.. Однажды в Торонто я наблюдал празднование юбилея крупной больницы: уличное движение было перекрыто, и всех желающих катали с песнями на гигантском, более чем 20-ти местном велосипеде. Это была огромная конструкция, где люди, сидящие в 3 ряда, крутили педали. На отдельном сидении ехал «инструктор», управляющий всей махиной. Тогда я подумал, что вот передо мной аллегория западного мироустройства: всё делается дружно, с улыбками и под музыку; перед каждым установлен персональный руль, но — не надо обольщаться, он наглухо приварен, настоящий же рулевой механизм и тормоза находятся совсем в другом месте. Зато педали у каждого настоящие, и их нужно непрестанно крутить. И вся «демократически движущаяся» машина легко обгоняется одиночкой-гонщиком! Занимайте места, господа!»

Со времен Античной Греции демократия прошла долгий путь. Появившись на свет как форма народного управления, она превратилась в инструмент управления народом. Не кажется ли вам, что в наши дни древнему изобретению требуется капитальный ремонт?

Германия. Для начала мы бы хотели внести ясность и подробно остановиться на структуре школы в Германии. Эта структура сформировалась около двух столетий назад и с тех пор практически не видоизменялась. Она значительно отличается от нашего представления о том, какой должна быть школа, и в этом кроется, пожалуй, основная трудность понимания вопроса.

В возрасте 6–7 лет все немецкие дети поступают в начальную школу и учатся там четыре года. По окончании сдается экзамен, который и определяет дальнейшую судьбу десятилетнего ребенка — в какую из школ он пойдет учиться дальше. Результаты экзамена складываются из двух составляющих — количества баллов и характеристики классного руководителя. Он, впрочем, и выносит окончательное решение. Причем, при желании получения впоследствии высшего образования, ребенку важно попасть именно в гимназию, так как только при наличии аттестата гимназии (Abitur) у него появляется реальный шанс поступить в высшее учебное заведение (см. схему). Со сдачей экзамена тоже не все так просто. Уровень подготовки в начальной школе не дотягивает до гимназических требований. У ребенка остается два варианта — заниматься дополнительно частным образом либо дома с родителями, в противном случае придется навсегда забыть о высшем образовании, а в дальнейшем об интересной, высокооплачиваемой работе. Теперь давайте представим себе семью, где папа ребенка — слесарь, а мама — домохозяйка без профессии. Что ждет его в жизни? Вот как описывает сложившуюся ситуацию один из корреспондентов немецкой газеты «Время» («Die Zeit») Стефан Леберт:

«До третьего класса баварской начальной школы все ее учащиеся имеют равные возможности. И даже в четвертом ситуация похожа. Но потом все меняется. Временами очень трудно сказать, почему жизнь складывается так или иначе. Но иногда этому есть вполне четкое объяснение. Так, например, случилось с моими школьными товарищами Юргеном и Максом, дальнейшая судьба которых окончательно определилась в тот жаркий июльский день, 15 лет назад. Оба были моими лучшими школьными друзьями — настоящими друзьями. В ту пятницу мы последний раз стояли все втроем на школьном дворе где-то на юге Мюнхена, потом шли все вместе домой, получив свои табели с оценками, и никто из нас тогда не мог даже подумать, что мы никогда больше не увидимся. Этот день ничем не отличался от предыдущих дней накануне летних каникул. Три самых обычных ученика, со средней успеваемостью, бежали из школы домой с чувством радости об окончании еще одного учебного года — в этот раз четвертого класса.

Юрген и Макс оказались, как говорится, в похожей ситуации. Наш классный руководитель решил, что чем учиться в гимназии, лучше им пойти в среднюю школу (Hauptschule). Несмотря на то, что оценки наши были одинаковыми, классный руководитель вынес вердикт, по которому оба они были малообучаемы и по зрелости очень отставали от одноклассников. Возмущенная мама Юргена тут же отправилась к учителю со словами, что ее сын обязательно должен пойти в гимназию. «Раз вы так этого хотите.» — был его положительный ответ. Отец Макса, по профессии фермер, тоже пришел поговорить с учителем. Он был согласен с решением о средней школе, в которой его сын мог приобрести настоящее ремесло и позже помогать ему работать в поле.

Итак, наши пути разошлись. Уже в зрелом возрасте я однажды встретил Макса. Он получил аттестат об окончании школы, но должен был оставить профессию столяра, которую получил в этой самой школе, из-за несчастного случая, лишившего его нескольких пальцев на руке. Позже он работал продавцом и маляром. Но, несмотря ни на что, он был таким же милым и жизнерадостным, каким я знал его и раньше. Неудача не заставила его свернуть с намеченного жизненного пути. Через некоторое время наш разговор перестал быть напряженным, и Макс спросил меня о моей жизни: неоконченное высшее образование, школа журналистов. Внезапно он поменялся в лице и добавил: «Да, твоя жизнь должна была сложиться иначе». Он не забыл спросить и о Юргене. Неоконченное высшее образование, затем другая специальность и опять неоконченное образование, школа актера, и вот уже долгое время, как он живет в Париже. Я чувствовал себя ужасно, когда заканчивал рассказ о Юргене совершенно неподходящими словами: «Ему так и не удалось по-настоящему найти себя».

Последний день школы — серьезный перелом в жизни учащихся. До этого времени все они равны, после их судьбы предопределены. Тысячи Максов и Юргенов оканчивают начальную школу ежегодно по всей стране. И с каждым годом ситуация только ухудшается».[129]

Программы обучения гимназии и обычной школы построены совершенно по-разному. При попадании в обычную школу у ребенка остаётся очень мало возможностей получить образование, формирующее целостную картину мира. В итоге, такое распределение приводит к тому, что дети в десять лет уже поставлены на определенную ступень социальной лестницы и двигаться вверх по этой лестнице практически не представляется возможным. С. Г. Кара-Мурза в своей книге «Манипуляция сознанием» так описывает западную школу:

«Новое, буржуазное общество нуждалось в школе для «фабpикации субъектов», ^rapb^ должны были заполнить, как обезличенная pабочая сила, фабpики и кош^ь:. В этой школе Бог был заменен наукой, а в ум и даже в оpганизм ученика внедpялось новое, нужное для фабpики ^едставление о вpемени и ^ос^ащ^ве, разделённых на маленькие, точные и контpолиpуемые кусочки.

На такие же контpолиpуемые частицы pазделялась масса самих учеников — всем укладом школы, системой оценок и ^емий, поощряемой конкуренцией. Школа, «фабpикующая субъектов», не давала человеку целостной системы знания, которая учит человека свободно и независимо мыслить. Из школы должен был выйти «добpопоpядочный гражданин, работник и потребитель». Для выполнения этих функций и подбирался запас знаний, который заранее раскладывал людей «по полочкам». Таким образом, эта школа оторвалась от университета, суть которого именно в целостности системы знания. Возникла «мозаичная культура» (в противовес «университетской»). Возник и ее носитель — «человек массы», наполненный сведениями, нужными для выполнения контpолиpуемых операций. Человек самодовольный, считающий себя образованным, но образованным, именно чтобы быть винтиком — «специалист».. И вот, на мой взгляд, важнейшее наблюдение: «ученики этих классов не имеют книг, только тетради. Здесь не изучают математику или литеpатуpу, а только счет, диктанты и словарь…