, для меня все заполнено неопределенностью и неизвестностью. И я не знаю, кому из нас труднее.

Когда он уходит, убираю после нашей попойки гору окурков и пустых бутылок. Челюсть все еще слегка саднит. Еще один день, прожитый бесцельно, проплывает мимо. Все они, те, что не наполнены твоим присутствием — прожиты бесцельно. По инерции. Работа. Дом. Телефонный звонок матери. Односложные реплики. Через неделю забираю результаты своих анализов. Отрицательный. Мама довольна. Мне все равно. Чего-то жду. Тебя? Уже август. К одной неделе добавляется вторая. А за ней и третья. Несколько раз Арсению удается вытащить меня на пляж. С Соней и… Иришей. Рассеянно замечаю, что что-то между ними происходит, но ни один не рассказывает, что именно. А у меня нет настроения и желания расспрашивать. Если не рассказывают, значит, все хорошо. Хоть у кого-то.

Чуть больше, чем через месяц у меня день рождения и я понимаю, что праздника в кругу семьи на этот раз не будет. Чуть мутный неприятный осадок, граничащий с нездоровой усталостью. У родителей больше так и не был. Ванька все так же игнорирует факт моего существования. Несколько раз порывался ему позвонить, но что-то останавливает.

Очередная пятница. Возвращаюсь с работы. Погода испортилась — слегка похолодало и периодически идет дождь. Влажное небо просачивается прохладой сквозь приоткрытую балконную дверь. Не громко включаю лаунж, созвучный моему настроению. Хочется только спать. Мои вялотекущие мысли нарушает настойчивый звонок мобильного телефона.

— Плесенью покрываешься? — Арсений. Такой позитивно-радостный, аж противно.

— Угу.

— Давай, Дубровский, отрывай свою задницу от дивана, и пойдем в клуб сходим. Посидим, поговорим, отдохнем.

— Сень, нет настроения.

— Слушай, ты какой-то неправильный гей. Я всегда думал, что вы просто тащитесь от тусовок и возможности развлечься.

— Я не только гей неправильный, я неправильный вообще. Ты разве еще за столько лет не понял? — улыбаюсь.

— Так, если через час тебя не будет в «Элизиуме», я возьму такси и сам за тобой приеду, понял?

Вздыхаю. Он может. Тоскливо смотрю на диван, манящий меня своими мягкими формами. Может, мне и правда стоит отвлечься? Или хотя бы напиться в компании друга. Что в принципе одно и то же.

— Ладно, — нехотя. Сеня довольно еще что-то говорит. Соглашаюсь, не слушая, и плетусь в душ.

Пытаюсь привести себя в порядок, хотя на самом деле жуть как хочется спать. Но если Арсений задался целью куда-нибудь меня вытащить, то уже не отцепится. Джинсы и темно-синяя рубашка на кнопках. Когда уже собираюсь обувать туфли, мой мобильный опять разрывается входящим звонком.

— Да иду я, иду, — бубню в трубку.

— Ты вышел из доверия, — ржет Арсений. — Я возле тебя сейчас буду. Через минут пять заеду и доставлю в место развлечений и порока под конвоем.

Я даже не успеваю ответить, когда в мою дверь раздается стук. Через пять минут, да? Это чтоб я не сбежал, наверное. Качаю головой и страдальчески закатываю глаза. Распахивая входную дверь, произношу в трубку:

— Ты прямо… — всего на секунду врастаю в пол, натыкаясь взглядом на тебя на моем пороге, — … спринтер, — почти беззвучно договариваю.

— Чего? — слышится из динамика, пока я не знаю, что мне сделать в первую очередь: затащить тебя внутрь и впиться в твои губы или впиться в твои губы и затащить тебя внутрь или просто грохнуться в обморок от неожиданности и внезапного приступа гипервентиляции.

— Привет, огонек. Если ты куда-то собирался, то уже вряд ли, — чуть щуришься. Ты без линз. Улыбаешься. Светишься. Горишь. Здесь. Ты. Приехал. Светлые легкие брюки. Кремовая рубашка. Верхние пуговицы расстегнуты. Рукава закатаны. Небольшая сумка. Обрывки бессвязных мыслей, проносящиеся в мозгу за миллисекунды. Протягиваю руку и, схватив тебя за рубашку, дергаю на себя, напрочь забыв, что все еще прижимаю к уху телефонную трубку. Ногой захлопываю дверь.

— Сань?! — голос из телефона, пока твой язык уже ласкает мои губы, и я даже боюсь вдохнуть, чтобы не нарушить это ощущение. От твоего запаха сносит крышу и я дурею. — Сань!

— Подожди… — часто дыша, отстраняюсь от тебя и, чуть кашлянув, пытаясь вернуть своему сиплому голосу нормальное звучание, произношу в телефон:

— Сень, у меня поменялись планы…

Ты истолковываешь просьбу подождать по-своему, и твой язык скользит по моей шее, поднимаясь к уху, а руки надавливают на спину. В паху горячо и тесно. Приступ гипервентиляции усугубляется с каждым твоим прикосновением.