Во-вторых, вспоминаемое даже и в своей чувственной стороне нередко обнаруживает пробелы и выпадения, невозможные в восприятии, напр. форму без цвета или цвет без точного воспоминания о форме. В-третьих вспоминаемое может быть даже совсем лишено конкретных наглядно чувственных элементов, оно все может предстоять в сознании как не наглядное. Эти черты придают вспоминаемому характер бледного призрака, чего-то такого, что обладает пониженною реальностью. Да оно и в самом деле обладает пониженною реальностью, так как принадлежит прошлому, не имеет динамической активности.
Однако вторая и третья черта отличия вспоминаемого от воспринимаемого не необходима. У лиц, называемых эйдетиками, вспоминаемое предстоит в первичных и даже во вторичных воспоминаниях с чувственною полнотою, равною полноте восприятия (так что они напр., могут различать и наблюдать во вспоминаемом то, чего не успели заметить в момент восприятия) [CCXXIX]. Неудивительно поэтому, что бывают случаи, когда восприятие и представление воспоминания так приближаются друг к другу, что становится возможным смешение их: восприятие можно принять за воспоминание, и наоборот. В самом деле, с одной стороны, в восприятии есть много элементов только представляемых и, к тому же, есть много пробелов; с другой стороны воспоминание может отличаться большою чувственною полнотою и даже, по поводу этой полноты, могут возникнуть у субъекта реакции напр., рассматривания, расслушивания и т. п., что ещё увеличивает сходство с восприятием. Неудивительно поэтому, что вспоминаемые элементы в составе восприятия всегда почти кажутся воспринятыми.
Если при этом они не соответствуют наличной действительности напр., в сумерки я вхожу в комнату и вижу стоящего у стены человека, а потом оказывается, что это было висящее на стене полотенце, то такое ложное восприятие называется иллюзиею. О том, что даже иллюзия состоит из транссубъективных элементов и не служит доказательством правильности теорий, субъективирующих и психологизирующих весь состав восприятия, будет сказано ниже.
6. Нечувственное восприятие чувственных и нечувственных элементов предмета
Воспоминания, включенные в восприятие, часто имеют ту степень чувственной полноты, какая присуща воспоминаниям эйдетиков. В тех случаях, когда эти элементы совпадают с наличною действительностью напр., когда, не дотрагиваясь до льда, только смотря на него глазами мы воспринимаем его как холодный, можно утверждать, что это – не эйдетическое созерцание прошлого, а нечувственное восприятие чувственных элементов настоящего; это – духовное «видение» настоящего без раздражения соответствующего органа чувств; это – различение и опознание данных нашего предсознания, в котором наличествует вся мировая действительность, духовное «видение», облегчаемое прошлым опытом, но не сводящееся только к воспоминаниям о прошлом.
Большинство сложных восприятий могло бы быть истолковано таким образом, как сочетание чувственного и нечувственного восприятия чувственных содержаний предмета: слышание одних звуков, как лая собаки, других – звона колокола, видение мягкости бархата, жесткости металлической чернильницы и т. п., и т. п. есть углубленное духовное созерцание чувственных качеств предмета. Такой же характер духовного имеет восприятие целостных «ликов» предмета, так называемых «качеств формы» (Gestaltqualitaten), открытых Эренфельсом, напр. целостного качества мелодии, шахматной доски, человеческого лица и т. п. [CCXXX]; здесь, конечно, кроме духовного видения чувственных данных, есть ещё и созерцание нечувственных слагаемых целого (отношений и т. п.).
Наконец, следует ещё упомянуть о нечувственных процессах, данных в нечувственном созерцании, которое, однако, нельзя назвать интеллектуальною интуициею, потому что этим термином следует обозначать интуицию, направленную не на реальные, а на идеальные моменты предмета. Такова, напр., активность субстанциальных деятелей, и именно не продукты её, а сам динамический аспект деятельности, стремление усилие, напряжение, действование. Так» смотря на человека, всадившего топор в полено, поднявшего его высоко над головою и со всего размаха ударяющего топором, повернутым обухом вниз, по колоде, так что полено раскалывается и половинки, его разлетаются с силою в стороны мы воспринимаем не только цвета, пространственные формы, звуки, но также и мощную активность человека. Она не есть чувственный момент бытия и подлежит нечувственному созерцанию, хотя бы и была дана в комбинации с созерцанием чувственным. Точно так же, когда камень катится с горы, наваливается на деревянный забор и с треском разрушает его, мы воспринимаем вместе с этими зрительными и слуховыми данными ещё и лежащую в основе их мощь процесса.
Более высокая форма активности – жизненность растения и животного также есть предмет нечувственной интуиции. «Я вижу растение живым, – говорит Александер, – так же, как я вижу лед холодным» (11, 175).
Наконец, ещё более высокий вид активности, психические напряжения, стремления, влечения и т. п., а также связанные с ними состояния чувства, эмоции и т. д., вообще чужая душевная жизнь также воспринимается наблюдателем непосредственно в подлиннике путём нечувственной интуиции.
Ввиду важности вопроса о познании чужой душевной жизни эта проблема будет рассмотрена в особой главе.
7. Иллюзии
В предыдущем рассмотрены разные стороны и слои восприятия с целью показать, что различия в восприятии одного и того же предмета различными субъектами не доказывают субъективности восприятия: можно воспринимать в предмете в разных случаях и положениях различное и тем не менее транссубъективное.
Теперь нужно, однако, признать, что бывают и такие случаи, когда состав восприятия не вполне транссубъективен, не есть только выборка из подлинника, но содержит в себе некоторое искажение его, производимое воспринимающим субъектом. Таковы случаи иллюзии.
Рассмотрим опять приведенный выше пример восприятия в сумерки стоящего у стены человека, тогда как в действительности это был не человек, а висящее на стене полотенце. Выделяющаяся на стене полоса полотенца была поводом, по которому в сознании субъекта под влиянием в данном случае уже ранее существовавшей эмоции страха вспыхнуло воспоминание о фигуре человека; в сочетании с действительным восприятием длинного пятна на стене получается целое, в котором в первые мгновения субъект не успевает отличить воспринятые элементы от представленных. Согласно интуитивизму и реализму, представляемые элементы иллюзии суть не субъективно-психические переживания, а транссубъективные данные прошлого опыта, оторванные от своего места и времени и спаянные субъектом с данными настоящего времени и места.
Таким образом, иллюзия есть субъективное сочетание транссубъективных элементов опыта. В ней субъективен синтез, произведённый субъектом, но синтезируемое транссубъективно.
Percy Nunn считает иллюзии и галлюцинации ментальными конструкциями из нементальных элементов. Перри рассматривает иллюзию как субъективное сочетание элементов, независимых от субъекта. Такжеи согласно Александеру иллюзия есть отнесение нементального элемента к вещи, которой она не принадлежит; она есть результат «вмешательства духа наблюдателя в наблюдение». Также и по учению Гредта иллюзия есть сочетание действительных ощущений с представлениями фантазии [CCXXXI].
Психологи различают два вида иллюзий: в одних поводом к прибавке искажающих действительность представлений служат преходящие психические условия, напр. эмоции, в других поводом служат привычные физиологические условия восприятия. Иллюзии первого типа преходящи, второго типа – устойчивы.