Сысой чувствовал, что опять задыхается. Мертвящий холод проник в его грудь. Понял: не вырваться. Прохрипел:

— Чего вы хотите?

— Наконец-то деловой вопрос. С вашей стороны требуется одно — сказать несколько слов. Всего несколько слов. С нашей… Вы становитесь владельцем всех этих папок. Откажетесь, вот тогда и встанет перед вами во всём своём неприглядном виде наша российская каторга. Ну-с! Выбирайте!

Торги на землю в пределах горного отвода Богомдарованного прииска назначены на вербное воскресенье. В зале городского театра люди заполнили партер, ложи, амфитеатр, балкон. Не каждый день продаются миллионы.

Дородный седовласый представитель акционерного анонимного золотопромышленного общества «Сибирь» Серафим Гаврилович Выскубов вошел в зал. В директорской ложе — корреспонденты газет. Телефон. Серафим Гаврилович улыбнулся довольно.

— Молодцы газетчики. Чувствуют, где жареным пахнет. — Раскланялся с корреспондентами и именитыми купцами. Для него оставлено место в первом ряду. Сел. Поискал глазами Ваницкого.

«Ишь ты, ложу специальную занял. Рядом с директорской. Уселся и газеты читает, словно торги его не касаются».

Встретившись глазами с Ваницким, Серафим Гаврилович привстал, приветливо помахал рукой. Радужно вспыхнули камни в тяжёлых перстнях.

— Салют, дорогой! — крикнул Ваницкий и рассмеялся. От этого смеха, от необычного приветствия, в котором чувствовалась насмешка, Выскубов обиженно засопел.

«Дорогой!» — Нарочно выводит, подлец, из себя. Торги — это спорт, состязание нервов, где выигрывает тот, кто умеет вовремя сделать ставку, вовремя прекратить торговаться. Рассерженный, потерявший душевное равновесие противник — залог победы. Охраняя своё спокойствие, Серафим Гаврилович отвернулся.

Скоро двенадцать часов. Молоденький товарищ прокурора сел рядом с Серафимом Гавриловичем, протянул ему руку.

— Здравствуйте. Как поживаете?

— Живем по-маленьку, с хлеба на квас.

— А после кваса стерлядок под красным соусом?

Оба рассмеялись.

— Бывает и под красным. Бывает и под белым, — хитро прищурясь, согласился Выскубов. — Бывает с портвейном, бывает с мадерой. Что нового в городе? Бунтуют с вашего разрешения, а власти руками разводят и в бирюльки играют.

— Кто на что способен, Серафим Гаврилович, — отпарировал товарищ прокурора и кивнул в сторону ложи Ваницкого. — Вот мы с вами в остроумии изощряемся, а Аркадий Илларионович предпочитает шампанское.

— Хм-м, хм-м, — захмыкал Серафим Гаврилович, наблюдая как в ложу Ваницкого вносили шампанское, столик, два подноса с бокалами. — Заранее предвкушает победу? Чепуха! Психологическая атака, расчёт на слабонервных воспитанниц института благородных девиц, — и отвернулся.

— Не скажите, — возразил товарищ прокурора, с любопытством разглядывая, как, деловито суетясь, официанты ставили бутылки в вёдра со льдом. — Мне кажется, он играет наверняка. Да посудите сами, если после таких приготовлений он проиграет, куры его засмеют.

— Ерунда, — отмахнулся Выскубов и сразу затосковал: «Прав прокурор, наверняка играть собирается».

На сцене за столом, накрытым зеленым сукном, появляется председатель. Удар деревянного молотка по столу.

— Торги начинаются!

Секретарь, седенький старичок, неожиданно звонким голосом прочёл постановление.

— …Вышепоименованная Ксения Филаретовна Рогачёва трижды уведомлялась почтовыми отправлениями о необходимости погасить задолженность в подесятинной оплате за пользование землями по ключу Безымянке в пределах отвода прииска Богомдарованного…

Председатель кивал головой, словно подтверждая каждое слово зачиночного протокола торгов.

— Действуя на основании статей Свода законов и распоряжений министра двора бывшего его императорского величества, постановили: за невнесение подесятинной арендной платы за земли по ключу Безымянке прииск Богомдарованный секвестровать, объявить об оных деяниях в губернской газете… Торги начинаются с первой предложенной цены.

И сразу же раздался голос:

— Сысой Козулин — тыщу рублей.

Председатель поднял молоток.

— Сысой Козулин, тысячу р-раз… — Удар молотка. — Сысой Козулин, тысячу — два… Сысой Козулин…

Ваницкий поднял руку и крикнул:

— Ваницкий — две тысячи!

— Ваницкий, две тысячи — раз… Ваницкий, две тысячи— два… Ваницкий, две…

— Анонимное акционерное общество «Сибирь» — три тысячи, — пробасил Серафим Гаврилович.

В торге участвовало много людей. Установился порядок. Каждый знал, после кого набивать ему цену, и ждал своей очереди.

— Вы говорите — бунтуют у нас, — продолжал товарищ прокурора начатый разговор. — Ерунда. В нашем городе полный порядок. А вот в Петрограде… Вы читали последние номера газет?

— Читал. Ничего особенного. Франция и Англия признали правительство князя Львова. Всё образуется, как говорят в народе.

— А читали вы «Правду»?

— Фи! Прокурор! Я таких гадостей не читаю.

— Что гадость — не спорю. Но читать её нужно. Из-за границы приехал Ленин и выступил с программной статьей, призывает ко второй революции. Призывает народ брать власть в свои руки. Даже Плеханов, на что прохвост, и тот возмутился.

— Черт знает что. Куда же смотрит министр юстиции?

— Сысой Козулин — пять тысяч!

— Керенский? — товарищ прокурора пожал плечами. — Гм… хотелось бы мне, чтоб Ленин приехал сюда. Я бы с ним нашёл тему для разговора. Славу богу, закон Российской империи ещё действует, а там есть хорошенькая статейка о подстрекательстве к ниспровержению власти. Кстати, как поживают ваши августейшие покровители?

— Какие августейшие? Не знаю таких, — и так как подошла его очередь делать ставку, выкрикнул — «Сибирь» — семь тысяч двести!

— Будто? Говорят, — настаивал товарищ прокурора, — за вывеской анонимного общества скрывается великий князь Николай Николаевич… Кирилл… ещё кто-то из августейших… Как?

— Не знаю. Я человек маленький.

— Ваницкий — девять тысяч!

У Серафима Гавриловича есть и ещё забота. В городе неспокойно, а у него свои пароходы. Приближается навигация, и опять забастовки начнутся. Везде комитеты, советы, не знаешь с кем и как говорить.

— Арестовали бы вы этих зачинщиков, к ногтю — и мокрое место. Вам же власть дана. А уж мы б вас поддержали… «Сибирь» — девять тысяч пятьсот!

— Акционерное общество «Сибирь» — девять тысяч пятьсот р-раз, — отбивал по столу председательский молоток. — Акционерное общество «Сибирь», девять тысяч пятьсот… д-два! Акционерное общество, девять тысяч… пятьсот…

— Сысой Козулин — девять тысяч шестьсот.

— Сысой Козулин, девять тысяч шестьсот р-раз, — вновь застучал молоток.

— Милый Серафим Гаврилович, где вы живёте? — наставительно говорил товарищ прокурора. — В России! Приходит ко мне вчера из совета мужик в смазных сапогах. Полгода назад швейцар бы его из прихожей да в шею, а сегодня — «пожалте, прошу». А он заходит и прямо: «Вы такое-то распоряжение министра Керенского получили? Не вздумайте выполнять, а то забастовка». Эх, да что говорить. Скоро коррида начнётся, а, Серафим Гаврилович?

— Какая коррида?

— Ну бой быков. Вы же с Ваницким быки.

— Хе, хе, острый у вас язычок. Только настоящий бой начнётся под вечер, когда цены к полмиллиону подскочут. А сейчас просто перестрелка. Акционерное общество— десять тысяч семьсот!

— Во-во. И подумать только, представитель великого князя Николая Николаевича, великого князя Кирилла и выходит на бой с каким-то Ваницким. То ли было полгода назад!

Серафим Гаврилович тяжело вздохнул.

— А вернётся это доброе старое время или уж нет?

— Вернется. Побалуются немного в министров, в демократию, доведут Россию до полного разорения, и снова к варягам: «страна наша велика и обильна…»

— Да хоть бы варяги скорей.

— Дайте войну с немцами кончить, а там, — товарищ прокурора сжал холёный белый кулак.

В ложе репортёров зазвонил телефон.