— Кроме того, — быстро добавила Мэри; ей не хотелось развивать эту тему, — он может оказаться агентом иностранного государства или какой-нибудь террористической группы.

Понтер поднял бровь, ожидая продолжения. Мэри снова пожала плечами.

— Или он может быть просто сумасшедшим.

— Вы разрешаете сумасшедшим носить оружие? — спросил Понтер.

Как добропорядочная канадка Мэри была убеждена, что только таким оружие и нужно, но оставила эту мысль при себе.

— На самом деле это самый лучший вариант, — сказала она. — Если он псих и действовал в одиночку, то не стоит беспокоиться о том, что нечто подобное может повториться. А вот если он член террористической группы…

Понтер опустил взгляд — и, конечно же, упёрся в свою забинтованную грудь.

— Я надеялся, что мои дочери тоже смогут посетить ваш мир.

— Мне бы так хотелось познакомиться с ними, — сказала Мэри.

— Что бы стало с этим… с этим Руфусом Коулом… — Понтер нахмурился. — Подумать только! Глексенское имя, которое я могу выговорить без труда, и оно принадлежит человеку, который хотел меня убить! Так вот, что бы стало с Руфусом Коулом, если бы он не погиб?

— Его бы судили, — ответила Мэри. — Если бы его признали виновным, он бы отправился в тюрьму.

Хак снова загудел.

— Э-э… это такое охраняемое место, где преступников держат в изоляции от остальных людей.

— Ты сказала «если бы его признали виновным». Но он ведь стрелял в меня.

— Да, но… если бы он оказался сумасшедшим, это было бы смягчающим обстоятельством. Его могли бы признать невиновным по причине невменяемости.

Понтер снова вскинул бровь.

— А не лучше ли это выяснить до того, как он возьмёт в руки оружие, а не после того, как он им воспользуется?

Мэри кивнула.

— Не могу с тобой не согласиться. Но, тем не менее, это так.

— Что, если бы я… если бы он меня убил? Или Тукану? Что бы с ним стало тогда?

— Здесь? В Штатах? Его могли бы казнить.

Неизбежный гудок.

— Умертвить. Убить в наказание за его преступление, и в качестве предостережения тем, кто может задумать что-то подобное.

Понтер замотал головой; его длинные волосы хлестнули по подушке.

— Я бы этого не хотел, — сказал он. — Никто не заслуживает преждевременной смерти, даже тот, кто желает её другим.

— Да ладно, Понтер, — сказала Мэри, удивившись резкости своего голоса. — Разве можно относиться к этому как… как какой-то Христос? Чёртов придурок пытался тебя убить. А ты беспокоишься о том, что бы ему за это было?

Понтер ничего не ответил. Он не сказал, хотя Мэри знала, что он мог бы, что его уже однажды пытались убить: во время своего первого визита он рассказал Мэри, что в молодости ему страшным ударом раздробили челюсть. Но вместо этого он просто приподнял свою мохнатую бровь и сказал:

— В любом случае, это пустой разговор. Руфуса Коула больше нет.

Но Мэри была не готова замять тему.

— Тот, кто тебя стукнул много… много месяцев назад, не планировал этого заранее, и тут же раскаялся в содеянном; ты сам так сказал. А Руфус Коул намеревался совершить убийство, он его заранее спланировал. Это всё меняет.

Понтер немного поёрзал на госпитальной койке.

— Я остался жив, — сказал он. — Кроме того, ничто уже не сможет стереть шрам, который мне носить до самой смерти.

Мэри покачала головой, но ответила добродушно:

— Знаешь, Понтер, ты такой добрый, что иногда в это трудно поверить.

— Даже не знаю, что сказать.

Мэри улыбнулась.

— Этим ты только подтверждаешь мои слова.

— Но у меня есть вопрос.

— Да?

— Что теперь будет?

— Я не знаю, — сказала Мэри. — Доктор сказал, что из Садбери дипломатической почтой доставили для тебя пакет. По-моему, он вон там, на столе.

Понтер повернул голову.

— А. Подай мне его, пожалуйста.

