Конечно, мимо пройдут эти потоки соображений, эти отвлекающие от дела фразы. Вы пришли сюда и обещали нам судить сидящих здесь подсудимых. Вы слушали, вникали и будете разбирать только вопрос о вине или невиновности их. Важность, положение лиц – вопросы, которые связываются с этим делом, – для вас чужды. Если бы от оправдания подсудимых зависел конец нового суда, вы все-таки оправдаете их, если, по совести, найдете это нужным. Не вопрос о том, быть или не быть суду, силен или слаб он в борьбе с подсудимыми, занимает нас: на этот путь вас не навлекут соображения моих противников. Каково бы ни было положение Карицкого в обществе, оно – его заслуга. Лишить его прав вы не дозволите себе без достаточных оснований. Во имя равенства сравните его с массой осужденных потому только, что он выработал себе выдвинувшее его положение в обществе, во имя братства, невзирая на бездоказательность обвинения, приготовьте ему по-братски позор и бесчестие – такую просьбу могло вам сказать только ослепление… такое толкование могло выйти от лица, которому чуждо или не известно учение, которое он здесь так старательно проповедовал. Вы иначе понимаете его, ваша совесть научит вас иначе применять его к житейским вопросам. Вы, конечно, носите его в себе таким, каким оно возвещено.

Обратимся после всего сказанного к тем частям речи, которые касаются действительных вопросов дела.

Я пойду сначала за речью прокурора. Я прошу извинения у вас, что слово мое тут будет перескакивать с одного предмета на другой без достаточной связи. Но когда преследуем врага, мы идем его дорогой. Прокурорская речь вводит меня в эту трудно удерживаемую в памяти пестроту. Когда покончу с этой оценкой улик, я снова вернусь к более правильному изложению защиты.

Обвинитель признает, что Карицкий бросил ребенка на мосту. Под мостом было бы безопаснее, но для этого нужно было спуститься в овраг. А это и долго, и заметно. Но, господа, чтобы мертвого ребенка спустить в овраг, зачем спускаться самому под мост? Достаточно кинуть с моста. А Карицкий, если бы это было его дело, не оставил бы трупа на дороге, не дал бы возможности сейчас же обнаружить преступление. Не ясно ли, что неопытная, нерассудительная, трусливая рука работала дело? И если припомнить, что Кассель призналась, что ребенка кинула она, то вряд ли остается сомнение, что это ее дело и что Дмитриева оговорила в этом преступлении Карицкого ложно. Затем, по этому вопросу прокурор не имеет никаких доказательств, а следовательно, и оснований обвинять Карицкого. Кассель и Дмитриева расходятся в часе рождения ребенка. Прокурор верит показанию Дмитриевой, а слову Кассель не доверяет. «Матери ли не знать часа рождения?» – говорит он. Матери всего менее знают, отвечаю ему я. Тут, когда начнутся родовые муки, когда мать борется сама со смертью, трудно сознавать не только время, но вообще действительность. И второе соображение обвинения не твердо, не опытно.

Оговор Дмитриевой о проколе, по словам прокурора, верен, точен и правдив. Карицкий берет у Дмитриевой уроки, как вводить зонд. Следовательно, ему это новое дело. Как кончится, – неизвестно. Однако он настолько смел и уверен, что не делает прокола у ней в квартире, где уже делались вспрыскивания и души и где, в случае неудачи, можно тотчас слечь в постель, а приглашает ее к себе, где ее могут встретить, где, в случае несчастья, легко можно обнаружить преступление, если Дмитриевой трудно будет уехать домой. Дышит нелогичностью, внутренней нецелесообразностью показание Дмитриевой, и я не могу согласиться с прокурором относительно его достоинства. Вопроса о цели оговора я здесь не разбираю. Оговор, его сила, связь Карицкого и острожное свидание я рассмотрю позднее, где будет оцениваться совокупность улик против Карицкого. Стабников, свидетель Сапожкова, не нравится обвинителю. Он показал много благоприятного Карицкому. В связи с его показанием обнаружились и записки Дмитриевой к Кассель. Показание его точно, подробно. Показание его подтвердила и Кассель. Как быть? Его заподозривают. Чтобы его сбить, прокурор и защитник Дмитриевой просят у суда (и получают просимое) вызова целой массы свидетелей. Гонцы от суда в полчаса собирают свидетелей, и показание Стабникова не рознится с ними, не теряет Цены. Слова Стабникова заносят в протокол, не скрывая намерения преследовать его за какое-то преступление, заключающееся в его показании. Но факт, что Кассель ему говорила о том, что прокол сделан врачом Битным, что Кассель показывала ему записки Дмитриевой, остался неопровергну-тым. Из слов Кассель, из слов жены Стабникова, вызванной в свидетельницы из числа публики, сидевшей в зале, опять-таки происхождение записок еще более подтвердилось. Стабникова, правда, иногда, разноречива с мужем. Но возможно ли помнить все мелочи жизни, особенно, когда не знаете, что помнить их надобно для какого-либо дела? Подозревать же сходство показаний и этих свидетелей в связи с темными предположениями о влиянии неуместно. Свидетели эти взяты по просьбе защитника Дмитриевой, солидарного с прокурором в обвинении Карицкого, взяты вдруг… Не вся же Рязань закуплена Карицким? Стабников даже и вызван не Карицким. Явление его на суд зависело от Сапожкова. Неужели, если бы здесь было подтасованное показание, Карицкий не вызвал бы его на суд?

