Похоже, единственным местом, где начальник чувствовал себя сносно, была брошюровочная с высоким столом и тисками для прошивки многостраничных документов. Мужчина перестал хлюпать носом и, мне показалось, даже повеселел.

У дальней стены занял место легендарный ксерокс, единственный на весь институт, и допуск к копированию имелся лишь у моего начальника. Конечно, как уйти с работы, несмотря на потоки соплей? Вдруг Швабель отпросится, как припрется какой-нибудь лаборант с запиской от Царицы и захочет снять копии с важного документа. Так что придется патриоту архива стоически трудиться со слезящимися глазами и швыркающим носом.

Закинув потяжелевшую сумку на плечо, я двинулась к месту экзаменационных боев, пропуская студентов, спешащих навстречу со счастливыми лицами — тех, кто выстоял в сражении с преподавателем и в награду получил оценку в ведомость.

Как и предполагалось, очередь перед дверью уменьшилась в несколько раз.

— Кто последний? — крикнула я в пространство. Кто-нибудь да откликнется.

— Держись за нами, — ответили из кучки парней, заселивших окно неподалеку. Закинув сумку на соседний подоконник, я приготовилась ждать, рассудив, что в последние минуты не имеет смысла судорожно перелистывать конспекты и повторять шепотом термины и теоремы.

Все равно время пропадает впустую, — подумала чуть погодя. Хоть память освежу. Достав тетрадку, я принялась вяло просматривать схемы базовых символов и рун, и пока листала, меня не отпускало свербящее чувство. Вскинув по наитию голову, я встретилась глазами… с Мэлом. Оказывается, он затесался в компанию парней по соседству и, устроившись на подоконнике, слушал рассказы тех, кто сдал экзамен.

Если бывает так, что внезапно пропадают голоса и смех в коридоре, если из легких исчезает воздух, и начинаешь задыхаться, если кажется, что прошла вечность, а на самом деле пронеслись доли секунды, то со мной произошло именно это.

Пришел! Все-таки Мэл пришел! Пусть в последних рядах, но он здесь.

Повернув голову, Мэл смотрел на меня, а я — на него. Он выглядел немножко помятым, а небольшой вихор на макушке требовал пригладить его. А еще обнять и поцеловать моего Мэла, который уже не мой.

Черт знает что. Не ожидала, что соскучусь по нему так, что засосет под ложечкой.

Телефонный разговор подтвердил, что Мэл находится в неадекватном состоянии, и пока до него невозможно достучаться. Профессор оказался прав, когда сказал, что объясняться с парнем — пустая затея, а я не послушалась мудрого совета. Неизвестно, как Мэл воспринял вечерний звонок. Вдруг в гневе разбил телефон вдребезги? Наверняка мои неосторожные слова подлили масла в огонь, а ведь хотелось сделать как лучше. Хотя получилось как всегда.

Мэл неуравновешен и непредсказуем, — пришло в голову. Бежать бы от него без оглядки и больше не заговаривать, но вместо этого я смотрела на причину частых бессонниц, не в силах отвести глаз.

На лице Мэла появилось слабое подобие улыбки, и я ответила тем же. Есть контакт! С опозданием поняла, что лицо полыхает огнем. Батюшки, наверное, мою светофорную физиономию заметили все однокурсники!

Рядом шумно плюхнулись. Других мест, что ли, нет на белом свете?

— Эвка, ты еще не ходила? — послышался голос Капы.

Не мешай и исчезни, пожалуйста. Я еще не нагляделась на… своего Мэла.

Капа был лицом не краше меня — раскрасневшийся и измученный. Какое облегчение! Теперь никто не подумает, что причиной моей румяности явился Мэл.

— Не ходила. Жду свою очередь.

— У меня пятак. Прикинь, попался третий билет.

Вот жалость! — едва не воскликнула я вслух. Нет, чтобы дождаться меня на экзаменаторском столе, самый легкий билет выпал какому-то дылде, живущему по соседству.

Капа продолжал делиться подробностями, сбрасывая накопившийся адреналин:

— И препод какой вопрос ни задаст, а я знаю ответ. Страшная везуха, представляешь? Впервые попалась такая халява.

Наверное, мое везение переметнулось к парню. Переползло ночью по коридорчику, пока я спала, и пролезло в комнату к Капе. Правильно, с ним интереснее, чем с серой крыской.