Получив пакет, Понтер открыл его и извлёк что-то вроде большого конверта явно неандертальского происхождения — идеально квадратный. Он раскрыл и его — он открывался, как цветочный бутон — и вытащил из него крошечный рубиново-красный шарик.

— Что это? — спросила Мэри.

— Бусина памяти, — ответил Понтер. Он коснулся своего компаньона, и тот, к удивлению Мэри, развернулся, открыв внутреннее отделение с дополнительными элементами управления и круглым отверстием диаметром с карандаш. — Она вставляется сюда, — сказал он, роняя бусину в отверстие. — Если позволишь…

— Я ухожу, — сказала Мэри. — Я понимаю, это только для твоих ушей.

— Нет-нет. Не уходи. Просто подожди немного, пока Хак проиграет мне запись через кохлеарные импланты.

Мэри кивнула; Понтер слегка склонил голову, как всегда делал, слушая слова Хака. Потом гигантская борозда прорезала его лоб. Через некоторое время Понтер снова раскрыл компаньон и вынул из него бусину.

— Что они говорят? — спросила Мэри.

— Верховный Серый совет хочет, чтобы я сейчас же вернулся домой.

У Мэри ёкнуло сердце.

— Ох…

— Но я не вернусь, — сказал Понтер.

— Что? Почему?

— Если я вернусь, они закроют портал между нашими мирами.

— Они так сказали?

— Не напрямик — но я знаю Совет. Мои соплеменники знают, что смертны, Мэре — мы знаем, что никакой загробной жизни нет. После того, что случилось, Совет может посчитать, что продолжение контакта нежелательно. У нас и так было достаточно много тех, кто возражал против открытия портала, и сейчас их позиции упрочились.

— И ты можешь это сделать? Просто решить остаться здесь, и всё?

— Не только могу, но и сделаю. Могут быть проблемы, но я к ним готов.

— Вау, — тихо сказала Мэри.

— Пока я здесь, они портал не закроют. Это даст тем, кто, как я, считает, что контакт следует поддерживать, время на отстаивание своей позиции. Если портал закроют, останется всего один шаг до того, чтобы разобрать квантовый компьютер и сделать повторное его открытие невозможным.

— В таком случае, что ты собираешься делать, когда выйдешь из больницы?

Понтер посмотрел Мэри прямо в глаза.

— Буду проводить больше времени с тобой.

Сердце Мэри снова ёкнуло, но в этот раз от избытка чувств, и она улыбнулась.

— Это будет здорово. — И тут её осенило. — На следующей неделе я еду в Вашингтон представлять своё исследование неандертальской ДНК на съезде Палеоантропологического общества. Почему бы тебе не поехать со мной, а? Ты станешь самой большой сенсацией с тех пор, как Уолпофф и Таттерсолл сцепились на съезде в Канзас-Сити.

— Это собрание специалистов по древним людям? — спросил Понтер.

— Ага, — ответила Мэри. — Там будут почти все, кто изучает древних людей в нашем мире. Поверь, тебе будет очень интересно познакомиться с ними.

Понтер задумался, и на какое-то мгновение Мэри испугалась, что он обиделся.

— Как мы туда попадём?

— Я тебя отвезу, — сказала Мэри. — Когда тебя выписывают?

— Насколько я понял, они хотят меня задержать ещё на день.

— Тогда всё в порядке.

— И что, не будет никаких препятствий?

— Будут, конечно, — Мэри улыбнулась. — Но я знаю одного человека, который может приказать им исчезнуть…

Глава 20

Тукана Прат усматривала некий парадокс в том, что именно этот человек предпочитает уединение. Но кто бы стал его винить в отшельничестве? Он был всемирно знаменит, его узнавали везде, где бы он ни появился. К тому же скоро мир собирается отметить тысячемесячный юбилей его великого изобретения. Ожидается, что он появится на публике сотни раз — если конечно к тому времени всё ещё будет жив, а в его возрасте этого гарантировать не мог никто. Он принадлежал к поколению 138, и во всём мире оставалось менее тысячи его сверстников, и никого — из более ранних поколений.

Тукане приходилось встречаться со 138-ми, но довольно давно. С последнего такого раза минуло уже месяцев пятьдесят, так что ещё никогда в жизни она не видела настолько старых людей.