Обвинительная власть, кроме разбора показаний свидетелей и оценки улик, ставит и те вопросы, которые необходимо иметь в виду при всяком преступлении, – вопросы о побуждении к преступлению. Для Дмитриевой они несомненны, хотя на них и нет указания у обвинителя. Беременность ей важна по отношению к мужу и по отношению к отцу и к кругу знакомых. Нет этих побуждений для Карицкого. Его отношения, если они были настолько секретны, что и теперь о них никто открыто не свидетельствует, ему не были опасны. Его лета и опытность, его средства, его праводавать билеты на проезд – все это могло ему, если бы нужно было скрыть беременность, указать другой безопасный путь исхода. Прокурор видит побуждение к выкидышу в денежном интересе Карицкого – получить от отца Дмитриевой наследство. Но богатство отца Дмитриевой сомнительно, и связь преступления с выгодами от наследства слишком отдалена.

Теми же, не выдерживающими критики соображениями освещает обвинитель и свидетелей по краже. Потерпевший от преступления Галич объяснил нам, что в июне, когда ночевал Карицкий, деньги были целы. Видел он их потом: и в начале, и в середине июля. Они лежали пачками, и число пачек было цело. Пропажа обнаружилась в июле; Галич помнит, как и когда он брал с собой деньги. Украденная пачка лежала отдельно, когда была в Липецке. В деревне деньги лежали вместе. В июле Карицкого у Галича не было, а Дмитриева была и в деревне, и в Липецке. Показание дает нам капитальный факт: Карицкий был в июне, деньги при нем и после него были целы; деньги пропали в июле, пропажа, по вероятному заключению Галича, случилась в Липецке; отнести ее ко времени возврата в деревню – менее вероятно. Но и там и тут с моментами преступления совпадает факт – пребывание Дмитриевой у Галича.Когда кончил свое показание Галич, обвинитель и защитник Дмитриевой дружно напали на свидетеля. Целый день тысячью вопросов закидывали старика Один и тот же вопрос с вариациями о способе изложения десятки раз предлагали свидетелю. Всякую неточность в слове оглашали, как преступное лжепоказание. Доходило до того, что слово свидетеля, сказавшего: «Я поверял деньги и видел, что они целы», и затем повторившего: «Я поверял пачки, вижу, что они целы; отсюда я заключил, что все в целости», называли противоречием, называли доказательством ничтожности слов свидетеля. Но ведь это заходит за пределы житейской опытности, за пределы здравого рассудка. Кому придет на мысль сомневаться, что в жизни разве только не занятый ничем человек будет ежедневно перебирать по единице свои бумаги и деньги? Обыкновенно, если деньги лежали в пачках, то целость пачек ведет к заключению о целости и денег. Обнаружилась кража пропажей пачки. Галич объяснил нам содержание пачки: оказывается, что она состояла из похищенных бумаг. Допускающие мысль, что целость пачек не доказывает целости денег, отправляются от мысли, что в июне могли пропасть деньги из пачки, что в июне пощадили самую пачку, взяв только содержимое в ней, а в июле пропала и сама пачка.