Изменить стиль страницы

Всю статью можно прочитать здесь:

http://www.telegraph.co.uk/news/uknews/crime/10390183/Girl-smuggled-into-Britain-to-have-her-organs-harvested.html

7 • Небесный жокей

«Проблемы в мире, проблемы дома… Столько всего навалилось — и как тут сосредоточишься на работе?! Беглые расплеты наводят террор, от хлопателей спасу нет, а теперь еще и моя собственная дочка! Я-то думал, она наконец поумнела, нарастила себе хоть капельку мозгов — и тут она выкидывает такое! О чем она только думает?»

— Земля Фрэнку! — гремит в интеркоме голос прораба. Крановщик вздрагивает. — Ты что там, на другую планету улетел?

— Нет пока еще. Готовы?

— Готовы?! Нет, лежим на травке сложа руки и плюем в небо! Немедленно начинай подъем!

— Начинаю. Очистите площадку вокруг груза.

— Груз ждет тебя. Сейчас сообщу в прессу.

Фрэнк фыркает — начальник не шутит, он и впрямь сейчас сообщит в прессу. Журналюги окружили весь Остров Свободы, нацелили свои камеры вверх, на статую, оплетенную строительными лесами. Для них это, может, и знаменательный момент, но для оператора высотного крана — всего лишь очередная работа.

«О чем только моя дочка думает? Какого черта она связалась с этим балбесом? Ей всего четырнадцать; что за дела могут быть у четырнадцатилетней девчонки из Квинса с шестнадцатилетним хулиганом из Бронкса? Она говорит, у него, мол, доброе сердце. Вот и отлично. Взять бы вырезать его из этого подонка да и отдать другому парню, более достойному моей дочери!»

Тросы натягиваются, и новая рука трогается со своего места на барже — медленно, осторожно. Эту работенку с кавалерийского наскоку не провернешь. Поспешишь — и все может кончиться плачевно: тросы лопнут, твои товарищи погибнут, а уж судебных исков вообще не оберешься. Рука поднимается плавно, будто по воле волшебника. Волшебник — это он, крановщик. Тросы, натянувшиеся под тяжестью массивного неповоротливого груза — это связки на его руках, а кран — продолжение его собственного тела.

«Этот ее бойфренд как раз в возрасте расплетения. Чертовому негодяю до семнадцати еще как минимум несколько месяцев. А если они отзовут Параграф-17, тогда в запасе будет еще год. Проблема только, что его жалкие родители не отдадут его в расчлененку. Само собой. Они ж, небось, наркоши, а то, может, еще что похуже. Пустили сыночка в свободное плавание. Если ты не в состоянии воспитать ребенка как следует, он вырастет сорняком, а сорняки положено выпалывать. Подонки, чтоб их, это все их вина!»

— Фрэнк! Господи! Ты там заснул что ли?! Осторожнее!

— Я осторожно. Ветер налетел.

— Так выправь по ветру! Не хватало еще, чтобы гребаная рука долбанулась о гребаный пьедестал и свалилась на землю, как гребаный дохлый кит!

Везде: на кране, на земле и на самой статуе — установлены камеры для слежения за ползущей вверх рукой; но мониторы не дают полной и ясной картины — это совсем не то что смотреть живым глазом. Фрэнк наклоняется в сторону, смотрит сквозь широкое стекло кабины на руку, слегка поворачивающуюся под ветром, и подстраивает натяжение тросов подобно тому, как поправляют венецианские жалюзи; кисть с факелом наклоняются под углом в 45 градусов. При этом положении груз принимает ветер иначе, что способствует более плавному подъему. Еще минута — и рука поднимается над пьедесталом; Фрэнк подводит ее ближе к статуе.

«Скрести дворнягу с дворнягой, и получится дворняга. Что годится для собак, годится и для людей. Родители этого скота, небось, все время под кайфом, так что даже ордер подписать не в состоянии. Есть вещи, которые нельзя оставлять на усмотрение родителей, особенно когда их самих надо было расплести еще до того, как они начали размножаться. Хорошо хоть подняли вопрос об обязательном расплетении хулиганов-подростков. Если этот закон пройдет, может, проблема разрешится сама собой. А нет — так у меня есть родич, который знает одного парня, который знает другого парня, у которого есть знакомый орган-пират. Придет, заберет щенка, и поминай как звали. Только одна закавыка — у меня ж на это пороху не хватит».

