Изменить стиль страницы

5. «Убийца предстал пред судом…»

Убийца предстал пред судом…
На лике его молодом
Неведомой тайны печать:
Он судьям не мог отвечать.
Когда я читал приговор,
Его испытующий взор
Так строго смотрел на меня,
Как будто и он — судия.
Я робко взглянул на скамью,
Где видел улыбку твою, —
Но пламенный взор твой погас,
И слезы струились из глаз.
Ты плачешь — над ним? Надо мной?
О, светоч любви неземной, —
Мы оба отсюда уйдем
Оправданы в сердце твоем!
24 декабря 1901

6. «Думал я: бесплодно годы протекли…»

Думал я: бесплодно годы протекли…
Вдруг раскрылась тайна — мы себя нашли.
Просветлело сердце; в чуткой глубине —
Музыка и солнце. Ты взошла ко мне!
Сумерки осенних, пасмурных теней
Потонули в зорях юности твоей.
Вновь душа священным трепетом полна,
Молится и плачет… Плачет — не одна:
Слезы умиленья сочетали нас
В дивно-невозможный, в незабвенный час…
Дух ли ты небесный, ангел ли земной,
Уведи с собою иль побудь со мной!
<1902>

7. СУМЕРКИ

Еще не ночь, уже не день.
Как паутина, полутень
Лазурь небес заволокла…
Всё выше призрачная мгла
Клубится в облаке седом
Над очарованным прудом.
В недвижном парке тишина
Раздумья странного полна.
Деревья ль грезят в полусне,
Иль эти грезы — лишь во мне, —
Природы вещей волшебство
Коснулось сердца моего?
Пусть всё так сумрачно вокруг —
Аллеи парка, пруд и луг,
Земная даль и глубь небес,—
Я жду явлений и чудес:
Единый близок. Он — во всем,
Он — в сердце любящем моем.
Как величав вечерний час,
Когда закат уже погас!
Все краски стерла темнота,
Но лучезарная мечта —
Основа светлая теней —
Сквозит из сумрака ясней.
И так понятно мне сродство
Небес и духа моего!
Как много звезд — в их полутьме
Безумных проблесков — в уме,
Как родствен с этой полутьмой
Язык любви, язык немой!
Душа внимает тишине:
Напев предчувствий внятен мне!
Их смысл торжественный раскрыв,
Я весь — стремленье, весь — порыв,
И, сбросив прах земных тенет,
Вселенной чувствую полет.
К полету жизни мировой
Ты приобщила трепет свой,—
К пределам вечным бытия
Летишь и ты, любовь моя,
И в смутных снах души родной
Восторг предчувствуешь иной.
Как в лабиринте двух зеркал,
В себе мой дух тебя искал, —
И ты, склонившись в полусне,
Себя увидела во мне…
Отражены одним огнем,
Мы тенью легкою плывем.
В союзе нашем тайна есть:
Холодным взорам не прочесть
Завета родственной души…
О ночь святая! Поспеши
И блеском звезд благослови
Сквозные сумерки любви.
15 июля 1902

8. МГЛА

Мгла застилает листву
         И берег пруда…
В лодке, качаясь, плыву —
         Не знаю куда…
Тихие всплески весла
         Звучат, как во сне…
Влажная, мутная мгла
         Всё ближе ко мне.
Я ли плыву на туман?
         Или он на меня?
Чудится страшный обман
         В мерцании дня.
Солнца как будто бы нет!
         Душа замерла:
Зыблет таинственный свет
         Лишь мертвая мгла.
21–28 августа 1902

Д. Н. ЦЕРТЕЛЕВ

Поэты 1880–1890-х годов i_005.jpg

Дмитрий Николаевич Цертелев родился 30 июня 1852 года в селе Смалькове Саранского уезда Пензенской губернии, где и провел свои детские годы. Его отец, князь Николай Андреевич, помощник попечителя Харьковского учебного округа, был известен своими трудами в области этнографии. Одним из первых русских этнографов он обратился к изучению украинской народной поэзии. Ему принадлежат, в частности, работы: «Опыт собирания старинных малороссийских песен», «Взгляд на старинные русские песни и сказки», «О стихосложении старинных русских песен» и другие. В середине 60-х годов по предложению М. П. Погодина Н. А. Цертелев был избран действительным членом Общества любителей российской словесности. Научные и литературные интересы отца имели несомненное влияние на характер и судьбу Цертелева.

В 1866 году, после нескольких лет воспитания в Швейцарии, Цертелев поступил в Пятую московскую гимназию, где его сверстниками были будущий философ Владимир Соловьев и много обещавший юноша Писемский (сын известного романиста, рано скончавшийся). С Вл. Соловьевым Цертелева связывала тесная дружба, особенно упрочившаяся в Московском университете, куда оба поступили одновременно. С 1870 по 1874 год Цертелев обучался на юридическом факультете Московского университета, а затем уехал за границу и долгое время провел в Берлине, где слушал лекции знаменитых немецких философов — Гартмана и Гельмгольца. С Э. Гартманом, последователем философии Шопенгауэра, Цертелев поддерживал дружеские отношения до кончины своего учителя. В течение ряда лет Цертелев вел с Гартманом переписку по философским вопросам[43], а с возникновением в Москве журнала «Русское обозрение» пригласил его в число сотрудников.

вернуться

43

См.: «Письма Э. Гартмана к князю Д. Н. Цертелеву». — «Журнал Министерства народного просвещения», 1911, № 10, с. 8–106.