— Нас теперь осталось только двое, — сказал Абригант с чем-то похожим на удивление, как будто не мог поверить собственным словам. Голос его был мрачным и чрезвычайно печальным, как отдаленные завывания ветра. — И насколько странно, насколько неправильно, что наши братья умирают такими молодыми! Сколько было Тарадату, когда он погиб в войне против Корсибара? Двадцать четыре? Двадцать пять? А теперь Теотас, который был даже моложе меня, ушел так безвременно!..

В его взгляде временами мелькали странные вспышки, создававшие впечатление безумия.

— Ты имеешь хоть какое-то представление о том, что могло привести его к смерти? — спросил Престимион Он сам только-только успел приучить себя воспринимать случившуюся трагедию относительно спокойно.

— Это был припадок безумия; они случались с ним все чаще и чаще, — напряженным голосом ответил Абригант. — Это все, что я смею тебе сказать, брат. Деккерет позже сам будет более подробно говорить с тобой об этом. Но пойдем; вот парящие экипажи, на которых мы отправимся в замок Малдемар. — Он поклонился Вараиль и Фиоринде, которые молча стояли за спиной Престимиона, пока тот беседовал с Абригантом. — Прошу вас, мои сестры.

В течение всей поездки из Лабиринта женщины почти не расставались. Они были облачены в желтые траурные одежды, и обе выглядели настолько пораженными печалью, что незнакомец не смог бы угадать, которая из них вдова покойного принца, а которая — его невестка. Трое маленьких детей Фиоринды, две девочки и мальчик пяти лет, застенчиво выглядывали из-за спины матери, они явно не могли постичь всей величины несчастья, постигшего их семью.

— Вот ваш экипаж, — сказал Абригант, сопровождая их к двери. Леди Туанелис и юному принцу Сим-билону предстояло ехать вместе с матерью, тетей и кузенами. — А я поеду с понтифексом, — добавил он, указывая на собственный парящий экипаж Престимион уселся туда, следом вошли двое его старших сыновей, и Абригант тронул машину с места.

За время поездки от города Малдемара до поместья Абригант, казалось, успокоился и даже распрямился. Скорее всего, присутствие рядом с ним в столь тяжелый момент старшего брата стало для Абриганта большим утешением и словно сняло с него изрядную часть гнета.

Он искренне порадовался тому, как выросли дети Престимиона и как хорошо они выглядели. Молодой Тарадат действительно уже походил на настоящего принца, как, впрочем, и Акбалик; один лишь Симбилон еще оставался ребенком. Однако леди Туанелис, страдавшая в последнее время от кошмаров, которые оказывали на нее, судя по словам Фиоринды, примерно такое же действие, как и на Теотаса, выглядела, по мнению Престимиона, не очень хорошо. Неприятные сны начали недавно посещать и Вараиль. Но об этом Престимион ничего не стал говорить Абриганту.

— А какие в этом году вина! — восторженным тоном рассказывал Абригант, казалось даже, на миг забывший о постигшем семью горе. — Престимион, дождись, пока можно будет их попробовать! Это год из годов, год из веков! Красное просто изумительное, как я говорил Теотасу только… только… месяц… наза…

Его голос пресекся, и Абригант замолчал на полуслове. Вся восторженность исчезла, и глаза вновь зажглись сухим лихорадочным блеском.

— Ах, Абригант, смотри, — быстро воскликнул Престимион, — замок Малдемар! Какой же он красивый! Как я всегда скучал по нему! — Было очевидно, что он считал своей обязанностью не столько как понтифекса, сколько как старейшины семейства не позволить Абриганту погрузиться в пучину отчаяния.

— Вы же знаете, здесь я родился, — продолжал он, повернувшись к сыновьям. — Сегодня же вечером я покажу вам комнаты, где когда-то жил. — Конечно, они уже не раз видели эти комнаты, просто он думал сейчас лишь о том, чтобы как-то отвлечь Абриганта от горестных размышлений.

Сам же Престимион, хотя тоже был сильно угнетен острым ощущением безвозвратной ужасной потери, почувствовал, что мрак, окутывавший его душу, слегка развеялся, когда он увидел милый дом своего детства

Да и кто не просветлел бы духом при виде изумительного пейзажа долины Малдемара? Среди бесчисленных красот Замковой горы она выделялась как средоточие прелести и покоя С одной стороны ее ограничивал широкий склон собственно Горы, а с другой — хребет Кудармар, боковая вершина Горы, которая где-нибудь в другом месте сама считалась бы могучим и величавым горным массивом Расположенная под защитой этих двух мощных вершин, долина Малдемара круглый год наслаждалась легкими ветерками и нежными туманами, а ее почва отличалась редким плодородием.

Предки Престимиона обосновались здесь задолго до возникновения самого Замка Это были простые фермеры, которые принесли с низин черенки выращенных там виноградных лоз На протяжении столетий их вина заслужили репутацию лучших на всем Маджипуре, и благодарные коронали из века в век награждали виноградарей Малдемара, так что те, в конечном счете, стали герцогами, а затем и принцами Престимион первым в своем роду взошел на трон короналя, а затем превратился в понтифекса

Фамильные земли — обширное царство зелени, раскинувшееся на много миль от реки Земуликказ до Кудармарского хребта, — представляли собой своеобразный оазис несравненного изобилия в процветающей стране А в глубине долины виднелись белые стены и гордые черные башни самого замка Малдемар, постройки, насчитывавшей более двухсот комнат, расположенных в трех расходившихся в стороны крыльях Абригант, несмотря на тяжкое горе, сообразил, что Престимиону следует предоставить те же самые покои, которые некогда принадлежали ему помещения на втором этаже, откуда через изумительно прозрачные фасетчатые кварцевые окна открывался широкий вид на Самбаттинольский холм Мало что изменилось здесь за двадцать лет, минувших с тех пор, когда он в последний раз ночевал здесь, стены все так же были расписаны фресками в нежных аметистовых, голубых, топазовых и розовых тонах, у окон, возле которых молодой Престимион провел так много приятных часов, все так же стояли кресла, а на столиках лежали те самые книги, которые он читал много лет назад

Домашние слуги — Престимион не узнал никого из них, все они, без сомнения, были сыновьями и дочерьми тех, кто служил здесь во времена его юности, — рвались помочь понтифексу и его семье устроиться в Замке Это даже привело к небольшому конфликту между ними и теми, кто сопровождал Престимиона, так как понтифекс, согласно давней традиции, повсюду путешествовал со своими собственными слугами, а те ревниво охраняли свои права.

— Вам тут делать нечего, — грозно заявил Фалко, который носил теперь звание первого камердинера империи и относился к своим служебным обязанностям с величайшей серьезностью — Эти комнаты принадлежат понтифексу, и нечего вам там шнырять

Престимион расстроился, видя, как добрые обитатели Малдемара робко глядят на него из-за широких плеч Фалко в страхе и удивлении, как будто он сам не родился и не вырос в этом замке, а впервые прибыл сюда с какой-то другой планеты Ему пришлось сделать Фалко внушение, объяснив, что в этом доме он намеревается отказаться от некоторых протокольных требований и позволить простым людям беспрепятственно с ним встречаться. Фалко это чрезвычайно не понравилось.

Вараиль и Престимион заняли главную спальню. Туанелис, которая теперь часто с криком просыпалась по ночам, поместили в соседней комнате. Тарадату, Акбалику и Симбилону выделили по отдельной спальне. Покои принца Престимиона Малдемарского были достаточно просторными.

— Жалко, что я не могу поселить поблизости еще и Фиоринду, — сказала Вараиль.

Престимион улыбнулся.

— Я знаю, ты привыкла к тому, чтобы она всегда находилась у тебя под рукой. Но, когда я жил в этих покоях, здесь не было предусмотрено место для фрейлины. Конечно, лучше бы оно имелось, но что сделано, то сделано.

— Я хочу, чтобы Фиоринда была рядом со мной, вовсе не ради своего удобства, — сдавленным голосом отозвалась Вараиль. — Ей самой необходим покой и уход, и мне очень, очень жаль, что я не в состоянии сама ухаживать за нею.