– Да, честная, – заведующий небрежно махнул рукой и пропустил его в кабинет, – заходите, садитесь, – он вдруг звучно захохотал: – Мне ее честность, знаете ли, один раз сильно боком вышла.
– Как это – боком? – оглянувшись, Тихомиров осторожно опустился на краешек стула.
– А вот так. Ко мне тут должен был ревизор подойти, а мне еще кое‑что проверить нужно было – самую малость. Я ее прошу: Тая, я буду у себя в кабинете, но если кто подойдет, то скажи, что я отлучился, минут через сорок буду. Так она и ляпнула: Вадим Сергеевич, говорит, у себя в кабинете, но велел сказать, что минут через сорок будет. Хорошо, ревизор знакомый был, посмеялись только. Я тогда разозлился, сначала вообще ее уволить хотел, думал, что она специально решила напакостить, но потом понял – просто идиотка. Говорят, такая форма идиотизма есть, когда человек даже в малости соврать не может. Хорошо, давайте, я просмотрю ваши бумаги.
– Что ж тут плохого? – хмуро возразил Алексей, протягивая ему толстую папку. – Многие люди не любят врать.
Листая и просматривая бумаги, заведующий продолжал говорить:
– Да нет, с одной стороны и хорошо, что честная, – можно все деньги на открытое место положить, и знаешь, что не возьмет. Ладно, работает – я уж ее и не трогаю. Единственно что – мужчин не переносит. Ее, говорят, когда‑то изнасиловали, так теперь, если кто‑то дотронется, так сразу истерику закатывает. Я уж грузчиков предупреждаю, кто товар разгружает, чтобы не трогали – крику не оберешься. А то ребята на погрузке все больше молодые, могут и по заду хлопнуть, и ущипнуть. Баба‑то она из себя симпатичная, по виду не скажешь, что дура. Что ж, все бумаги в порядке, – он закрыл папку и провел по ней ладонью, – я завтра подпишу в бухгалтерии. Куда вам их подвезти?
– А сегодня нельзя все закончить? А то я ведь завтра уезжаю.
– Сегодня? – заведующий сморщил лоб. – Сегодня мне скоро товар должны подвезти, я не смогу отлучиться. Разве только вы сами сходите в бухгалтерию и подпишите – тут не очень далеко, на Юлиуса Фучика.
Алексей тяжело вздохнул.
– Нет, это я, наверное, не найду – я пока вас тут искал, с меня семь потов сошло.
– Да не беда, Тайка вас проводит. Тая! – крикнул он в полный голос.
Она прибежала босиком – скинула у порога сапоги, чтобы не нанести внутрь грязи.
– Что Вадим Сергеевич? – лицо было виноватое – наверное, ожидала, что ей опять за что‑то устроят разнос.
– Проводишь человека до бухгалтерии, покажешь куда идти, а то заблудится. Потом можешь идти домой – утром пораньше придешь и уберешь.
Без телогрейки, в стареньком, но ладно сидевшем на ней пальтишке и пуховом беретике она неожиданно оказалась очень хорошенькой и почему‑то напомнила Алексею юную Досю с фотографии.
– Спасибо, что проводили, – ласково сказал он, прощаясь с ней у дверей бухгалтерии, – до свидания, идите отдыхать.
Но Тая отдыхать не пошла. Когда минут через сорок Алексей, покончив с делами, вышел на улицу, от стены дома отделилась маленькая фигурка и робко дотронулась до его рукава.
– Пойдемте, провожу.
– Тая! – удивленно воскликнул он. – Что вы здесь делаете? Я же сказал, чтобы домой шли.
– Проводить хочу – чтобы не заблудились.
Алексей взглянул на небо. Солнце спряталось за тусклой серой пеленой, моросило что‑то непонятное – то ли мокрый снег, то ли дождь.
– Давайте, Тая, я лучше вас сам до дома доведу, а потом вы мне покажете дорогу, и я пойду. Вы далеко живете?
– Нет, близко.
Она жила в большом доме, построенном, судя по планировке, в сталинские времена. Алексей сам не мог понять, что на него нашло – прощаясь, он взял покрасневшую от холода маленькую натруженную руку и поднес к губам.
– До свидания, Таенька, и чтобы все у вас в жизни хорошо сложилось.
