Петр Эрнестович усмехнулся:

– Что ж, у тебя прекрасная память юной девушки, Адонька.

– Ладно тебе, – буркнула Ада Эрнестовна, но не смогла не поддаться слабости и вновь продемонстрировать свою «девичью» память: – Там был еще грудной ребенок Васенька, отец и мать которого погибли в той аварии – у него тоже обнаружена bacteria sapiens, его через год после катастрофы тетка забрала в Воронеж. Года три назад, когда Сережа был в Воронеже на конференции, он каким‑то образом раскопал телефон этой тетки и позвонил. Помнишь, еще рассказывал, что эта дама говорила с ним не особенно любезно, чуть ли не послала подальше? Об этом я, конечно, упоминать не буду – главное, что здоровье у мальчика прекрасное, учится он хорошо и даже побеждает на каких‑то олимпиадах по математике или физике. Ну, и еще, конечно, Юра Лузгин – тяжелейшая травма позвоночника, через две недели на ногах.

– Я прошу тебя, сестра, уничтожить все твои записи, где упоминается об этих людях. И сделай это как можно скорее – прямо сегодня.

– Ты шутишь, Петя?

Он ответил медленно, делая ударение на каждом слове:

– Во время беседы – не буду уточнять где, сама понимаешь – меня попросили ознакомиться со списком.

– Со списком? С каким списком?

– Списком всех тех, кто при жизни или от рождения заражен bacteria sapiens. В нем фигурируют академик Оганесян Сурен Вартанович, наш брат Сергей Муромцев и его дочь Татьяна, моя жена Злата Муромцева и наш сын Евгений Муромцев. Сведения эти достаточно точны – им известно, например, что другие мои дети не являются носителями bacteria sapiens. В списке также Рустэм Гаджиев и все его односельчане. В том числе его дочь Халида Лузгина и ее дети. Всю документацию, в которой упоминались эти имена и результаты наблюдений, Сергей хранил у нас дома в специальном сейфе – на работе у него лишь открытые статистические данные. Однако каким‑то образом госбезопасность получила эти данные.

Услышав такое, Ада Эрнестовна сразу впала в панику.

– Они проникли к вам в дом? – ее пальцы судорожно вцепились в рукав брата.

– Как ни неприятно признать, другого объяснения я не вижу.

– Но зачем? Для чего им этот список? Сережа занимается этим уже пятнадцать лет, но никогда прежде…

– Если скажу честно, Адонька, то ты не поверишь – не знаю.

– А вдруг… вдруг этих людей – тех, кто носит в себе bacteria sapiens, – почему‑либо хотят уничтожить? Боже мой, ведь среди них Сережа, Злата, Женька…

– Перестань кричать, Ада! Не думаю, что кого‑то хотят уничтожить, но уже какое‑то время эти люди находятся под постоянным наблюдением. Меня лишь спросили, полон ли список. Я ответил, что да – согласно моим данным. Хотя это не совсем точно – там упомянуты не все.

– Почему?

– Тех, кто в шестьдесят пятом вместе с Сережей выжили после аварии, в списке нет. Ну, во‑первых, сразу после катастрофы официально имен выживших никто точно не зафиксировал, потому что тогда творилась жуткая неразбериха с этим автобусом. А во‑вторых, они живут в Воронежской области, и ездить туда, чтобы систематически наблюдать за состоянием их здоровья Сереже было трудно, да и незачем – у него и так достаточно материала. Поэтому их анализы он хранил отдельно – в своем архиве, который находился в ящике старого письменного стола в комнате мальчиков. Сегодня ночью Сережа уничтожил все эти бумаги, и мы решили, что к людям из автобуса не стоит привлекать внимания, потому что… Не стоит – и все. Ты поняла, Ада?

Тяжело вздохнув, она кивнула и внезапно почувствовала, что ноги в замшевых сапожках начинают мерзнуть.

– Да, Петя, ты прав, так для них будет безопаснее – мало ли.

