Вот что мы наблюдаем в физиологии: мы можем у животного удалить какую-нибудь мышцу, например на ноге, и пересадить на её место мышцу, взятую, скажем, от челюсти. Нерв этой новой мышцы мы соединим с каким-нибудь ближайшим нервом ноги, и через некоторое время челюстная мышца на ноге начинает действовать. Но как! Она сокращается не тогда, когда животное двигает ногой, а когда оно ест или зевает, вообще открывает рот! Подумайте-ка, что это значит!

Это значит, что нерв каждой мышцы способен отзываться не на всякое, а только на какое-то одно определенное возбуждение. А отсюда уже не трудно заключить, что все «возбуждения» или токи, или волны, идущие от мозга, качественно различны, неоднородны, так как предназначены для разных органов и разных функций.

Теперь раскрывается механизм управления, которым нам надо овладеть. Каждая отдельная волна мозга вызывает только одну, совершенно определенную функцию в организме, и нерв органа, выполняющего эту функцию, очевидно, настроен в резонанс только с одной волной, которая отличается от всех прочих волн по частоте.

Структура мозга чрезвычайно разнообразна. С развитием техники исследования мы убеждаемся в том, что в мозгу буквально нет двух точек, в которых строение его было бы одинаковым. Это и понятно. Деятельность мозга состоит в том, чтобы вырабатывать огромное количество разных волн для регулирования всех процессов жизни в организме.

Опыт с кроликами, который вы видели, подтвердил мои выводы. Я погубил несколько сот кроликов, прежде чем мне удалось особыми приемами найти в их мозгу одинаковые точки. Но когда эти точки двух кроликов я соединил серебряным проводом, то оказалось, что возбуждение, вызванное пищей в мозгу одного кролика, передалось в мозг другого и вызвало в нем работу целого комплекса «питательных» функций.

Мой провод заменил нерв, протянувшийся от одного животного к другому. Но провод, конечно, не обладает избирательной способностью, как нерв, поэтому он передал все волны, из которых состоит общий импульс процесса еды. Радиотехники называют это «тупой настройкой», когда в приемник лезут сразу несколько станций.

«Острая» настройка на какую-то одну элементарную мозговую волну вызвала бы одну изолированную функцию, например, слюноотделение. Вот этого-то и нужно добиться, чтобы решить основную задачу. Нужно научиться приводить в действие и регулировать отдельные конкретные функции или их комбинации, но не тем способом, каким это делает до сих пор старая медицина.

Теперь Анна записывала, почти не отрываясь от блокнота. Структура интереснейшего доклада была ей уже ясна.

Ридан подходил к концу, к цели своего выступления.

— Управлять организмом мы будем иначе, — говорил он. — Нужно построить аппарат, который воспроизводил бы такие же волны, как мозг. Если физики решат эту задачу, победа обеспечена. Тогда нам не нужно будет бродить в потемках по сложному и неверному пути; не нужно будет, спасая человека от одной болезни, сеять в его организме другую, потому что не только игла шприца, прокалывающая ткани, но и простой компресс, поставленный не вовремя, могут стать инициаторами новых и роковых процессов, о причине которых мы даже никогда и не догадаемся.

Итак вот задача, которую я поставлю перед физиками: построить прибор способный излучать электромагнитные волны в определенном диапазоне очень высоких частот. Генератор должен в зависимости от настройки менять волну, менять мощность излучения.

Я не могу представить себе, чтобы при современных возможностях когда каждый радиолюбитель в состоянии простейшими домашними средствами построить себе ультракоротковолновый передатчик, физика не могла решить эту задачу.

А тогда… нам останется направить луч генератора на мозг. Свободно проникая сквозь все ткани и кости, этот луч заставит действовать только те элементы мозга, которые окажутся настроенными в резонанс с волнами нашего луча. Меняя волну, мы будем возбуждать любые элементы мозга и вызывать любые функции, любые перестройки в организме, ничего в нем не разрушая, ничего не портя. Это и будет означать победу над болезнями и первое большое отступление старости и смерти…

Тихий рассвет уже заглядывал в окна, когда девушки отправились спать. Молча заканчивали они привычные приготовления ко сну, молча легли, занятые новыми, необычными мыслями.

