— Ваше величество Я от всей души рада приветствовать вас и ваше семейство на нашем Острове. Добро пожаловать.

— Мы сердечно благодарим вас, ваше святейшество.

— И прежде всего я хочу высказать вам свои самые искренние соболезнования по поводу тяжелой утраты.

Он не мог ждать дольше.

— Надеюсь, моя мать не слишком тяжело перенесла ее?

— Я бы сказала, так, как от нее того ожидали. Она с нетерпением ждет встречи с вами.

— Значит, я найду ее здоровой? — напряженным тоном спросил Престимион.

Хозяйка лишь на мгновение заколебалась, прежде чем ответить.

— Вы найдете ее не столь сильной, какой помните, ваше величество. Она тяжело переживала смерть принца Теотаса. Я не стану выдавать желаемое за действительное. Имеются также и другие небольшие неприятности, о которых нам следует поговорить до того, как вы подниметесь к Внутреннему храму. Но сначала, я думаю, следует немного отдохнуть. Не хотите ли войти в дом, ваше величество?

В Семи Стенах была приготовлена легкая трапеза: бутылки с золотым вином, блюда с устрицами и копченой рыбой, вазы с фруктами. Престимиону показалось, что Тэлайсме с удовольствием играет роль хозяйки, принимающей у себя понтифекса, точно так же, как ей доставляло удовольствие принимать соседей в своем старом доме в Норморке, который, как однажды сказал ему Динитак, был очень скромным жилищем.

Помимо всего прочего он был совершенно очарован тем, насколько она преобразилась, не изменившись при этом внутренне, в связи со своим грандиозным возвеличением.

Она нисколько не напоминала манерами свою предшественницу на Острове. Целая пропасть отделяла простоту и ненаигранную скромность Тэлайсме от аристократической величавости леди Териссы. И все же, после того как она приступила к исполнению своих новых обязанностей, на нее снизошла аура подлинного высокого благородства.

Тэлайсме начала появляться в Замке, когда Деккерет был всего лишь наследником короналя. И уже тогда Престимион любовался ее уверенным поведением, уравновешенностью и душевным спокойствием. Теперь же, когда она стала Хозяйкой Острова, к этим качествам добавился некий ореол милосердной величественности, который почти неизменно облекал каждую женщину, занимавшую пост Хозяйки, в дополнение к ее врожденным качествам. Но суть ее души казалась неизменной, никоим образом не затронутой тем стремительным взлетом, который она пережила после восхождения Деккерета на трон.

Престимион почувствовал, что уверенность в том, что он поступил правильно, выбрав сына этой женщины в качестве своего наследника, получила в ее лице новое подтверждение. В очередной раз, как это обыкновенно бывало в прошлом, оказалось, что мать человека, коего считали достойным титула лорда короналя Маджипура, прекрасно подходит на роль Хозяйки Острова.

Престимион предоставил Тэлайсме направлять беседу, и Хозяйка непринужденно затронула широкий круг тем. Прежде всего, естественно, разговор коснулся трагической смерти Теотаса: как ужасно, как чудовищно, что судьба человека с такими блестящими способностями и прекрасной душой оказалась именно такой

— Весь мир оплакивает вашего брата, ваше величество, и глубоко сочувствует великому горю, постигшему вас и вашу семью, — заверила его Тэлайсме. — Я постоянно ощущаю их печаль и переживания. — Она прикоснулась к обручу, который позволял ей еженощно поддерживать контакт со спящими умами миллиардов обитателей Маджипура.

Затем, когда стало уместно сменить тему, она умело перевела разговор на своего сына Деккерета, попросив сообщить ей, как он себя чувствует в столь новой для себя роли короналя.

— Он будет одним из величайших королей, — сказал ей Престимион, кратко сообщив о планах Деккерета. Он коснулся также — вскользь, очень вскользь — взаимной привязанности Деккерета и леди Фулкари, заметив, что их сложные и порой бурные отношения, похоже, входят в новый, намного более светлый период.

В конце концов, после того, как Тэлайсме улучила момент, чтобы похвалить красоту троих сыновей Престимиона и расцветающую прелесть его маленькой дочери, Престимион решил, что настало время вернуться к теме, которая представляла для него самый большой интерес.

