— Скатертью дорожка! — ухмыльнулся Сашка, наливая водку в два стакана.

— Кишка тонка, — презрительно хихикнул Щур.

— Ты вчера по гадам лупил? — спросил меня Сашка.

— Так.

— Это дело!

Подсунул ко мне один стакан, сам взял другой.

— Выпьем на счастье!

Чокнулись мы и выпили до дна. Потом Сашка закурил и говорит:

— Когда у меня работа на троих будет, со мной пойдешь!

Стало мне весело. Посмотрел я Сашке в глаза, кивнул и говорю:

— Добре.

Сашка вышел из салона в ресторанную комнату, вернулся вскоре, а через несколько минут Гинта с Теклей начали вносить и расставлять бутылки с водкой, пивом и ликером. Потом принесли много разных пирогов с рыбой и мясом.

— Сашка буфер закупил, — заметил Комета.

— Пей, братва! — объявил Сашка. — Пей и ешь! Сегодня никто не платит!

Потом подошел к столу Антония, налил ему стакан ликеру:

— Соси!

Гармонист выпил, закусил. Сашка ткнул в его ладонь несколько червонцев.

— Давай, рыпай «Шабашовку»! Но по-нашему, с огоньком! Чтобы пол под ногами скакал!

Вскоре зала наполнилась лихими звуками «Шабашовки», от которой ноги сами срывались в пляс. Контрабандисты пили вусмерть. Закусывали водку грушами и конфетами, ликеры — селедкой, колбасой и огурцами.

— Пей, братва, пей! Чтоб ничего не осталось! — подбадривал Сашка.

А хлопцы зря ушами не хлопали, водка не застаивалась. А Лорд пел на мелодию «Кто смеется с нашей веры»:

Поздней ночью вышел вместе со Щуром из салона. В голове моей шумело. Щур тоже был пьяный вдрызг.

Стали мы посреди рынка.

— С Юрлиным конец? — спрашиваю.

— А то, — отвечает Щур.

— Холера! С кем пойдем-то? Золотой сезон на носу!

— А хоть бы и с «дикими»!

— Знаешь кого из них?

— А то, — отвечает Щур. — Отрываться, так по полной. Эх, позабавимся! Тай-да, тара-дира!

И, насвистывая, намурлыкивая «Шабашовку», Щур принялся плясать в болоте у рынка. Потом мы долго провожали друг дружку по домам. Я ему рассказывал взахлеб, он — мне, но про что — я потом вспомнить так и не смог.

9

Была на границе необычная группа. Называли ее «дикой», а хлопцев, с ней ходивших, «дикими», или попросту сумасшедшими. «Дикие» не соблюдали вовсе никакой осторожности, ходили через границу «на ура». Часто попадались. Машинисты сменялись каждые несколько месяцев. Но удивительно: безумная та группа работала уже третий год! Сто раз разгоняли ее, сто раз она собиралась снова и шастала ночами по границе и пограничью. Собиралось и рассеивалось множество групп, попадались самые умелые машинисты, а те черти работали без перерыва. Разыгрывали шухеры, устраивали агранды и держались год за годом, хоть и меняясь составом.

С «дикими» ходили те, кого нельзя было заставить ходить в обычных группах, кто не хотел соблюдать никаких правил, не хотел подчиняться, кто любил авантюры и опасность и особо не заботился ни о своей безопасности, ни о постоянном заработке.

На следующий день после моей размолвки с Юрлиным Щур познакомил меня с машинистом «диких» Войцехом Анелом. Не хотели мы терять ни недели золотого сезона и знали, что «дикие» не будут нас спрашивать, со стволами ходим или без. Анела застали дома. Он сидел в детской кроватке-люльке посреди избы и раскачивался взад-вперед, вытягивая и сгибая ноги. К нижней губе его прилипла самокрутка, свернутая из странички от отрывного календаря. А на столе лежал на одеяльце вынутый из кроватки младенец, совершенно голый. Удивительно, но он не плакал. Может, потому, что был занят: засовывал пальцы левой ноги себе в рот.

— Здорово, Анел! — крикнул Щур, заходя вместе со мной в избу.

— Ну и что с того? — вопросил Анел, зажмурив левый глаз и харкнувши в угол.

— Что слышно у тебя?

— Интерес — в движении, а движение — в интересе! — сообщил Анел, качаясь в коляске, и, несомненно, эту мысль обдумывая.

— За границу хотим с вами ходить, — заметил Щур.