— Знаешь, Натка, — тихо сказала Анна, — у меня такое чувство, — его очень трудно передать, — какое бывает перед наступлением какого-нибудь исключительного события, например затмения солнца. То, что говорил отец, — а я нисколько не сомневаюсь, что он прав в своих выводах, — это ведь означает наступление новой эпохи в истории человечества. Это прекрасно, Натка! И так и должно быть. Ведь сбываются все мечты людей, все их сокровенные желания, все, что когда-то считалось «чудом». Мы привыкли, не замечаем. А разве самолет, телефон или радио не были когда-то только сказкой, мечтой? Конечно, и эти мечты о здоровье и молодости тоже сбудутся. И вот этот момент уже наступает!

— Наступает ли? — задумчиво произнесла Наташа. — А вдруг физики не смогут ничем помочь?

«Должны помочь! Не могут не помочь!» — подумала Анна и ничего не ответила.

— Будем спать, Аня?

— Будем спать.

Наташа щелкнула выключателем.

Наступил день доклада.

С утра Ридан, разбудив Анну и Наташу, повез их на машине далеко за город, чтобы отдохнуть, освежиться перед выступлением. Они вернулись только к обеду. Потом Ридан лег заснуть на часок и к шести часам, умывшись и одевшись, чувствовал, что готов взять в свои руки какую угодно аудиторию.

Для Мамаши это был горячий день. Он то метался по городу на машине, как биллиардный шар между бортами стола, то висел на телефоне, организуя аудиторию, напоминая приглашенным о часе, когда начнется доклад, и уверяя, что «Константин Александрович особенно рассчитывает на ваше присутствие».

Мамаша чувствовал себя великим мастером «организационной части» и каждый свой шаг, каждый телефонный разговор проводил с особенным смаком, любуясь им, как художник, кладущий ответственный штрих на полотно. Он понимал, что знает цену мелочам, и ощущал в себе, увы, никем не оцененную предусмотрительность режиссера, которая, собственно, решала успех… И когда после разговора по телефону непосредственно с дежурным швейцаром зала Дома ученых он убедился, что мел у доски и влажная тряпка («Смотрите, чтоб не слишком мокрая!») обеспечены, гордая улыбка артиста тронула его круглое лицо.

В шесть часов были погружены на машину и отправлены клетки с животными; среди них знаменитые кролики за N 84, 85 и 86; неугомонный щенок Валет, Сильва и «старичок» Мурзак. Видя, что на этот раз им предстоит какое-то далекое путешествие, Тырса был уверен, что готовится необычайное злодейство, и потому, выдавая животных, особенно долго ворчал и возился.

Около семи Ридан с девушками приехали в Дом ученых. Публика шумно занимала места, и Мамаша с удовольствием видел, что его режиссерская работа увенчалась успехом; ровно в семь он собственноручно включил звонок, и через несколько минут зал был полон.

Анна и Наташа сели поближе к трибуне, у прохода. С интересом прислушиваясь к разговорам в публике, они заметили, что передние ряды почти сплошь были заняты представителями биологических наук, подчеркивающими, таким образом, свое право первенства на этом докладе. Физики и радиотехники скромно расположились преимущественно в задней половине зала. Они спокойно разговаривали о своих делах, трезво полагая, что докладчик в свое время объяснит, какие усовершенствования он считает необходимым внести в существующие конструкции лечебных или экспериментальных электроаппаратов, или отсутствие каких новых электроинструментов тормозит его исследовательскую работу. Они, правда, не совсем понимали, зачем их пригласили сюда: тут были известные серьезные теоретики-волновики, радиоконструкторы, никогда не работавшие в области медицинской аппаратуры. Впрочем, это могло быть и результатом недостаточно продуманного подбора аудитории, кто его знает, что это за профессор… как его?..