Изменить стиль страницы

Кроме всего: эта история с изъятием одного за другим друзей, изъятие близкого мне человека, ужас, машинка и пьяная повешенность в воздухе, сразили меня.

Два забытых стихотворения Вячеслава Иванова

I. «Творцу миров иллюзии волшебной…»

Если самым приблизительным образом, на глаз наметить баланс ивановских штудий за последние тридцать лет, нужно сказать, что хуже всего мы знаем Иванова десятых и первой половины двадцатых годов. Сегодня, когда только что на стол легло двухтомное издание переписки Вячеслава Иванова с Л. Д. Зиновьевой-Аннибал, прекрасно подготовленное Н. А. Богомоловым и М. Вахтелем (позволю себе в этом абзаце, не юбилейного преувеличения ради, а лишь для краткости, опустить имена соавторов и многих коллег, чьими вкладами в сумму новых знаний пренебречь не посмел бы — если бы стал подводить историо- и библиографический итог детальный), сегодня можно сказать, что мы наконец неплохо знаем биографию и — за нею, сквозь нее — жизнестроительство Иванова от начала 1890-х годов до смерти Лидии Дмитриевны. Но и далее — книги Н. А. Богомолова и Г. В. Обатнина позволяют достоверно судить о пути Вячеслава Иванова до начала 1910-х. На другом конце мыслимого жизнеописания богатый фактографический материал мы находим в изданной семейной переписке, относящейся ко времени эмиграции. Настоятельная необходимость — осветить время славы, время «Вячеслава Великолепного», признанного мастера и мэтра, законодателя и судьи. Задача тем более трудна, что в этом отрезке истории нет документа, равного по разрешающей способности переписке с домашними, по сути дела — многолетним дневникам…

Сказанное как будто пренебрегает страшным рубежом, 1917 годом. Но под определенным и вполне правым углом зрения вещи выглядят именно так, ведь речь идет о нашем знании и о жизни непрерывной. Как жизнь строилась и как наша мысль представление о ней структурирует — дела одной плоскости, на другой — вопросы о плотности и достоверности фактического знания, которое одно и позволяет осмысление прошлого, определяя и критерии суждения.

Особая проблема в этой связи — выявление и освоение корпуса текстов, созданных в интересующее нас время. Собственно, это — вопрос о творчестве Вячеслава Иванова. Не было сделано, кажется, даже попыток собрать в единую картину сведения о такой специфической области его художества, как творчество поведенческое (теургия, жизнестроительство par excellence). Мы неплохо знаем «башню», «гафизитов», «академию» — а можно ли как-то обобщить сведения о Вячеславе Иванове — лекторе и диспутанте, руководителе студий и кружков? (Этот «жанр» трансцендирует пришествие большевиков с их цензурой, насилием и бытовой разрухой и несвободой слова; много говорилось о студийном половодье первых пореволюционных лет, что будто бы отражало то ли тягу масс к искусству, то ли торжество искусства над скудельной жизнью, — я уверен, что тут перед нами инерция форм культуры, сложившихся и расцветших в предреволюционные десятилетия.) Далее: статьи Вячеслава Иванова, созданные после «Родного и вселенского», не собраны — ни физически, ни мыслимо, на одном предметном стекле, что заставило бы рассмотреть преемственность или прерывность мысли Иванова, творческой воли, поведенческих стратегий. И далее: «Свет вечерний» представляет собою автоинтерпретацию корпуса лирики после «Нежной тайны». Этот творческий жест исполнен содержания, которое еще предстоит осмыслить: чего стоит исключение, вернее — невключение «Человека», «Младенчества» (при том что в «Кормчих звезда», скажем, аналогичный материал находил себе место), исключение «Песен смутного времени», исключение множества отдельных стихотворений, типологически, казалось бы, не отличающихся от тех, что введены в книгу.

Как мы все понимаем, ответственному суждению по этим вопросам должен предшествовать максимально полный сбор и свод материала. В мае 1922 года поэт писал из Баку другу: «…коснея, медленно обращаюсь в землю, откуда взят. Муза же моя, кажется, умерла вовсе»[493]. Сходные свидетельства о себе он повторял не раз, и общим местом разговора о Вячеславе Иванове принято утверждение, что между недописанным сонетом из глубины 1920 года и «Римскими сонетами» пролегло молчание, что и позже, до «Римского дневника» 1944 года поэт стихов почти не писал, «покаянья плод творя». Вообще говоря, это похоже на правду, но все же — неправда. Стихов в двадцатые и тридцатые годы было мало, однако между этими немногими — произведения из числа важнейших и лучших во всем наследии Вячеслава Иванова (например, «Палинодия», «Собаки»). А для создания целостной картины ивановского творчества необходимо учесть все немногое, что было создано, независимо от оценки качества. Несомненно, раздел двадцатых годов в мыслимом хронологически упорядоченном «Полном собрании стихотворений Вячеслава Иванова» окажется богаче и интереснее сегодняшних ожиданий. Для него я и предназначаю два номера, относящиеся к бакинскому времени. Утверждение О. А. Шор, будто Иванов в Баку «написал одно стихотворение (если не считать шуточных произведений)»[494], было оговоркой, поскольку в книге «Свет вечерний» она сама комментировала и «Зых», и «Памяти Блока». Вот еще два стихотворения, отнюдь не шуточных.