— Отсюда, снизу, вроде все хорошо. Фрэнк, ты в порядке? Что бы ни случилось, не опускай руки! — Тут начальник ржет: — «Не опускай руки»! — По всей вероятности, сам не заметил, как отмочил шутку.

— Рука помощи мне бы не помешала, — отвечает Фрэнк, и начальник опять ржет. Фрэнк увеличивает угол до восьмидесяти градусов. Рука с факелом висит теперь на паутине тросов почти вертикально.

Без правой руки статуя смахивает на Венеру Милосскую: угрюмая, какая-то бессильная… Совсем не та аллегория Свободы, которую в старые времена видели иммигранты, сходившие на берег соседнего острова, Эллис-айленда; но ничего не поделаешь — оригинальная рука отжила свое. Медная оболочка и внутренняя арматура были попросту слишком тяжелы и с годами ослабли. Опасаясь, как бы рука не поддалась усталости металла да ненароком не отвалилась во время очередного шторма, власти решили заменить ее на другую, из более легкого и прочного сплава алюминия с титаном. Или что-то в этом роде. Единственная проблема — новая рука серебристо-серая, а не бледно-зеленая. Ну да высоколобые парни из конструкторского бюро наверняка уже придумали, как покрасить ее в тон статуе. Это не его, Фрэнка, проблема.

«Моя проблема — сопляк, с которым встречается моя дочь. Тут еще жена орет на меня, как будто это я виноват. А что я-то могу поделать?!»

«Ты не должен был давать ей столько свободы, Фрэнк! А ну как она забеременеет? Что тогда?»

«Что-что… Подкинет на чужой порог, вот что. И поделом, как говорится, если ума нет. Или выйдет замуж за этого имбецила. Кошмар…»

— Давай помалу! — взывает с земли прораб. — Посади ее на место, Фрэнк, легко, словно поцелуй!

Фрэнк включает лазерную систему наведения и откидывается в кресле. Теперь от него ничего не зависит. Это как стыковка космического корабля — все делает компьютер с хирургической точностью до миллиметра. Крановщик наблюдает за картинкой на многочисленных экранах: вот рука подводится к специальным пазам, сделанным в тунике мисс Свободы, вот она входит в них с глубоким мягким звоном, эхо которого отдается во всем теле Фрэнка. Внизу бригада строителей разражается аплодисментами.

Теперь за дело принимается команда корабелов-сборщиков — закрепление руки больше похоже на сборку судового корпуса. Неделю будут сваривать, спаивать, соединять на молекулярном уровне, так чтобы сталь и медь срослись с новым сплавом. Опять-таки это не его, Фрэнка, проблема. Завтра он возвращается к работе на строительстве роскошного небоскреба на Верхнем Вест-Сайде — обычный небесный жокей, оператор обычного высотного крана, таскающий балки на восемьдесят восьмой этаж. Меньше ответственности — меньше стресса.

И когда, наконец, он сможет избавиться от непутевого бойфренда своей дочери и в доме воцарится покой, дела пойдут куда веселее.

8 • Кэм

Камю Компри — очень счастливый молодой человек. И все же…

Камю — в высшей степени целеустремленный молодой человек. Вот только он не знает, сам ли ведет себя к этой цели или его направляет кто-то другой.

Сидя на балконе и озирая океан с высоты молокайского утеса, Кэм размышляет о смысле своей короткой жизни, начавшейся несколько месяцев назад. До этого он существовал в виде девяноста девяти фрагментов других людей. Вообще-то, у него есть подозрения, что их значительно больше, просто «девяносто девять» — приятная для уха аллитерация. Хорошо для прессы. Хорошо для паблисити. Вся «жизнь» Кэма — сплошное паблисити. Остается только выяснить, почему это так. Почему «Граждане за прогресс» вложили в него столько денег? Почему армия Соединенных Штатов «купила» его, словно он какое-то имущество? Да, весьма ценное, но всего лишь имущество. Когда-то его очень мучили все эти вопросы. Больше не мучают. По некой причине.

Он любит Молокаи. Наверно, потому, что этот остров — нелюбимый родич в семье Гавайских островов. Некогда колония для прокаженных, а ныне лишь диковина, Молокаи дал приют огромному комплексу, собственности «Граждан за прогресс». Насколько известно Кэму, особняк на утесе — лишь часть комплекса. То же самое можно сказать и о самой организации ГЗП: сфера ее влияния распространяется гораздо дальше, чем представляется на первый взгляд.