В этом же письме Воровский просил подобрать для него литературу критическую и историческую относительно новых течений: модернистов, «хвутуристов», пролеткультовцев и прочих. Все это было ему нужно для ознакомления Италии с литературными течениями в России. Воровский указывал, что в подборе книг могут помочь Брюсов, Фриче, Кривцов, которым он просил при этом передать привет.
В тот же день Воровский написал своему другу М. Горькому: «Дорогой Алексей Максимович, Ваш первородный рассказал Вам, вероятно, о нашем житье-бытье, так что останавливаться на этом не буду. Надеюсь, что Вы соблазнитесь возможностью приехать сюда и сами увидите, что и как. А приехать Вам полезно… А теперь маленькое дело. Понеже Вы являетесь наседкой современной русской литературы и под Вашим боком греется немало гениев больших и малых, то окажите услугу отечеству, этим гениям и вселенной, поручив надежному человеку подобрать в двух экземплярах всю поэзию, беллетристику и пр. проявления русского духа (ох!), появившиеся в свет в России под «большевистским игом». Для Питера Вам, вероятно, удастся использовать Ионова, который, хотя и смотрит на Вас букой, все же, как заядлый книжник, не может отрешиться от слабости к Вам…
А получить эти вещи очень нужно как для издания на итальянском, так и для использования в прессе».
Летом 1921 года по делам Профинтерна в Рим приезжал знакомый Воровского еще по одесскому подполью Владимир Деготь. Так как Воровскому было неудобно встречаться с ним у себя дома или в посольстве, то они встретились в Колизее как туристы. Рассматривая древние развалины, они вели беседу:
— Вы думаете, товарищ Деготь, что я приехал сюда для торговых переговоров, для купли-продажи? Как бы не так! Меня здесь интересует политическая работа. Большевик остается большевиком, какие бы функции на него ни возлагали. Сейчас нам нужен мир во что бы то ни стало…
В начале июля 1921 года в Италии было сформировано новое правительство во главе с Бономи. Новый министр иностранных дел де ля Торрета допустил в своей первой же речи выпады против Советского правительства. Он сказал, что советской власти скоро конец, подверг критике торговое соглашение с Россией. В докладе наркому иностранных дел Г. В. Чичерину Воровский писал, что «министерство с де ля Торрета во главе саботирует дело». Воровский не замедлил отправить ноту протеста, в которой говорилось, что подобная бестактность министра иностранных дел наносит ущерб обеим странам. Воровский добился также личной аудиенции Бономи. В личной беседе Бономи заверил советского посла, что он постарается удовлетворить требование Советского правительства о возвращении помещения бывшего русского посольства. Беседа Воровского с Бономи велась на итальянском языке. Бономи был польщен этим. Он поражался выдержке, такту и гибкости ума Воровского. Советский посол хорошо разбирался в международных делах, отлично знал положение в Италии, видел прорехи итальянской экономики.
Бономи вспомнил выступление в парламенте социалиста Модильяни с предложением начать переговоры с Россией, чтобы установить нормальные дипломатические и экономические отношения, и подумал, что и тут, наверное, не обошлось без дипломатии большевика Воровского. Бономи был не далек от истины: Воровский установил неофициальные связи с видными итальянскими социалистами и коммунистами.
Визит Воровского к премьер-министру возымел действие. Следующее выступление в парламенте де ля Торрета было корректным. Он выразил даже готовность послать в Россию дипломатическую миссию, о чем обещал официально известить советского полномочного представителя.
В декабре месяце итальянское правительство признало Воровского единственным представителем России и подписало торговое соглашение. Это было признание Советского правительства де-факто.
В конце декабря Воровский выехал в Москву,
ПОЕЗДКА В МОСКВУ
Москва встретила Воровского вьюгой. Мелкий колючий снег больно хлестал по изможденным лицам прохожих, и те с трудом пробирались по занесенным улицам. Голод и холод старались победить москвичей, но они стойко шли вперед, навстречу новой жизни.
