В. А. Зайцева знала Белого с юности, знала о его импульсивности и непостоянстве в общественно-личных отношениях. По-видимому, до нее также дошли слухи о не совсем корректных высказываниях Белого о его берлинских знакомых в советском полпредстве. Отсюда и ее немного провокационная просьба «не слишком ругать нас всех в Москве». В ответной попытке восстановить нарушенное доверие Белый выступает в излюбленной в его творчестве и жизнетворчестве роли «подражания Христу»[115]. Ходасевич ставит под сомнения правомочность Белого брать на себя эту роль, намекая на известные ему факты, ей противоречащие. Этим вызывается взрыв негодования Белого, приводящий к разрыву их отношений.

Дополню воспоминания Бахраха воспоминаниями Ходасевича и Н. Берберовой, в которых зафиксированы ответные слова Белого Ходасевичу. Вот как описывал произошедшее сам Ходасевич в очерке «Андрей Белый», вошедшем в книгу «Некрополь»:

А вот как описывает Берберова реакцию Белого на слова Ходасевича:

Берберова «рассредоточивает» злобу Белого на других присутствующих, снимая ее однозначную направленность против Ходасевича. Но для Ходасевича и Белого скандал касался их одних. В письме от 21 октября 1923 года Ходасевич писал Анне Ходасевич: «Кстати: я с <Белым> вдребезги поссорился. Точнее — он объявил меня таким-сяким. Слава Богу, все это произошло публично, в присутствии 30–40 человек, которые видели, что я ни в чем не повинен. Он устроил мне скандал, будучи вдребезги пьян, — но, проспавшись, не извинился»[118]. Белый выбрал арбитром в своих отношениях с Ходасевичем Максима Горького. В письме к нему от 8 апреля 1924 года, уже из России, Белый дает свою версию произошедшего, мотивируя свой срыв тем, что незадолго до этого Ходасевич «донес» на него издателю «Эпохи» С. Каплуну. В письме к Горькому Белый апеллировал к близкой обоим ницшевской морали, противопоставляя ей ходасевичевскую «мелкость» «последнего человека» (ницшевского «последнего человека»)[119]. В это время Ходасевич и Горький были особенно дружны. Как пишет Ходасевич в письме к В. Лидину от 18 марта 1924 года: «Мы за эти два года очень сжились с ним»[120]. Горький охарактеризовал письмо Белого как «отвратительное и глупое»[121].

Как уже говорилось, нейтрализуя подспудное обвинение Ходасевича, Белый переадресует его из общественно-политической области в сферу межличностных и литературных отношений. Фразой «Ходасевич разрушал вокруг себя все, не создавая ничего» Белый указывает на творческую ущербность Ходасевича, на его вторичность касательно позитивных ценностей в жизни и искусстве. Такая позиция защитника истинных ценностей против их разрушителя эксплицировала матрицу отношения Белого к Ходасевичу, сформировавшуюся еще в кризисную для русского символизма вторую половину десятых годов. В своих позднейших воспоминаниях «Между двух революций» Белый подспудно проецировал конфликт 1923 года на события 1907-го, когда стала зарождаться «третья волна символизма»[122], к которой принадлежал Ходасевич и с которой Белый связывал угрозу истинным символистским ценностям:

В последней фразе Белый явно имел в виду свой конфликт с Ходасевичем в 1923 году[124]. Такая проекция конфликта 1923 года в 1907-й имела под собой и следующее основание: в 1907 году Ходасевич опробовал «скептический» подход к мифопоэтике Белого в непосредственной форме литературной пародии. Эта пародия была одной из симптоматичных реакций на творчество Белого, не оправдавшего в глазах молодых литераторов надежд на духовное лидерство. Тогда ссоры между Белым и Ходасевичем удалось избежать. Тем не менее, как видно, этот эпизод отложился в памяти Белого, чтобы выстрелить во время скандала 1923 года и послужить одним из оснований для уничижительной характеристики Ходасевича в воспоминаниях «Между двух революций».

Итак, летом 1907 года по просьбе В. Стражева — редактора зарождающейся газеты «Литературно-художественная неделя»[125] — Ходасевич пишет пародию на «Симфонию (2-ю, драматическую)» Белого. Эта пародия, построенная по монтажному принципу «симфоний» Белого[126], была язвительным откликом на символистское мироощущение Белого, на его жизнетворческий метод мифизации обыденной жизни и прочитывания в ней апокалиптических предвестий и знаков из иных миров. Пародию предполагалось опубликовать в первом номере газеты «Литературно-художественная неделя», органе, по мнению Белого, выражающем «разложение чистоты символизма»[127], по мнению же одного из его организаторов — органе «модернизма умеренного оттенка и не брюсовского духа»[128]. Ходасевич не мог не разделять мятежных чувств редакторов газеты В. Стражева, Б. Зайцева, П. Муратова по отношению к старшим символистам. Он тогда находился на периферии московской литературной жизни, его стихи не печатались на страницах центрального символистского органа Москвы журнала «Весы». Ходасевич и круг его приятелей пережили разочарование в Белом, неспособном на жизнетворческий «подвиг», прокламировавшийся в его творчестве. В воспоминаниях К. Локса зафиксировано острое разочарование Ходасевича в Белом этого времени: