Открыв глаза поутру, он почти сразу же заметил, что под дверь спальни подсунута записка:

«Не поехать ли нам утром покататься?

Скажем, в южные луга?

Ф.»

Прислуга сообщила, что записку принес незадолго до рассвета какой-то вруун. Деккерет знал, кто это мог быть: малыш Гуржара Ясо, личный маг Фулкари, неутомимый в составлении заклинаний и смешивании различных зелий. Он же был ее обычным посредником в такого рода делах. Деккерет подозревал, что вруун испытывал свои колдовские чары даже на нем, чтобы сохранить за Фулкари первое место в его сердце.

Хотя для этого не требовалось никакого колдовства: она постоянно пребывала в его душе. Он не был ни в малейшей степени безразличен к Фулкари; и даже во все время его пребывания в Норморке, стоило лишь ему ненадолго отвлечься от происходившего, как перед его мысленным взором возникала она, сияя, словно маяк во мгле, улыбаясь ему, маня его к себе…

И действительно, после недельного отсутствия в Замке Деккерета сильно подмывало сразу же броситься к ней. Но он чувствовал, что следовало ненадолго отдалиться от нее и обрести таким образом время для размышлений, чтобы в конце концов разобраться в чувствах и понять, чего они с леди Фулкари ждут друг от друга. Однако, глядя на единственную строчку записки, Деккерет почувствовал, что это намерение рассыпалось в прах, сменившись чувством облегчения, восхищения и острым нетерпением.

— Не запланированы ли у меня на это утро какие-нибудь официальные обязанности? — спросил он Сингобинда Мукунда за завтраком.

— Нет, господин, — ответил мажордом.

— И, надо полагать, из Лабиринта не было никаких новостей?

— Никаких, господин, — ответил Сингобинд Мукунд. Он метнул в Деккерета полуиспуганный взгляд, как будто хотел продемонстрировать, насколько изумлен тем, что хозяин счел нужным задать такой вопрос.

— Тогда передайте леди Фулкари, что я буду рад встретиться с нею через два часа возле арки Дизимаула.

Когда он пришел на место встречи, Фулкари уже его ожидала. Она была очаровательно изящна в тесно облегающем костюме для верховой езды из мягкой зеленой кожи. Деккерет увидел, что она успела позаботиться о том, чтобы из конюшни Замка привели пару прекрасных беговых скакунов. Это была манера Фулкари: она не тратила времени зря и стремительно делала все то, что, по ее мнению, нужно было сделать. И ожидание, такое как вчера вечером, чтобы увидеть, сделает ли он первый ход, было совершенно нетипично для нее. И действительно, когда он промедлил, она сама приступила к действию, доказательством чему явилась записка под дверью.

Они были любовниками уже почти три года, чуть ли не с того самого дня, когда Фулкари впервые появилась в Замке. Она принадлежала к роду, одним из предков которого был понтифекс Махарио из Сипермита, правивший лет пятьсот тому назад. В Замке было полно такой знати — в жилах сотен, даже тысяч его обитателей текла кровь древних монархов.

Хотя монархия по закону не могла стать наследственной, потомки понтифексов и короналей навсегда причислялись к высшим кругам общества и имели право жить в Замке, если им того хотелось, даже если не входили в состав действующего правительства Некоторые оставались там навсегда и становились придворными. Однако большинство предпочитало обитать в своих родовых имениях и посещать Замок только в разгар сезона

Сипермит, где выросла Фулкари, был одним из девяти Высших Городов Замковой горы, образовывавших почти сплошное кольцо немного ниже самого Замка. Тем не менее она ни разу не была в Замке, пока ей не исполнился двадцать один год; только тогда родители решили отправить ее вместе с ее младшим братом Фулкарно в резиденцию короналя, чтобы они по обычаю большинства молодых аристократов провели несколько лет при дворе.

Деккерет обратил внимание на Фулкари почти сразу. А разве могло случиться иначе? Она оказалась почти точным подобием его давно утраченной двоюродной сестры Ситель, погибшей от руки убийцы в тот ужасный день около двадцати лет назад в Норморке, — словно призрак Ситель явился в залах Замка.

Фулкари была стройной и в то же время сильной — как когда-то Ситель, — высокой девушкой с немного длинноватыми по отношению к туловищу руками и ногами. Ее волосы ниспадали тем же самым пламенным золотисто-рыжим каскадом, глаза обладали тем же насыщенным серовато-фиолетовым цветом, губы были полными, а подбородок сильным, как и у Ситель. Правда, лицо Фулкари было немного шире, чем, по его воспоминаниям, у Ситель, да на подбородке была смешная маленькая ямочка, которой у Ситель не было, но, несмотря на это, они были удивительно похожи

Деккерет, увидев ее, задохнулся, будто его ударили, и замер на месте.

— Кто это? — спросил он. Ему тут же сообщили, что это недавно прибывшая в Замок племянница графа Сипермитского. Он моментально добыл для нее приглашение на придворный вечер, который намеревалась устроить на следующей неделе Вараиль; естественно, тоже оказался там, сделал так, чтобы ее подвели к нему и представили, и смотрел на нее с таким восторгом, что девушке, вероятно, показалось, будто он слегка спятил.

— Не было ли у вас каких-нибудь предков в Норморке? — спросил он ее тогда.

Она озадаченно взглянула на него.

— Нет, ваше сиятельство. Мы живем в Сипермите вот уже несколько тысяч лет.

— Странно. Вы напоминаете мне одного человека, с которым я когда-то был там знаком. Знаете, я сам из Норморка. И там был один человек… вообще-то это была дочь сестры моего отца…

Нет, нет, ее вовсе не нужно было непрерывно сравнивать с Ситель. Их сходство было простым совпадением, хотя, возможно, и странным. И очень скоро Деккерет ввел ее в свою жизнь. Фулкари была на двенадцать лет моложе его, не имела, естественно, никакого опыта придворной жизни, но она была живой, сообразительной, жадной до новых знаний, отчаянно страстной и нимало не застенчивой. И все равно было странно, держа ее в объятиях, видеть лицо, так похожее на лицо Ситель, совсем рядом со своим. Он и Ситель никогда не были любовниками, никогда даже не думали об этом; Деккерет всегда относился к ней скорее как к родной сестре, нежели двоюродной.

А теперь, по прошествии стольких лет, он обнимал женщину, которая казалась новым воплощением Ситель. Время от времени он воспринимал свою любовь чуть ли не как кровосмешение. И задавался вопросом не пытается ли он воспроизвести с Фулкари те отношения, которых никогда не было с Ситель? Кого он на самом деле любил: Фулкари или же свои фантазии, связанные с утраченной навеки сестрой? Это оказалось для него серьезной проблемой. Причем не единственной.

Он протянул к ней руки и, крепко прижав к себе, поцеловал сначала щеки, а потом губы. Его совершенно не тревожило, что на них смотрят стражники, расположившие свой пост сегодня под самой аркой Дизимаула. Пусть смотрят, думал он.

Спустя некоторое время они отстранились друг от друга. Ее глаза сияли, грудь взволнованно вздымалась.

— Поедем, — предложила она, кивнув на скакунов. — Давай спустимся в луга.

Она легко взлетела на спину скакуна и тронула его с места, не глядя на своего спутника.

Деккерету досталось прекрасное тонконогое животное глубокого фиолетового с синим оттенком цвета, принадлежавшее к той породе, в которой многовековым отбором добились высокой стремительности и силы. Он легко уселся в широкое седло, созданное естественным изгибом спины скакуна, ухватился за луку, точнее, за костный вырост перед седлом, и, слегка стиснув бедрами бока животного, послал его в быстрый галоп. Освежающий прохладный воздух омывал его лицо, ероша и развевая волосы.

Мелькнула мысль: а много ли у него еще будет возможностей вот так, ради собственного удовольствия, беспрепятственно и без присмотра улизнуть из Замка? Став короналем, он крайне редко сможет куда-либо отправиться один; не исключено, что ему это вообще никогда больше не удастся. Поездка в Норморк отчетливо показала такую перспективу. Рядом с ним всегда будут телохранители, разве что он сможет иной раз какой-нибудь уловкой обмануть их бдительность.