Молодой опять тронулся в сторону реки. Когда вернулся, поеживаясь, подошел к храпевшему напарнику:
— Хватит дрыхнуть! Пастухами нас наняли не сны разглядывать!
Спящий открыл глаза, хрипло бросил:
— Отстань, пиявка!
— Там в лодке человек ничком лежит. Или это почудилось мне? Поближе подойти побоялся. У-у, хо-ло-ди-на!
— Разве на Волге мало бродячих людей, чего об этом беспокоиться-то? — бросил, поднявшись, широкоплечий.
— Много, да боюсь, воришки бы не явились. Жигарев придушит нас…
Старый выхватил из-за пояса топор.
— А эту штуку зачем я таскаю?..
Молодой махнул рукой, сел поближе к огню. Тихо вокруг. Только где-то в ближнем лесу прокричала ночная птица, но вскоре замолчала и она.
— Иди-ка пройдись, дружище, — строгим тоном проговорил старик, сам же снова прилег на свой зипун.
— Сам пройдись, если ножа или пули не боишься!
— Если празднуешь труса, тогда зачем меня взбутетенил? Никто бы и не знал, кого ты видел… — Старик поднял свой топор. Острие угрожающе сверкнуло при свете пылающего костра. — Востренный!..
Пошли вдвоем. На берегу реки долго вслушивались в окружающую тишину.
— Видел, наверное, на реке бревно и в штаны наклал, — фыркнул старик.
— Может быть, и бревно, но все-таки видел… — оправдывался парень.
— Напрасно ты сон мой оборвал, паря, прекрасный он был, черт тя задери! Теперь, глядишь, и не сосну, — бурчал старик.
— Лошадей уведут — Жигарев, говорю тебе, повесит нас.
— Замерз я как собака. — Стуча зубами, еле выговорил старик. — Пойдем-ка поближе к костру, там потеплее.
— К воде поближе спустится надо, — не отступал молодой. — Если лодки там не окажется — спокойно отдохнем…
За прибрежными кустами на пастухов накинулся пронизывающий ветер. Придерживая шапки на головах, огляделись.
Ни лодки, ни людей не видать. Одна водица речная поблескивала в тусклом свете месяца да клочьями плыл предутренний низовой туман.
— По шее бы тебе, трепло! — пробасил старик.
— Ей-богу видел лодку, братец! Не хотелось, как в прошлом году, когда увели жеребца, на соль и воду сесть…
Вернулись к костру. Тут со стороны леса вдруг раздалось тревожное конское ржание. Молодой бросил полуоблупленную картофелину, кинулся в темноту.
— Карр-аул!!! Воры! — послышался его вопль.
Старик с топором и с кнутом в руках кинулся на ржание. Молодой катался по траве, кричал визгливо:
— Увел, увел, вор окаянный! Лучшего рысака, Гнедого пымал. Теперь нас Жигарев в острог засадит!
— Не засадит. Мы сами от него уйдем, — склонившись над напарником, твердо сказал старик. — Пригоним лошадей во двор и убежим. Эко, парень, нашел над чем кручиниться. Хватит, вставай!
Вдалеке четко слышался частый топот бегущей лошади: цок-цок, цок-цок.
На крутом волжском откосе, откуда, как на ладони, открывались все дальние дали, остановился гнедой жеребец. И хотя он приплясывал, было заметно, что гнали его издалека. Всадник, а это был Листрат Дауров, за повод привязал гнедого к ближней сосне и прилег было отдохнуть на росистый луг. Но конь вдруг тревожно заржал. Листрат выхватил из-за пояса нож и увидел, что из-за деревьев вышел лось. Дикое животное с любопытством смотрело на человека, поводя своими длинными, как веретена, ушами.
— Иди, иди своей дорогой, тут тебе делать нечего, — ласково, но твердо сказал Листрат лесному обитателю. Лось протяжно замычал и, потоптавшись, не спеша пошел в глубь леса.
На противоположном берегу Волги белел Макарьевский монастырь. В синее бездонное небо он взметнул макушки своих угловых башен. Слева сотнями огней мерцало Лысково. В волжские воды оно, казалось, опустило для отмочки свои босые грязные улицы. Работая на купца Строгонова, в этом селе Листрат прожил около четырех лет. Охотясь на лосей и диких кабанов, он вдоль и поперек исходил ближайшие леса, много раз тонул в болотах. Однажды Листрата ужалила змея. Тогда он ужаленное место вырезал ножом, из отверстия выдавил опасный яд и таким образом выжил.
