91. «Бледнеют полночные тени…»
Бледнеют полночные тени;
Я в комнату тихо вошел…
Букет из лиловой сирени
Поставил мне кто-то на стол.
Вокруг всё полно ароматом
Весенних, душистых цветов, —
И в сердце, волненьем объятом,
Слагается песня без слов.
Какой-то мелодией дивной
Душа молодая полна,—
И слышится голос призывный,
И манит меня из окна…
Я знаю, ты спишь, дорогая,
Но слышится все-таки мне,
Как, имя мое называя,
Уста твои шепчут во сне…
Во сне ты цветы мне бросаешь,
Так сладко волнуется грудь,—
Ты нежно меня призываешь,
И хочешь меня оттолкнуть…
Томительно радостны грезы,
Ты вся — вдохновенье любви,
И льются счастливые слезы
На белые руки твои…
Но завтра, я знаю, сурово
Ты будешь себя упрекать,—
И к вечеру влюбишься снова,
А утром разлюбишь опять!
92. «Не знаю почему — недвижная природа…»
Не знаю почему — недвижная природа
Мне кажется подчас так явственно живой,
Как будто дышит всё — от облачного свода
До травки полевой.
В раскатах вешних бурь мне слышатся угрозы,
В прибое мощных волн — напевы божества,
И в эхо — чей-то стон, и в шелесте березы —
Влюбленные слова.
И, мнится, небеса, созвездия и скалы
Мечтательно грустят и молятся, как я,
И грезят ландышей склоненные бокалы
О тайнах бытия…
93. ОТШЕЛЬНИК
Набросок
В бору ароматном, где сосны и ельник
Сплотилися тесно в зеленый плетень,
Где дятел стучит и блуждает олень,
От грешного мира спасался отшельник.
И вот омрачила предсмертная тень
Че́рты изможденного лика…
И старец воскликнул: «Господь мой, владыка
Незримых и зримых пространств и миров,
Прими мою душу и бренный покров,
На ней тяготевший, как цепи!
Я в жизни томился, как в сумрачном склепе,
Я жаждал безумно грядущей зари,
Покинул людей и твои алтари,
И всё, что к земному меня привлекало…
Но истины сердце напрасно алкало:
Во мраке я жил и во мраке умру…
И совесть мою, как змеиное жало,
Язвит сожаление… В темном бору
Я был равнодушен к земному добру;
Мирские тревоги, мирские печали
Смиренной молитвы моей не смущали,
Я духом стремился в небесную даль, —
И вот, у могилы, чего-то мне жаль,
О чем-то былом я тоскую!..
О боже, ты пенишь пучину морскую
И вновь превращаешь в зеркальную гладь,—
Верни же твой мир и твою благодать
Душе, омраченной сомненьем!
Легко умереть, тяжело умирать…
О боже, овей мою душу забвеньем
И в очи мне славой твоею блесни,
Зажги на мгновенье святые огни,
Огни вековечного света…»
Но сумрачно в келье… Послышался где-то
Двух сов заунывный, глухой переклик…
И старец с мольбою к святыне приник —
И не было старцу ответа…
94. «Когда, приникнув к изголовью…»
Когда, приникнув к изголовью,
Твой взор печальный я ловлю,
Ты говоришь, что я люблю
Какой-то странною любовью.
Ты говоришь, что я не весь
В порывах нежности и страсти,
Что я иной покорен власти
И что мечты мои не здесь…
Права ли ты? Я сам не знаю,
Но может быть, что ты права…
В тебе, мой друг, я созерцаю
Как будто отблеск божества.
В тебе люблю я отраженье
Сквозящей в мире красоты,
И молодое вдохновенье,
И вдохновенные мечты…
95. «Смеркается. Тихо. Ни песен, ни шума…»
Смеркается. Тихо. Ни песен, ни шума…
Всё замерло в чаще; вокруг разлита
Какая-то полная дум красота,
Какая-то стройная дума…
Всё будто бы грезит — не смутными снами,
А странным, прозрачным подобием сна,—
И кажется мне, что сама тишина
Трепещет немыми струнами…
Гляжу и любуюсь… И, мнится, готова
Природа поведать мне тайну свою, —
И я, как влюбленный, пред нею стою
И жду вдохновенного слова…
Но тихо, как прежде, в дубраве угрюмой,
И тщетно стараюсь я в звуки облечь
Ее вековечную, стройную речь
С ее величавою думой…
96. «Всё движется стройно: плывут облака…»
Всё движется стройно: плывут облака,
Колеблется небо… Ладьей мировою,
Как парусом белым, как легкой ладьею,
Незримая правит рука…
Вселенная движется… Звезд вереницы
Свершают намеченный богом полет,
И солнца, вращаясь, стремятся вперед,
Как оси одной колесницы…
Сменяются ровно прилив и отлив,
И волны седые в бушующем море,
И ранние зори, и поздние зори,
И жатвы возделанных нив…
Один человек в бесконечной тревоге
Возводит без устали призрачный храм,
И вечно стремится к священным дарам,—
И вечно стоит на пороге…