– Все правильно. Юра Лузгин, брат Наташи, тоже выпал из их поля зрения, и мы решили, что его имени тоже не следует упоминать – вдруг парень соберется в загранкомандировку, кто знает…

Ада Эрнестовна изумилась:

– Но как же так могло получиться? Ведь Юра – муж Халиды, и он до шестнадцати лет жил в семье Рустэма Гаджиева.

– Сережа по‑родственному хранил его данные в специальной папке в том же столе, что и архив. Хотя тут еще и крайне интересный случай, когда после тяжелейшей травмы спинной мозг восстановил все свои функции на сто процентов. Что же касается его жизни в Дагестане… Если мы сами не начнем об этом болтать направо и налево, то кто теперь вспомнит, где пятнадцать лет назад находился четырнадцатилетний подросток? Наташа оформила опекунство и положенную сироте пенсию, потом сама переехала к мужу в Ленинград, и все полагали, что ребенок с ней – никто даже и не знал, что мальчик два года прожил в Дагестане у Гаджиевых. В шестнадцать он вернулся на свою законную жилплощадь в Москве и получил паспорт. В Москве он окончил в университет и работает. Да, случилось так, что в студенческие годы они с Халидой Гаджиевой встретились, полюбили друг друга и поженились. Ну и что? Нет никаких данных о том, что он является носителем bacteria sapiens. Моя жена, например, носитель bacteria sapiens, а я – нет. Что же касается Халиды и их детей, то… тут мы уже ничего не можем поделать.

– Хорошо, я немедленно все уничтожу, – тихо сказала она, – и когда опубликую свою работу…

– Подожди, я не договорил. Пятнадцать лет назад ты по своей инициативе занялась расшифровкой так называемых посланий bacteria sapiens, никто это исследование тебе в план не включал, никому о нем неизвестно. Не думаю, что тебе стоит привлекать к себе внимание и публиковать результаты – пока, во всяком случае.

– Подожди, но моя книга о дешифровке посланий внеземных цивилизаций затрагивает лишь специфические проблемы криптоанализа, случай с bacteria sapiens я привожу только, как пример.

– Твоя книга хоть и косвенно, но связана с закрытыми исследованиями bacteria sapiens, поэтому я не уверен, что Первый отдел вообще разрешит тебе ее опубликовать.

– Позволь, но ведь исследование bacteria sapiens было включено в план работы Сережи, и оно стало темой его открытой докторской диссертации.

Петр Эрнестович с досадой поморщился.

– Ада, ты как ребенок! Когда Сергей этим занимался, тема была открытой. В настоящее время она засекречена, и разглашать какую‑либо информацию, с ней связанную, он не имеет права. А ты вообще сотрудник совершенно другого института, тебя эта работа никаким боком не касается. Но если хочешь всем нам крупных неприятностей – действуй.

– Не повышай на меня голос, Петя! Я знаю, что ты большой скептик и не хочешь поверить, что бактерии, с которыми мы имеем дело, – разумный мир.

– Видишь ли, мы живем в социалистическом обществе материалистов, и в зеленых человечков нам верить не положено.

Разумеется, брат, как обычно, над ней подшучивал, но Ада Эрнестовна – тоже, как обычно, – закипятилась всерьез:

– Сережа этому верит! И Сурен Вартанович тоже верит, а он – ученый с мировым именем. Кстати, он года три назад давал на эту тему интервью какому‑то молодежному журналу – потом даже напечатали статью, и никого это не встревожило.

– Сурену Вартановичу за восемьдесят, – устало вздохнул ее брат, – когда старик дает интервью молодежному журналу, то имеет право немного пофантазировать, и кроме пионеров никто серьезно его слова не воспримет. Что же касается Сережи, то в своих статьях он приводил только результаты исследований свойств bacteria sapiens и нигде не упоминал, что имеет дело с разумным миром. В противном случае, думаю, ВАК не утвердил бы его докторскую – нашему брату просто рекомендовали бы лечение в психиатрической больнице.

– Я работала пятнадцать лет, разработала уникальный метод дешифровки, и теперь не имею права опубликовать результаты?!

– Можешь посвятить в свою работу людей в белых халатах. Они выслушают тебя очень внимательно и госпитализируют с диагнозом «шизофрения».