А вот теперь Листрат совершенно не знал, как из Лыскова добраться до Сеськина. О таинственной тропке он слышал, конечно, от бывалых охотников, но сам по ней не хаживал. А сейчас решился. Двинулся через лес и понял — места не переменились: вот молнией пораженный дуб, за которым начиналась березовая роща.
Попалась маленькая речушка. Жеребец заартачился, в воду не шел. Листрат поддал ему кнутовищем под бока. Тот осторожно, по вязкому дну перейдя на другой берег, припустил наметом. Остановиться и высушить над костром одежду Листрат побоялся, остерегаясь людей. Среди них есть всякие, того и гляди, будут расспрашивать, откуда он родом и куда держит путь.
Лес был пасмурным. От сырости Листрата била мелкая дрожь. Он уже хотел развести костер, как неожиданно наткнулся на знакомую тропинку. Та извивалась среди высоких стволов сосен, пропадала в густых зарослях молодого краснотала. Из-под ног рысака прыгали лягушки. Радоваться бы, но Листрата не обманешь. Он слышал и чувствовал каждый шорох, от острого его взгляда не ускользало ничего: тут зарубка топором на дереве свежая, там — сломанные сучья. На тропинке увидел свежие лошадиные следы. Прошли верховые, похоже, недавно. Вскоре Листрат увидел и всадников, одетых в зеленые мундиры. Ехали они впятером, лошади в сплошной грязи, сами устало покачивались в седлах. Листрат повернул коня, но один всадник, заприметив его, крикнул. Краешком глаза Дауров заметил, как все пятеро, круто повернув коней, бросились за ним.
Гнедой рвался вперед, ломая кусты. Не отставали от него и полицейские. Вот они разделились и двинулись с разных сторон, с целью взять его в кольцо. Об этом Листрат догадался, когда оказался на краю болота. В капкан угодил, загнали, подлецы!.. Четыре полицейских совершенно молоденькие — лица безбородые, в пушку. Пятый, его ровесник — с острым сердитым взглядом. Конечно, их старший.
— Пошто побежал от нас? Ты кто? Вор-разбойник или убийца, а? — петухом прокричал один из молодых всадников.
— Может, вы сами убийцы-разбойники! — скрывая душевное волнение, усмехнулся Листрат.
Все промолчали.
— Братцы, отпустите! — тихо проговорил Дауров, — я не разбойник вовсе, я приказчик князя Грузинского. Житель Нижнего Новгорода, — врал Дауров.
— Гляди-кося, человек не маленький перед нами, — наконец-то заговорил старший. — Тогда почему по диким лесам рыщешь, от людей прячешься?
— По делам его сиятельством послан.
— По каким таким делам послал тебя князь, не скажешь?
— Еду подати сельские собирать с должников. А вы кто такие будете?
— А мы те, кто рыщет в темноте! — старший опять злобно усмехнулся. — Хватит языком лязгать. Следуй за нами. Не приказчик ты, врешь… Судя по твоей одежде, тебе свинопасом быть…
День уже клонился к закату, когда полицейские и арестованный выехали из леса на большую дорогу.
— Наших не догнать, придется где-то переночевать, — объявил старший.
Листрата охватило чувство безнадежности. Похоже, ходить ему всю жизнь в арестантах, раз не везет в жизни… — Он повесил голову и покорно ехал за всадниками.
Лес все редел и редел. Вместо громадных сосен вдоль дороги закружились березы и осины. Выехали на небольшую поляну, где потрескивал одинокий костер. Возле него сидели с ружьями на коленях несколько человек в таких же мундирах, слева стоял шалаш, накрытый ветками.
Листрата обступили с четырех сторон, приказали подождать. Старший соскочил с коня, поспешил к костру. Навстречу ему встал тучный мужчина. Ворот мундира распахнут, сам, видать, уже выпимши. «Полицмейстер Сергеев!» — молнией пронеслось в мозгу Листрата. Тот самый пес, который по личному распоряжению Строганова привез его в Нижний и засадил на десять лет.
Сергеев, хотя сам был физически сильным, подковы разгибал, но такого богатыря, как Листрат, не видывал давно. Действительно, у Даурова руки-ноги крепкие, мускулы ходуном ходили, плечи были шириною с телегу. С ним идти на медведя можно смело, не дрожа за свою шкуру — собственной тяжестью придавит зверя. «Кто он, кого он так мне напоминает, где я его раньше видел? — замельтешили воспоминания в голове Сергеева. Но ответа он так и не находил. — Без передышки дуба не свалить, немного отдохнем», — решил он про себя и издалека стал задавать наводящие вопросы: