— Баш на баш. Разрешаю, — ухмыльнулся рыжий, явив щербинку между зубами. — Приходи в гости.

— Приду, да так, что твоя дверь выпадет, — изливала я недовольство, полезшее пенной шапкой. Мне бы порадоваться, что спокойной ночи решил пожелать Алесс, а не кто-то другой, разозленный до крайности. Но нет, почему-то кольнуло разочарование, что не кто-то другой истязал непрочную дверь, стуча и пиная по хилой преграде.

— Дело есть, — сказал парень и, выудив из кармана листок, помахал ксерокопией экспертизы.

Со своими страхами и переживаниями я не удосужилась увязать приход рыжего с продажей фляжки. Или с отказом от ее реализации.

Меня пробрал озноб. Если Алесс не согласится сотрудничать, остается падать к папуле в ноги и умолять о помощи в обеспечении наличностью — тот самый запасной вариант на случай полнейшей суицидальной безысходности.

— Будем в коридоре общаться или как?

— Заходи. — Я неохотно пропустила нежданного гостя в свою крепость, но встала таким образом, чтобы загородить тумбочку со спрятанным коньячным сокровищем. Что поделать, если при выборе тайников мою фантазию напрочь отрезает.

Парень понял, что радушие хозяйки не простирается дальше двери.

— Держи, — протянул листок, и я взяла, стараясь, чтобы рука не задрожала.

Решив взять быка за рога и пойти наступление первой, спросила небрежно:

— Что скажешь?

— Интересная штукенция. Пятьдесят.

То есть как "пятьдесят"? — растерялась я. Алесс сказал, пятьдесят тысяч? Мне не послышалось?! Значит, он согласен выступить посредником, и скоро у меня появятся деньги. Ура!!!

Постойте-ка, почему всего пятьдесят? Маловато будет. Профессор упомянул о минимуме в размере двухсот тысяч, а я слепо верила Альрику в вопросе оценки раритетов. К тому же, в моем воображении золотая гора доставала макушкой до неба и не собиралась таять ни при каких условиях. Что за наглость: предлагать за алкогольную драгоценность сущую мелочь?

Жадность ответила за меня.

— Сфигали. Не меньше пятисот, — сказала и прикусила язык. Вот я сморозила! Товарищ покрутит у виска и развернется, хлопнув дверью.

Но парня не свалила означенная мной цифра. Он решил свалить меня и хладнокровно начал торг.

— Большой риск, потому что вещь уникальная, — мотивировал спокойно. — Сто.

Хоть в шаге не мелочится: удвоил зараз первоначальную цену. Оказывается, рыжий — тот еще фрукт. Ростом едва ли выше меня и тощ как глист, а ворочает сумасшедшими деньжищами, не боясь. Попробую и я снизить цену по-королевски.

— Ну и что. Зато коньяк отличного качества до конца света. Четыреста пятьдесят.

Сейчас скажет: "Скатертью дорога. Чао-какао", и уйдет приканчивать остатки закуси.

Нет, Алесс, не уйдет, — зазудел тоненький голосок. Не для того парень навестил меня в общаге и не стал дожидаться утра, чтобы поговорить в институте. Значит, ему тоже срочно приспичило.

Я приободрилась, а рыжий привел следующий довод:

— Сложное устройство. Неисправности не подлежат починке. Сто пятьдесят.

Ситуация выглядела нереальной. Мы перебрасывались абстрактными тысячами висоров как камешками: рыжий понемногу подсыпал горсть гальки на свою чашу весов, а я с большим нежеланием облегчала свою часть. Когда же чаши уравновесятся?

В ответ на претензию парня ввернулся козырь, подсказанный Альриком:

— Не парься. Это же первая правительственная, у них лучшие стенды. И в космосе обкатывали, и в жерло вулкана сбрасывали. Четыреста.

Каково? Накуси-выкуси! — взглянула я высока на своего визави. Данный факт не оспорить.

Но рыжий и бровью не повел. Последней упомянутой им суммой стали сто пятьдесят тысяч. Неплохо. Поделив поровну и еще раз пополам, выгадаю около сорока тысяч. Хорошо. Вернее, очень хорошо. Просто отлично. Правильнее сказать: "Прекрасно!", но Алесс пока не догадывается о самовольном дележе, и, возможно, не согласится с ним, потребовав себе большую часть.

И опять я дала маху. Следовало сразу оговорить распределение процентов от продажи, как велел профессор. А он велел настаивать на двух равных долях для посредника и для меня, как для участников сделки. В общем, практически приказал упереться рогом, — и ни шагу назад, отстаивая свою часть и честь.

— Какие проценты? — удивился рыжий, выслушав предложение о способах распиливания прибыли. — Сто пятьдесят — это твоя доля.

— Как так? — опешив, я потерла лоб, принявшись усиленно складывать и делить в уме, потому что запуталась из-за непредвиденного отступления в плане.

После продажи половина денег причиталась Альрику, следовательно, мне светило… семьдесят пять тысяч в звонкой монете! Это горные хребты монет, бороздящие вершинами облака. Это бескрайние реки наличности, чьи берега теряются в дымке у горизонта. Это фантастический мир меркантильных грез, которые осуществятся с продажей фляжки.

Парень принял затуманившийся взор за признак согласия.

— По рукам?

— Эксперт оценил минимум в сто пятьдесят…

— Вот видишь! — воскликнул Алесс, не сдержавшись.

— На нос, — закончила я звенящим голосом. — Итого триста на двоих.

Даже не видя своего лица, чувствовала, что глаза нездорово блестят. Нужно вовремя остановиться, — зазвенел отрезвляющий звоночек, тут же затоптанный вспышкой азартной алчности.

— Твой эксперт не дурак, — признал рыжий. — Но переборщил. Крайняя цена — двести. Больше не дам, потому что зависит не от меня.

Шестым чувством я поняла, что он не будет повышать. Мне бы согласиться и ударить по рукам, но с языка слетело:

— Дурак не дурак, а сказал, что если не выгорит с тобой, то задействует свои связи. Двести пятьдесят, и точка.

Рот сказал и закрылся, а я обмерла. Не будь свидетеля, с удовольствием отхлестала себя по губам, имевшим наглость ляпнуть лишнее. Сейчас мне покажут красочную фигу, и я побегу за Алессом как собачонка, умоляя не принимать всерьез пустую болтовню, и он раскроет мой суперпупермегаблеф. Катастрофа!

Прогноз сбылся с убийственной точностью, когда парень взялся за ручку двери, чтобы покинуть жилище мелкой и безмерно жадной до денег крыски. Правильно, его терпению пришел конец. Мой последний шанс уходил, а я бестолково застыла посреди комнаты, сраженная провалом своих деловых интересов.

И тут на меня снизошло озарение. Видно, существуют высшие силы, которые в нужный момент дают нам, грешным, тумака по затылку, чтобы привести в чувство.

Что со мной происходит? Совсем недавно я жила на жалкие восемь висоров в неделю и безмерно радовалась, зарабатывая монетки честным трудом, а сейчас торгуюсь до одури из-за случайных денег, на которые не имею прав. Неужто и убить смогу ради наживы?

Наверное, что-то этакое вылезло на моем лице, потому что рыжий обернулся напоследок, чтобы сказать: "Прощай, дуреха!", но промолчал.

В повисшей тишине я затаила дыхание, молясь, чтобы стук бешено колотящегося сердца не выдал меня с головой. Время растянулось гусеницей, неторопливо ползущей на секундных ножках.

— Согласен, — кивнул, наконец, Алесс. — Двести пятьдесят. Скрепим уговор клятвопожатием.

Держите меня четверо! Верно говорят, что и от счастья падают в обморок.

Чтобы унять дрожащие ноги, я присела на краешек тумбочки.

— А когда будут деньги? — задала важный вопрос. После воскресенья денежное раздолье уже не понадобятся.

— Не знаю. Как получится. Тебя подгоняет? — просканировал взглядом парень.

Не поймешь, то ли огорчен суммой сделки, то ли не нарадуется, что облапошил овечку вроде меня. А овечка, обрадовавшись без меры, решила показать напоследок вставную челюсть от пираньи и ляпнула новый блеф:

— Эксперт сказал, что по своим каналам реализует до выходных. Он может всё.

Сказала, и преступная душонка заплакала горючими слезами. Второй раз мне не простят излишнюю болтливость и оскорбительные намеки на неспособность быстро проворачивать сделки века.

— Да ну? — удивился рыжий, узнав о выдуманном всемогуществе "трезубца". — Проверим. Обожди чуток, треба перетереть с нужным перцем.