— Хотите и можете. Не даю я вам, что ли? Ваше дело.

— А когда идете?

— Сегодня.

— Где собираетесь?

— А холера его знает.

— Так как вас найти?

— А я знаю?

— Тогда обмоем договор, что ли, — предложил Щур, вынимая из кармана бутылку.

Анел многозначительно кашлянул и пустил под потолок клуб дыма. Щур подал ему бутылку. Анел легким движением вышиб из бутылки пробку и, покачиваясь, посмотрел на меня.

— Он тоже хочет?

— Ну, глоточек.

— Нет, не хочу, — говорю им.

— И отлично! — сообщил Анел.

Ногтем обозначил на бутылке половину, запрокинул голову и, по-прежнему качаясь, начал пить. Водка булькала в его горле, кадык скакал. Наконец, не глядя на бутылку, прервался. Посмотрел — как отмерено, ровно по метку от ногтя. Подал бутылку Щуру, который залпом опрокинул в глотку остаток, спросил:

— Где встречаемся?

— Вечером… около Кентавра. Как ангелочки.

— Файно! Ну, с Богом!

— К черту идите!

Когда вышли от Анела, говорю Щуру:

— Тот еще сумасшедший!

— Умный сумасшедший, — ответил Щур.

Вечером пошли мы к дому купца Кентавра, которого в местечке тоже считали сумасшедшим. Мнение это сложилось от множества причин, а главным образом из-за того, что давал товар «диким». Брались нести его товар лучшие нормальные группы, но он питал к «диким» непонятную слабость и третий год давал товар им. «Дикие» играли ему шухер, а он, знай, подмигивал — знаем мы вас, мол. Снова агранда. Он снова подмигивал и приглашал «диких» на пейсаховку. И говорил им:

— Ну, хлопцы, если и на этот раз будет криво, следующий раз солому за границу понесете. И я — с вами.

«Диких» это пронимало, и следующие пять-восемь партий шли чисто. Кентавр расцветал. Открывал фабрику мыла в Вильне, чернильный заводик в Лиде, фабрику шоколада в Гродно. Фабрики были его манией. Кроме прозвища Кентавр (такой был товарный знак на всей его продукции) имел еще одно — Фабрикант. Фабрики его и губили. «Дикие», узнав про них и решив, что Кентавр снова поднялся, принимались делать агранды, и купец снова разорялся. Тогда купец опять приглашал их на пейсаховку, снова говорил про солому и поднимался снова. И так — третий год.

В близи дома купца бродили поодиночке и группками хлопцы. Щур здоровался с некоторыми.

— Где Анел? — спросил у одного.

— Вместе с Шумом у Кентавра сидит, — ответил тот.

— Пейсаховку пьют, — добавил кто-то сбоку.

Пошли мы дальше вдоль ряда домов и магазинов. Вскоре из ворот купеческого подворья выехал большой воз. Сидели в нем Анел, Шум и сопровождающий жид Берек Штыпа. Кучером сидел Костик Кулявый, батрак Кентавра. Анел подозвал одного из хлопцев, сказал ему что-то. Тот кивнул. Воз поехал дальше и вскоре скрылся за поворотом.

Хлопцы все так же, группками, пошли к Слободке, а оттуда побрели дорогой, ведущей к Душкову.

Вскоре за Выгоничами из лесу, как раз напротив идущих первыми хлопцев, вышел Анел. Вместе с ними подождал остальных, и все направились в глубь леса.

Анел остановился у огромной кучи валежника, рядом с которой стояли Шум и Берек Штыпа. Анел принялся вытаскивать носки из-под валежника. Швырял их наземь, считая вслух: «Одна, вторая, третья…» Досчитал до восемнадцати, остановился.

— Берите носки! — приказал нам. — Ну, как ангелочки!

Выходить было еще рано. Хлопцы разбрелись по лесу, каждый нашел себе длинную крепкую палку. «Дикие» всегда так делали. Идти легче, и не раз палками этими гнали и били преградивших им дорогу хамов, падких на легкую добычу. Мы со Щуром тоже вырезали по толстому дубцу. После хлопцы собрались у груды валежника, закурили, лежа на мху.

Было нас девятнадцать. Вечерело, в лесу становилось все темнее. Анел подошел к груде хвороста и осторожно достал из-под нее большой мешок. Начал из него вынимать и швырять в разные стороны на мох бутылки со спиртом. Девять штук всего раскидал.