— Поздравляю, — протянула я и хотела было снова взглянуть в сторону соседнего окна.

— Препод сегодня зверствует. Поймал Дегонского, когда тот пытался вытянуть нужный билет. Дега выпил накануне снадобье обострения интуиции, а препод унюхал и выгнал с экзамена. "Если желаете поиграть в жмурки, назначаю встречу на пересдачах". Как думаешь, клопогон дал стойкий запах или сидоров корень?

— Сидоров корень, — ответила я автоматически, пораженная чувствительным обонянием профессора. — Действительно, лютует.

— Половине девчонок велел снять побрякушки, потому что обнаружил на них заклинание отвлечения, чтобы незаметно списывать. Приказал Перовскому сдать телефон, учуяв конспекты, занесенные в память, а потом специально издевался, задавая утроенное количество вопросов. Ляпу выдворил за шпаргалки, — делился парень.

— Это как? — наморщила я лоб, пытаясь вспомнить незнакомое заклинание.

— Натуральные шпоры на бумажных гармошках, которые вытаскиваешь из-под манжеты и списываешь.

— То есть обычные бумажки? — силилась я уразуметь суть хитрости.

— Обычные, — подтвердил Капа. — Не улучшенные.

Да уж, позорище висоратства. Хоть бы писал невидимыми чернилами или использовал бумагу с нулевой толщиной.

— Короче, не пытайся мухлевать. Вычисляет сразу и выгоняет бесповоротно. Занесет в черные списки — замучаешься ходить на пересдачи.

— Спасибо за предупреждение. Учту, — поблагодарила я парня, хотя и не думала списывать, потому что знала — это бесполезно.

Все-таки Капа — счастливчик. Пойдет сейчас, насвистывая, с пятеркой в кармане и со спокойной совестью оторвется на полную катушку. Заодно его отец и брат порадуются отличной отметке.

— Удачи тебе, — поднялся с подоконника сосед.

Проводив его взглядом, я покосилась в сторону кучки ребят, за которыми заняла очередь, и замерла, неприятно пораженная. К парням присоединились девчонки, и увеличившаяся компания оживленно общалась, а возле Мэла стояла Эльза и что-то рассказывала, эмоционально жестикулируя.

Ишь машет руками, словно ветряная мельница, — подумала я с внезапно нахлынувшей злобой. Вдобавок задело, что Мэл, сидя нога на ногу, внимательно слушал и улыбался облезлой египетской кошке.

Что со мной? — удивилась сверкнувшему зарницей недовольству. Непонятно, почему разговор Мела и девицы кольнул меня острой иглой. В самом деле, неужели людям нельзя пообщаться? Общаться можно, а улыбаться — нет, — заверещал тоненький голосок на ухо. Нельзя, чтобы близко и интимно. Нельзя, чтобы ей, а не мне.

Какая интимность? — заорал голос в другое ухо. Вокруг толпа, куча народу, однокурсники обсуждают сегодняшний экзамен. Интересно, Штице сдавала честно или пыталась схитрить?

Я успела забыть, до чего она хороша — в облегающих брючках и сапожках со шпильками. Подумаешь! Неделя не минет, как пройдусь походкой от бедра в туфлях с высокими каблуками, и все ахнут от зависти.

Тут Мэл рассмеялся, очевидно, в ответ на какую-то шутку, и Эльза подхватила красивым смехом. Следом развеселилась вся компания, словно парней абсолютно не волновала приближающаяся очередь на экзамен.

Сердито перелистнув страницу, я углубилась в чтение, хотя не видела ни строчки. Внимание сконцентрировалось на соседнем окне: глаза косили, а слух обостренно внимал.

Из аудитории вывалились выдохшиеся студенты с упаренными лицами.

— Следующие, — прошел гул по коридору. — Пять человек.

Парни по соседству, в том числе и Мэл, подхватили сумки и направились к двери.

— Егорчик, ни пуха, ни пера! — крикнула Эльза.

— К черту, — обернулся Мэл.

Меня захлестнуло волной раздражения. Он послал ослепительную улыбку драной египетской кошке, а в мою сторону не взглянул ни разу.

— Кто пятый? — послышались голоса у двери. — Это последние, или еще кто-то остался?