Ее вдруг начало трясти, и Алексей испугался – не надо было брать ее за руку, говорил же заведующий, что ей страшно, когда до нее дотрагиваются.
Неожиданно пальцы ее вцепились ему в рукав, потянули в подъезд.
– Пойдемте! Пойдемте!
– Куда? Зачем? – испугавшись и не решаясь ее оттолкнуть, он плелся следом за женщиной.
– У меня обед есть, я вас покормлю.
У нее была симпатичная однокомнатная квартирка – не очень большая, но очень чистая и со всеми удобствами. Усадив гостя за стол, Тая побежала на кухню, потом в ванную. Она с таким счастливым видом хлопотала и носилась по всему дому, что Алексей не решился отказаться от тарелки густого борща с мясом, который оказался исключительно вкусным.
– Спасибо вам, Тая, – ласково сказал он, – я давно так не ел.
Лицо Таи внезапно расцвело белозубой улыбкой, превратившей ее в настоящую красавицу.
– Вкусно, да?
– Да, спасибо большое. В следующий раз увидимся – я вас в ресторан свожу. А сейчас мне уже идти пора, и вам отдохнуть надо, я мешаю.
«Господи, какое лицо! Для него нужна особая модель стрижки».
Внезапно Тая вновь мелко затряслась, глаза ее стали огромными, налились слезами и, вцепившись в Алексея обеими руками, она отчаянно запричитала:
– Не уходи, миленький мой, хорошенький мой! Кормить буду, стирать буду! Только не уходи!
– Тая, да вы что! Нет, так нельзя, я ведь в Москве только проездом, я… у меня билет на завтра.
Не зная, куда деться, он отводил глаза и бормотал все самое нелепое, что только могло прийти в голову.
– Ждать буду! – из груди ее вырвалось горькое рыдание. – Тебя одного буду ждать, другого никого не хочу! Тебя одного! – закрыв глаза, она стащила с себя блузку, оголив красивую полную грудь. – Вот! Без тебя жить не буду!
И столько страсти было в движениях и взгляде этой молодой, забитой жизнью женщины, что на миг у Алексея туманом застило сознание – так он, во всяком случае, решил, когда позже пришел в себя, лежа обнаженным рядом с Таей. Ну, а потом терять уже было нечего, и снова она прижималась к нему своим горячим, ждущим ласки телом.
За окном стемнело, где‑то за стеной радио отыграло полуночный гимн Советского Союза, и Алексей понял, что нынче ему до своей гостиницы уже не добраться. Счастливо напевая что‑то себе под нос, Тая набросила халат и побежала на кухню. Алексей полежал немного, потом оделся и пошел следом – стоя у плиты, она жарила гренки, и аппетитный аромат их приятно щекотал нос.
– Сладкие, кушай, – ее глаза лучились счастьем, – Вадим Сергеевич у нас всем сахару выдал и масла.
Алексей внезапно ощутил безумный голод и, не раздумывая, уселся за стол. Гренки таяли во рту – Тая, как он уже понял, была мастерицей готовить.
– Очень вкусные гренки, Таюша. Что ты мне все подкладываешь, а сама не ешь?
– Кушай, кушай, – подперев щеку, она влюблено смотрела, как он ест, – я еще сделаю, хочешь?
– Не надо я уже сыт, лучше расскажи мне что‑нибудь.
– Что рассказать?
– О себе расскажи. У тебя есть родные или ты одна живешь?
И молодая женщина послушно начала рассказывать бесхитростную историю своей жизни.
…С тех пор, как Тая пошла в первый класс, к ней прилепилось прозвище «идиотка». Доведенная до отчаяния ее неспособностью запомнить хотя бы одну из букв алфавита, учительница стонала:
«Да что же это? Неужели ты полная идиотка?».
Бойкий и сметливый Дима Потапов, сидевший с Таей за одной партой, постоянно отбирал у нее цветные карандаши и ластики, потому что свои терял. Не силой отбирал, а просто говорил:
«Дай сюда, идиотка».
И Тая послушно отдавала ему свои вещи, хотя потом в дневнике ее появлялась грозная запись: «Уважаемые родители, примите меры! Ваша дочь опять не готова к уроку – нет ни карандашей, ни ластика!».