— Ничего подобного! Там было полно гостей! А встреча действительно состоялась по делу, — сказала звенящим голосом. Ведь не верит, по разгневанному лицу и побелевшим костяшкам видела, что не верит. Я бы тоже не поверила.
— Какие могут быть дела с преподом вне стен института? Объясни простому лопуху, — спросил Мэл с обманчивым спокойствием.
— Н-не могу… Я обещала… — посмотрела на него с мольбой. Поверь же, что не вру!
— А ведь ты, Папена, хорошо пристроилась, — сказал ровно Мэл, хотя его самообладание натянулось как струна. — Использовала спортсмена, так и не поговорив с ним, использовала меня, "готовясь" к экзамену на дому у препода, теперь используешь и его, — кивнул на фотографии. — Потому что тебе удобно и легко. Кто следующий в очереди?
— Никто! — выкрикнула я и понизила голос, потому что на нас начали оглядываться. — Твои догадки — чушь и ерунда!
— Придется вызывать его на димикату, — сказал он с досадой. — Что за невезуха с бабами?
Только не димиката! Это же нонсенс — студент, бросающий вызов преподавателю. Мало того, что Мэл заранее обречен на поражение, потому что преподавательский clipo intacti[27] не пропустит ни одного заклинания, после димикаты Мелёшина вышвырнут из института со скандалом и с грязным пятном в личном деле. Но чертова висоратская честь не позволит Мэлу спустить позор на тормозах, и он не отступится от провальной идеи.
— За него боишься? — спросил Мэл, видимо, заметив мое безмолвное потрясение.
— За тебя, — сделав шаг навстречу, я остановилась. — Не вызывай. Пожалуйста!
Он хмыкнул.
— А на колени встанешь?
— Встану, — согласилась вполголоса. — Не вызывай.
— Одно утешает, — ответил Мэл лениво, поедая меня глазами, в которых загорелись тонкие зеленые ободки. — Никто не знает о том, что я тебя… поимел. Для коллекции. Так и быть, пусть твой хахаль, — кивнул на фотографии, — продолжает хромать на одну ногу, а не на обе.
Меня аж подбросило. Козел! Поимел он меня!
— Он не мой! — выкрикнула, позабыв, что нахожусь в общественном месте с многочисленными ушами. — И ничего не было, гусь ты длинношеий!
Мэл развернулся, собравшись уходить, и обронил через плечо с нехорошей улыбочкой:
— Теперь у тебя будет уйма времени на деловые отношения. Зато я опередил его, хотя не был первым. Кто снимал сливки, а, Папена?
— Снимают достойные, — огрызнулась я в ответ на гадливые слова, и его рука сжалась в кулак, а изумрудные ободки расширились, накрывая радужки.
Мэл процедил:
— На благородство не претендую, и так неплохо живется. Мой тебе совет — прибери фотки.
Намек ясен. Фанатки профессора растерзают и меня, и улики.
Мой бывший парень направился к товарищу, дожидавшемуся у Списуила, и друзья скрылись в юго-восточном коридоре. Они ушли, а я обессиленно привалилась к стойке.
Мерзко, мерзко. И не отмыться — от собственной лжи, от похабной грубости Мэла.
Вот и закончилась песня на первом куплете. Для нереальных везунчиков.
Отвлечение номер 2 к прологу
Лейтмотив: безвыходных ситуаций не бывает
За сорок шесть лет до описываемых событий
1
Кирилл гнал на запредельной скорости, благо маячок на крыше помог расчистить полосу, заставляя водителей жаться к обочине и пропускать машину с синими правительственными номерами.
Пот заливал глаза, руки дрожали, норовя отпустить руль.
Он должен успеть. Обязательно успеет, иначе и быть не может. Ему рано подыхать по собственной глупости.
Автомобиль свернул с дороги на аллею, на повороте пропахав колесами газон и расшвыряв мусорные баки, содержимое которых рассыпалось по идеально подстриженному травяному ковру. Тенистая аллея промелькнула стремглав, приведя к трехэтажному беломраморному особняку в окружении столетних дубов, и машина резко затормозила на площадке, засыпанной розовым щебнем. Бросив дверцу открытой, Семут с трудом выбрался из машины и шатающейся походкой глубокого пьяницы поднялся по ступеням. Ноги налились тяжестью, и каждый шаг отдавался в голове острой болью.