С каждым годом количество безработных в Москве уменьшалось, а те, кто все еще не имел работы, получали пособия. Газеты приносили радостные вести о первых успехах на трудовых фронтах. Оживал Донбасс. В декабре 1921 года он дал стране 51 миллион пудов угля. Из Сибири к столице Советской России двигались эшелоны с хлебом. На одной из афиш Воровский прочел, что в Москву приезжает на гастроли Александринский театр. Воровский решил непременно попасть на спектакль. Он давно уже не был в русском театре…
На второй день после прибытия в Москву к Воровскому пришел корреспондент «Правды», чтобы взять интервью. Воровский охотно поделился с ним своими впечатлениями об Италии. Он говорил, что сейчас Италия продолжает переживать все более и более обостряющийся кризис промышленности. Многие предприятия, которые выросли и окрепли во время войны, теперь или лопнули, или накануне краха… В тяжелом положении находится текстильная промышленность, вторая основная ветвь итальянской промышленности. Застой в промышленности ведет к банкротствам, закрытию фабрик и заводов. Кризис углубляется тем, что Италия не имеет своего топлива и должна постоянно его ввозить. Главные предметы итальянского экспорта — вино, фрукты — не находят себе рынка сбыта, а покупательная способность итальянского народа резко понизилась.
Воровский добавил, что глубокий хозяйственный кризис породил, в свою очередь, финансовый кризис. Налоги, особенно косвенные, безумно растут. Каждый шаг итальянского гражданина обложен: за объявление, помещенное в окне собственного дома, приходится платить, везешь продукты из деревни в город — тоже плати, и так во всем…
Но самый страшный бич современной Италии — безработица; число безработных достигает более полумиллиона, еще большее количество рабочих трудится неполную неделю. Стоимость жизни увеличилась в 10. раз, а зарплата только в 4–5 раз. Никаких субсидий правительство безработным не платит, да и из каких средств, если в государственном бюджете дефицит около 63 миллионов лир!
Вскрывая причины кризиса, Воровский рассказал о быстром росте фашизма в Италии.
Он говорил, что фашисты постоянно шпионят за рабочими организациями. Нагло заявляют, что они за насилие, ведут откровенную классовую борьбу на стороне буржуазии. Характерно, что правительство оказывает фашистам поддержку. Революционное движение развивается в тяжелых условиях, но оно все же растет. Воля рабочих к борьбе очень сильна. Широкие массы не только сочувственно, но и восторженно относятся к Советской России и к коммунизму…
Сразу же по прибытии в Москву Воровский побывал у Ленина в Кремле, а вечером зашел к нему на квартиру. Он поздоровался с Надеждой Константиновной, передал ей привет от жены и поведал о своем житье-бытье в Риме.
Владимиру Ильичу Воровский рассказал более подробно, чем раньше в письме, об итальянских социалистах — тураттианцах.
Ленин внимательно слушал Воровского. Он соглашался с ним. В разговоре Ленин указал на опасность со стороны оппортунистов и реформистов типа Туратти. Пока рабочие терпят этих болтунов, их ряды непрочны и немонолитны. Нельзя забывать, что группа Туратти агитирует за сотрудничество с буржуазией.
В Москве Воровский повидал своих друзей, а некоторым написал письма. Отправил он письмо и в Одессу — Давиду Тальникову.
«Работа моя тоже не особенно интересна, — писал он. — Серьезной политики в Италии нет, а та, что делается, жульническая. И вот стоишь, как городовой, на страже отечества и смотришь, чтобы италиашка не надула… И все-таки надувает. Ибо люди потеряли последние крохи чувства собственного достоинства. Да ну их.
Я, как и Вы, забыл писать. Ибо по Вашему письму не видно, чтобы Вы занимались сим благородным ремеслом. А хочется. С величайшим восторгом бросил бы к чертям все чины и ордена, залез бы в хорошую библиотеку и погрузился бы в книги, но так, чтобы ни о чем не думать: ни о том, что семья будет завтра есть, ни о том, что палец вылез из сапога, ни тем более о смене одного дурацкого министерства другим. Но это возможно будет только «в лучшем мире».