                           I.
Творцу миров иллюзии волшебной,
Слепительных миражей кузнецу
Пой, светлый хор, гимн славы, гимн хвалебный
Волхву кулис, прекрасного жрецу.
Богослуженье или забава,
Где гением озарено,
Искусство — одно.
Художнику — слава.
Тому, чей жезл из сумрака изводит
Живую явь — и сон из яви ткет,
Кто жизнь души в существенность возводит
И форму ей, и краски ей дает:
Кто новизну приемлет здраво,
Чей право судит верный вкус, —
Советнику муз.
Художнику — слава.
Фантазии любовнику, хорегу
Высоких действ и праздничных затей,
Кто плоть мечте, очам дарует негу,
Пой, дружный хор, дружнее и звончей.
Мерцает небо величаво
Сквозь ткань узорного шатра…
Искусство — игра.
Художнику — слава.
12/XII 1923 г. Вяч. Иванов.

Перед нами — «Текст кантаты написанной для торжественного вечера, чествования 35-тилетия сценической деятельности Н. Н. Боголюбова (слова Вячеслава Иванова, музыка М. Е. Попова)»[495]. Здесь кантата воспроизведена по ее единственной публикации — в четырехстраничной программке вечера, которым бакинское общество 19 декабря 1923 года чествовало Н. Н. Боголюбова[496]. Этот редкий документ — не единственный ли уцелевший экземпляр? — был подарен мне Александром Осиповичем Маковельским и его дочерью Софьей Александровной в 1963 году, когда я в Баку начал собирать материалы по биографии и творчеству Вячеслава Иванова. О встрече с друзьями профессора-поэта во мне живет теплая и благодарная память.

Н. Н. Боголюбов (1870–1951) — известный оперный режиссер, в 1911–1917 годах работал в Мариинском театре, после революции — в провинции; в интересующее нас время — профессор Бакинской консерватории, наиболее авторитетный представитель русской театральной культуры в Баку[497]. В предисловии к «музыкальной трагикомедии» «Любовь — мираж?» Иванов, рассказывая, как создавал ее вместе с Н. Н. Боголюбовым и М. Е. Поповым, называет первого «уважаемым приятелем», второго — «другим моим добрым приятелем»)[498]. В тех же тонах выдержано и мемуарное свидетельство Д. В. Иванова:

вернуться

493

Иванов Вяч.; Гревс И. М. История и поэзия: Переписка И. М. Гревса и Вяч. Иванова / Изд. текстов, исслед. и коммент. Г. М. Бонгард-Левина, Н. В. Котрелева, Е. В. Ляпустиной. М., 2006. С. 272.

вернуться

494

Иванов Вяч. Собрание сочинений. Брюссель, 1971. Т. 1. С. 176.

вернуться

495

Композитор М. Е. Попов (ум. 1926) — профессор Бакинской консерватории, учитель Л. B. Ивановой. Написал музыку также на либретто Вячеслава Иванова «Любовь — мираж?», но сохранились ли эти опусы — я не знаю. См.: Иванова Л. Воспоминания: Книга об отце / Подгот. текста и коммент. Дж. Малмстада. Париж, 1990. С. 112, 114; ср. контрастирующие по тональности высказывания бакинского ученика Иванова: Альтман М. С. Разговоры с Вячеславом Ивановым / Сост. и подгот. текстов В. А. Дымшица и К. Ю. Лаппо-Данилевского; Статья и комм. К. Ю. Лаппо-Данилевского. СПб., 1995. С. 272.

вернуться

496

Николай Николаевич Боголюбов. XXXV. 1888–1923. 19/XII 1923. г. Баку: <Торжественный Вагнеровский Вечер: Программа>. Баку, 1923 (2-я Гостип. Азполиграфтреста). — 4 С. Ценз, разр.: Разр. Азлит. 18 дек. 1923 г. № 1350.

вернуться

497

Вот характеристика Н. Н. Боголюбова из программки юбилейного вечера:

Н. Н. Боголюбов
1888–1923

Сегодня все представители искусства празднуют 35-тилетний юбилей славной сценической деятельности Н. Н. Боголюбова.

Юбиляр родился в 1870 году в Саратовской губернии; воспитывался в учебном заведения города Саратова. Музыкальное образование получил в Казанском музыкальном училище. Начал театральную деятельность, тайком уходя из школы, в качестве помощника декоратора, в 1884 году.

С 1888 года юбиляр начинает свою профессиональную деятельность, как помощник режиссера в драме и оперетте, а затем переходит суфлером в оперу. Следующий этап деятельности; Н. Н. Боголюбов — режиссер оперы, и с тех нор начинается славная деятельность Н. Н. Боголюбова. В качестве режиссера оперы он объезжает все крупные оперные центры. Весь свой досуг Н. Н. Боголюбов посвящает изучению искусств, для чего отправляется за границу. Последние шесть лет до революции Н. Н. Боголюбов занимает пост режиссера оперы Мариинского театра. Со времени Великой Октябрьской Революции юбиляр переносит свою деятельность в Астрахань, Саратов и Ростов, где выступает лектором по вопросам эстетики и истории музыки, читая свои лекции пролетариату (в железнодорожных мастерских), и дирижирует спектаклями и концертами в рабочих театрах.

Как сценический общественный деятель, он принимает деятельное участие в делах бывшего Русского театрального общества, где дважды избирался на должность товарища председатели. Н. Н. Боголюбов много работал в театральных изданиях, по вопросам театрального быта и техники. Его перу принадлежат несколько брошюр о Вагнере, корреспонденции из Байрейта и ряд стихотворных переводов с итальянского.

вернуться

498

Вячеслав Иванов. «Любовь — мираж?» Музыкальная трагикомедия / Предисловие Д. В. Иванова и А. Б. Шишкина, подгот. текста А. Б. Шишкина // Вячеслав Иванов — новые материалы / Сост. Д. Рицци и А Шишкин. Салерно, 2001. С. 59 (Русско-итальянский архив III).