Осталось немного: пройти через просторный холл с зеркалами, подняться на второй этаж по изгибающейся лестнице с резными перилами и, постаравшись не налететь в гостиной на мебель, спрятанную под чехлами, доползти до ванной.
Чем ближе, тем хуже. Слабость парализовала мышцы, и пришлось передвигаться, держась руками за стену, подолгу отдыхая. Последние шаги дались с трудом — в час по чайной ложке. В голове звенело, зрение плясало, а тело затрясло в ознобе.
Проклятье! Кирилл умудрился не рассчитать силы, устраивая по просьбе Волеровского демонстрационный показ на светском рауте. Он знал лимит своих возможностей, но сегодня на создание soluti[28] ушло больше времени, потому что волны ускользали, потревоженные вспышками на Солнце.
В следующий раз нужно скрупулезно просчитывать силы, но это будет в следующий раз, и до него ещё нужно дожить.
Волеровский был предусмотрительнее, нося с собой инъекционный портативный пистолет, и тщательно следил за тем, чтобы в барабане всегда имелись четыре запасных ампулы. В каждой из них находилась доза, рассчитанная на килограмм массы тела премьер-министра, должность которого Волеровский занял после гражданской войны.
В свое время Кирилл легкомысленно отказался от эксклюзивной разработки ученых "Виса-2" и сегодня поплатился за беспечность. Если он выкарабкается, то обязательно закажет такой же пистолет с барабаном на десять гнезд, — пообещал себе клятвенно. Или нет, на двадцать.
Горло обложило режущими спазмами — ни охнуть, ни вздохнуть. Семут ослабил узел галстука и рванул ворот рубашки. Одежда душила его, до вылезающих из орбит глаз и нестерпимого жжения в легких.
Ввалившись в ванную, он добрался до настенного шкафчика. Как оказалось, вовремя, потому что онемевшие мышцы натянулись судорогой, скрючившей пальцы; суставы с хрустом вывернуло, причиняя адскую боль. По позвоночнику потек расплавленный металл, выбивая слезы и принуждая согнуться от нестерпимой муки.
Кирилл не помнил, как ему удалось открыть потайную нишу, наверное, зубами. Не помнил, как заправил ампулу в барабан и, корчась, выстрелил в бедро через штанину.
И упал.
Он успел. Ежедневная доза ушла в кровь, сегодня на два часа раньше.
Очнувшись, Семут долго смотрел в потолок, прежде чем понял, где находится, а потом вспомнил, как очутился в ванной. Ладони оказались в крови, а зеркало на дверце шкафчика разбито.
Чертовы волны. Сейчас начнется рецидив — третья стадия после временного затишья. Длится не дольше минуты, но проистекает вечность.
Зрение прояснялось, предметы выделялись резче, фокусируясь с немыслимой четкостью, до рези в глазах, пока Кирилл не разглядел витавшие в воздухе мельчайшие пылинки. От соприкосновения с ними кожа зазудела, покраснев. Мужчина сдерживался из последних сил, но все-таки начал расчесывать кровоточащие ладони и лицо.
Уши уловили слабое жужжание мухи, попавшей в паутину в пыльном углу, и трепыхание крыльев насекомого ударило взрывной звуковой волной, оглушив перепонки. Семут застонал, зажав уши руками. Он не успел подготовиться, и беруши остались лежать там, где мужчина бросил их в последний раз — в спальне.
Тело вдруг стало невесомым, готовым рассыпаться трухой на миллиарды частиц. Кирилл почувствовал, как бежит кровь по сосудам — он мог бы разорвать и склеить любой из них; видел, как сокращается сердце — он мог бы остановить стучащий двигатель и запустить его вновь; слышал, как слабо пульсирует желудок, перерабатывая выпитый на рауте бокал вина, и как раскрываются меха легких, принимая кислород. Он наблюдал кипучую деятельность клеток и микроорганизмов, пожиравших друг друга и плодившихся со страшной скоростью.