Изменить стиль страницы
  • СЕМЬ ТЯГОТ

    Я несу семь тягот за плечами,
    Издавна они меня гнетут.
    На свои не жалуясь печали,
    Я несу лишь то, что все несут.
    Первое я принял до рожденья,
    Лежа в лоне матери моей;
    И несу то бремя по сей день я,
    И оно всех прочих тяжелей.
    Это бремя — гнет тысячелетий,
    Всех бесславьем памятных веков.
    В старом мире зачатые дети
    Не свободны от былых оков.
    Бремя детства. Нет числа расспросам,
    И в расспросах этих толку нет.
    «Почему?» — я приставал ко взрослым,
    Но шлепок мне заменял ответ.
    Третье бремя — чувств неосторожных,
    Юности мучительный удел:
    Только сердце защемит тревожно,
    Смотришь — милый образ потускнел.
    Бремя голода. Его сносил я
    Много лет безропотно подряд,
    Наконец терпеть не стало силы,
    И спросил я — кто же виноват?
    Пятое свалилось мне на шею —
    Это бремя мировой войны.
    Вся земля превращена в траншеи,
    И траншеи мертвыми полны.
    И шестое — ужас отступленья,
    Ложного, бесславного пути.
    И седьмое — страх уничтоженья,
    Смерти, от которой не уйти.
    Я несу семь тягот за плечами,
    Издавна они меня гнетут.
    На свои не жалуясь печали,
    Я несу лишь то, что все несут.
    Все ли боды сосчитал открыто?
    Отдал ли — я должное им всем?
    Может, мною что-нибудь забыто?
    Может быть, их вовсе и не семь?
    Да, еще одно я знаю бремя.
    Есть забота грозная одна:
    Скоро ль новое настанет время?
    Скоро ль с плеч мы сбросим бремена?

    ИСКАТЕЛЬ СЧАСТЬЯ

    Какую радость чистую порою
    Мне приносил любимый старый том.
    «Какое время! Каковы герои!» —
    Я восклицал и до зари с огнем
    Сидел над ним. Будильник в час рассвета
    Гремел сердито: «Прошлое забудь!
    Пора уже!» Я стряхивал все это,
    И шел вперед, и сожалел чуть-чуть…
    И мелочи мне радость приносили:
    Рубаха, скажем, или галстук вдруг.
    У зеркала я не жалел усилий,
    Мудреный узел — просто ловкость рук!
    Какая радость — по лесу шататься
    В благоухании смолы и мхов,
    От ароматов глохнуть и теряться
    В глубинах дальних, все забывших снов!
    Не радость ли — скамейка над откосом,
    Под сводом предгрозовой темноты,
    Где вспыхивают молнии вопросом:
    «Весь мир — загадка, отвечай, кто ты?»
    Но маленькие радости, по чести,
    Хотя мы им и рады всей душой,
    Вас мало нам… Когда б собрать вас вместе
    И сделать общей радостью большой…
    Но почему-то несоединимо
    Все множество рассеянных замет.
    Все радости уходят мимо, мимо,
    Как будто связи между ними нет.
    Еще нам что за радости предложат?
    Они побудут в памяти едва…
    Творящий их без фокусов не может
    И чертит непристойные слова.
    Осуждены мы жить всегда страдая,
    И радоваться больше нету сил,
    И весь свой век живем мы, ожидая,
    Чтоб Землю — Радость кто-нибудь открыл.
    Вкус радости нам вдруг противен стал.
    За радости платили мы сурово.
    И всяк из нас ловчил и хлопотал,
    Выхватывая радость у другого.
    Нельзя ль ее творить на стороне,
    Искусственно? Таблетку съешь, кто хочет,
    Чтоб очутиться в радостной стране,
    Где все вокруг от радости бормочут.
    От радости срываемся с перил
    И в воду — бух! Нам защититься нечем
    От радости! С ней справиться нет сил!
    Весь мир земной стал домом сумасшедшим.
    И смертных радостей надарят вволю нам,
    Война настала — жертвенник огромный.
    Пылает радость, с дымом пополам
    На небеса всплывая тучей темной.
    Война нам столько радостей дала,
    Что были мы их пережить не в силе.
    Мы целились, стреляли, но была
    Та цель не нашей. Мы поздней спросили.
    Он звался Ленин — тот, кто дал ответ:
    На классы разделен весь белый свет,
    И так же, как и мы, страдают все народы.
    И разве не дано нам ежедневно видеть
    Его закаты и его восходы
    И вместе их любить и ненавидеть?!

    БАЛЛАДА О ЧЕЛОВЕКЕ, КОТОРОМУ ВСЕ ЛУЧШЕ ЖИЛОСЬ

    I
    К обеду в воскресенье
    Имел жаркое он.
    Купил на сбереженья
    В рассрочку патефон,
    Устроился в беседке,
    Возделал огород
    И пел, как чиж на ветке:
    «Все к лучшему идет!
    Все хорошо, а скоро
    Настанет сущий рай».
    Он свастикой заборы
    Украсил и сарай.
    Чтоб стали все богаты,
    Пришел конец нужде, —
    Он крестик крючковатый
    Изображал везде.
    И чтоб ни говорили
    О бедствиях в стране,
    Его не совратили,
    Он счастлив был вполне.
    Вот радио взревело:
    «К оружию, народ!»
    Он выглянул несмело:
    Не враг ли у ворот?
    Раз кто-то по секрету
    Спросил в тиши ночной:
    «Кто поднял бучу эту?
    Не ты ли, дорогой?
    Зачем везде парады
    С утра и до утра
    И не вмещают склады
    Военного добра?
    Зачем страна покрыта
    Гудроном автострад?
    Есть газ страшней иприта,
    Но — тсс… о нем молчат».
    Он слов искал напрасно…
    Вдруг в мыслях пронеслось
    И сразу стало ясно:
    «Чтоб лучше нам жилось».