– Со всем этим мы разберемся, с прокурором Баяндиным вопрос выясним, и кто‑то будет за все это крепко наказан. А продовольственную проблему в городе мы решим в кратчайшие сроки, еще раз обещаю вам это, товарищи.

Обнадеженный народ потоптался еще немного и начал расходиться. Возбужденная сознанием собственной значимости Агафья Тимофеевна шагала рядом со своей товаркой Марией Егоровной и рассуждала:

– Коли мы никогда высказываться не станем, так начальство никаких мер и не примет. Теперь время такое, что простым людям тоже свое слово надо иметь.

Всегда робевшая перед начальством Мария Егоровна восхищалась:

– Молодец ты все‑таки, Агаша, все ему высказала, у меня б вообще язык отнялся, если б он мне микрофон дал.

На углу Советской и Коминтерна Агафья Тимофеевна распрощалась с приятельницей и отправилась домой. За спиной ее, казалось, выросли крылья, и она взлетела на свой этаж с легкостью пионерки, какой была шесть десятков лет назад.

Но уже на площадке тонкий нюх Агафьи Тимофеевны учуял застоявшийся запах горелого, и ее обуяли недобрые предчувствия. Ворвавшись в квартиру, она, прежде всего, бросилась на кухню и застыла на месте при виде открывшейся ее взору безобразной картины – на затоптанном полу валялись картофельные ошметки, плита была залита подгоревшим отваром, и в довершение ко всему из мойки торчала любимая эмалированная кастрюлечка, наполовину изгаженная, наполовину сожженная.

Как разъяренная фурия встала Агафья Тимофеевна на пороге комнаты Коли Тихомирова, и на голову его обрушилось длинное непечатное ругательство, изобретенное специально для председателя Гориславского, но так ему и не высказанное. Предусмотрительный Вася, как был с ферзем в руках, так и юркнул под стол, но Коля мужественно решил оказать сопротивление.

– Агафья Тимофеевна! – завопил он. – Выйдите вон, вы не имеете права вторгаться в мою комнату!

– Я тебя мордой в твое право! – грозно рыкнула она и швырнула перед ним на стол свою погибшую кастрюлечку. – Это что такое?

Кастрюлечка смела фигуры с шахматной доски и сшибла со стола бутылку с недопитым ректификатом. Бутылка при падении больно стукнула Колю по ноге, отскочила и разбилась, после чего по комнате пополз острый запах спирта.

– Крыса старая, гремучая! – вне себя от гнева закричал он, ухватил шахматную доску и изо всех сил метнул ее в сторону нападавшей.

Доска ударила Агафью Тимофеевну острым углом прямо в висок, и последним острым чувством ее была горечь – оттого, что нынче, впервые в своей горькой и нелегкой жизни, она ощутила себя человеком, а теперь вот должна так нелепо умереть от руки распоясавшегося нахального мальчишки, залившего плиту и спалившего ее любимую кастрюльку.

«Гориславский руку жал, – с ужасающей скоростью замельтешило в угасающем сознании, – квартиру отдельную, может, даже дали бы и к магазину со спецпитанием прикрепили. А этого паразита Кольку теперь точно посадят, не вывернется, падла!».

Эта греющая душу мысль была для Агафьи Тимофеевны последней, а потом в мозгу ее что‑то сверкнуло, и все исчезло навсегда. Приготовившийся к бою Коля увидел, что противница его не шевелится, и в испуге замер на месте. Вася выбрался из‑под стола и растерянно уставился на распростертое тело. Потом громко икнул и робко сказал:

– Агафья Тимофеевна, вставайте, чего вы?

Наклонившись над ней, он пощупал пульс, попытался приподнять неподвижное тело, но оно выскользнуло у него из рук и упало, гулко стукнувшись о пол. Широко открытые глаза тускло и бессмысленно смотрели мимо Васи, и от этого взгляда его начал бить озноб.

– Агафья Тимофеевна, хватит вам, вставайте! – тонким фальцетом закричал Коля, боясь, однако, приблизиться к старухе. – Хватит вам притворяться, я все равно не верю!

– Чего орешь, готова она, – осадил его приятель, – прямо в висок.

– И… и что теперь? – руки и ноги Коли мелко‑мелко тряслись. – Что делать, Васька, скажи, ты же два года учился на юриста!

– Так это когда было, – Вася тяжело вздохнул, – в милицию надо идти, там скажут, что делать.

– Я же не хотел! Ты же видел, что я не хотел – это была самооборона, она первая начала!

Несостоявшийся юрист почесал затылок и сокрушенно покачал головой.

– Не пройдет – ни как самооборона, ни даже как превышение пределов необходимой обороны. Какая у тебя может быть самооборона с семидесятилетней старушкой? У нее ни ножа, ни пистолета, а ты с расстояния доску метнул, это любая экспертиза в момент установит, – он наморщил лоб и, стараясь не смотреть на неподвижное тело, начал рассуждать: – Может, как убийство в состоянии аффекта, вызванного противоправными действиями потерпевшей? Хотя тут, если прокурор захочет придраться, тоже есть скользкие места – первым‑то ты совершил противоправное действие, когда сжег ее кастрюльку. Короче, придется приложить все усилия, чтобы судья квалифицировал, как убийство по неосторожности.

– Усилия? – голос Коли внезапно охрип.

– Естественно, а то ведь и умышленное могут припаять – все знают, что вы с ней, как кошка с собакой жили. Ты не обижайся, я тебе просто как друг говорю.

– Иди ты знаешь, куда! Друг! Еще поклянись, что ты будешь меня ждать и передачи носить!

Вася смущенно поморгал глазами.

– Ну… буду, конечно, если тебя не очень далеко ушлют. Да ты не переживай – год или два отсидишь, потом, может, амнистия выйдет. На зоне к убийцам, говорят, неплохо относятся, это насильников…

– Заткнись, не желаю я сидеть – ни год, ни два, ни десять! Было бы из‑за кого, а то из‑за этой стервы, – внезапно страх Коли ушел, он подскочил к неподвижно лежавшей Агафье Тимофеевне и в ярости пнул ногой мертвое тело, – и не собираюсь никуда заявлять!

– Это в каком смысле?

– В прямом! Ты сам говорил, что у нас раскрываемость преступлений крайне низкая, какого черта мне самому в петлю лезть? Искать ее никто не станет – у нее ни родных, ни особо близких подружек нет. Есть в Свердловске какая‑то дальняя родственница, она в позапрошлом году к ней на месяц уезжала – скажу, что опять поехала. Как будто кто‑то станет эту старую стерву разыскивать – у милиции и без того дел по горло.

– Гм, – Вася растерянно почесал нос и отвел в сторону взгляд, чтобы не видеть трупа, – раскрываемость‑то низкая, но это не тот случай. Во‑первых, что делать с мертвым телом? Спрятать труп практически невозможно, его все равно обнаружат – рано или поздно. А когда обнаружат, то тебя в момент вычислят, потому что экспертам как дважды два доказать, что убийство произошло не в лесу, а в квартире. Во‑вторых, я при этом становлюсь соучастником и тоже иду по статье, а мне это, знаешь, не очень‑то…

– Давай, переместимся в другое место, надо поговорить, – неожиданно спокойно прервал его Коля, – а то мне не хочется видеть это, – он брезгливо кивнул в сторону мертвой старушки и спокойно перешагнул через ее ноги.

«О чем мне с ним говорить? – мелькнуло в голове у Васи. – Не о чем нам говорить, нужно идти в милицию и как можно скорее».

Мелькнуло и сразу же испарилось. После секундного колебания он тоже шагнул через бездыханное тело и поплелся за приятелем. Тот без всяких церемоний направился в комнату Агафьи Тимофеевны – так, словно смерть соседки сразу же сделала его хозяином всей квартиры. Вася смущенно замялся на пороге.

– Подожди, нельзя же…

– Можно, чего там, она уже не встанет. Садись, куда пожелаешь, – с этими словами Коля плюхнулся прямо на аккуратно застеленную кровать. – Будем играть в открытую, мы не дети. Да садись же, чего ты стоишь?

Поколебавшись, Вася осторожно присел за деревянный стол, покрытый старенькой, но чистой скатертью, и смущенно огляделся.

– Послушай, Колян, – сказал он приятелю, – я понимаю твое состояние, мне и самому тошно, но, честное слово, нам лучше побыстрей заявить в милицию – тогда тебя, может, до суда и не посадят, а возьмут подписку о невыезде и отпустят. На сто процентов – нет другого выхода.