Он коротко искоса взглянул на Тарадата, и тот сразу понял, что это недвусмысленное предложение взять братьев и сестру и отправиться на прогулку по набережной Нуминора.

— Встречая нас, вы упомянули о небольших неприятностях, случившихся с моей матерью, — сказал он, когда дети вышли. — Если вы не против, я хотел бы сейчас поговорить о них.

— Я тоже считаю, ваше величество, что мы должны это сделать. — Тэлайсме поднялась с места, как бы желая придать дополнительный вес своим словам. — Я вынуждена с сожалением сообщить вам, что в течение нескольких последних месяцев ваша мать постоянно видит сны. Очень дурные сны — я не могу подобрать для них иного слова, кроме как «кошмары», — которые весьма отрицательно повлияли на ее общее состояние.

У Престимиона от изумления и ужаса перехватило дыхание. Его мать тоже? Дерзость Мандралиски не знала предела. Он открыто показывал, что стремится нанести удар всему семейству понтифекса.

Но теперь дело дошло до его матери! Его матери, которая в течение двадцати лет была любимой всем миром Хозяйкой, а теперь желала только мирно провести остаток своих дней! Это было невыносимо.

Воцарилась долгая пауза, которую прервала Вараиль.

— Ваше святейшество, мою дочь Туанелис с недавних пор тоже беспокоят сны. — Она произнесла эту фразу, не поднимая глаз от стола, хотя обращалась к леди Тэлайсме. Она очень плохо выглядела — с ввалившимися глазами на измученном лице, — так как минувшей ночью сама видела ужасный кошмар. — Она кричит во сне, дрожит от страха, ее бросает в пот. Ночь за ночью она видит сны, сходные с теми, которые заставили принца Теотаса покончить с жизнью. И я… даже я…

Вараиль охватила дрожь. Тэлайсме вскинула на нее взгляд, исполненный доброты и сострадания.

— О, моя милая… моя милая…

Престимион подошел к жене и, желая успокоить, мягко положил руки ей на плечи. Но когда он заговорил, голос его прозвучал совершенно спокойно:

— Хозяйка Острова, получающая сны-послания, вместо того чтобы рассылать их! Я хочу сказать, бывшая Хозяйка. Тем не менее это кажется настолько странным. Моя мать пересказывала вам эти сны?

— Не очень подробно, ваше величество. Она или не могла, или не хотела сделать это. Все, чего мне удалось от нее добиться, это неопределенных речей о демонах, монстрах, темных видениях и о чем-то еще — о какой-то более глубокой и сильной тревоге, которую она не желала описывать вообще. — Тэлайсме дотронулась кончиками пальцев до своей серебряной диадемы. — Я предложила войти в ее сознание и докопаться до источника кошмаров или же попросить сделать это одного из самых опытных иерархов Острова. Но она отказалась. Она говорит, что та, кто некогда была Хозяйкой Острова, не должна раскрывать себя перед другой Хозяйкой. Это истинно, ваше величество? Неужели подобный запрет на самом деле существует?

— Я ни о чем подобном не слышал, — ответил Престимион. — Но Остров имеет свои собственные обычаи, о которых мало что известно в миру. Я поговорю с нею об этом сразу же, как только увижу.

— Вы должны, — сказала Тэлайсме. — Я буду говорить прямо, ваше величество. Она ужасно страдает. Она должна воспользоваться любой доступной помощью, тем более что она, лучше чем кто-либо на свете, должна знать, что все мы готовы ей помочь.

— Да. Несомненно.

— И еще одно, ваше величество Эти сновидения, которые так дерзко терзают ваше семейство… они широко распространены по всему миру. Мои помощники снова и снова докладывают мне, что, просматривая разумы спящих людей, они встречают там боль, ужас, мучения. Я должна сообщить вам, ваше величество, что мы теперь тратим почти все свое время на поиск таких людей, чтобы своими посланиями попытаться исцелить их страдания…

Значит, дела обстояли еще хуже, чем он ожидал. Престимион позволил глазам закрыться и некоторое время сидел молча