– Да не все ли равно, где он! Дайте-ка лучше саму радиограмму!

Кто-то протянул ему листок бумаги. На нем было отпечатано:

«Вызывается Земля! Срочное сообщение высшей степени важности, срочное сообщение! Вызывается лично директор Фиц-Моэм».

– Что все это значит? – удивленно спросил Уолтон. – Ни подписи, ни названия корабля.

– Только вот это, мистер Уолтон.

– Ладно. Немедленно свяжитесь с ними и пошлите ответную радиограмму.

Скажите им, что Фиц-Моэм умер, а я замещаю его. Назовите мои имя и фамилию.

– Слушаюсь, сэр!

В нетерпении он стал мерять шагами лабораторию, дожидаясь, пока в космос пошлют точно направленный радиосигнал. Космическая связь до сих пор вызывала у Уолтона священный трепет, настолько сложным и малопонятным для непосвященных было это дело.

Шло время.

– Вам известно что-нибудь о местонахождении каких-либо кораблей в данном секторе? – спросил он у одного из сотрудников узла связи.

– Нет, сэр. Мы не ждем никаких сообщений из космоса, кроме сеанса связи с Лэнгом на Венере… – Тут техник неожиданно осекся, сообразив, что допустил непростительную промашку, и прямо-таки побелел от страха.

– Пожалуйста, не волнуйтесь, – успокоил его Уолтон. – Не забывайте о том, что теперь директор я. Мне известно все, что касается Лэнга.

– Разумеется, сэр.

– Вот ответ, сэр, – произнес другой, такой же безымянный и безликий техник.

Уолтон быстро пробежал его глазами. Вот что в нем было:

«Привет, Уолтон. Запрашиваем более детальную идентификацию, прежде чем начнем доклад по всей форме. Мак-Л.» По телу Уолтона пробежал счастливый трепет при виде подписи в конце сообщения. Это могло означать только «Мак-Леод», а значит, на Землю из экспериментального полета возвращается первый в истории человечества сверхсветовой звездолет!

И тут к немалому своему огорчению Уолтон понял, что первая межзвездная экспедиция так и не отыскала среди звезд ни одной планеты земного типа. В записке Мак-Леода, адресованной Фиц-Моэму, об этом говорилось однозначно: если поиски таких планет не увенчаются успехом в течение года, то к концу этого срока звездолет тронется в обратный путь на Землю. А со времени старта экспедиции из Найроби как раз и прошло чуть меньше года.

– Отправьте следующий ответ, – распорядился Уолтон. – «Мак-Леоду, Найроби, Х-72. Примите поздравления! Уолтон».

Техник снова исчез где-то в дебрях аппаратуры дальней космической связи, оставив Уолтона одного. Теперь он уже довольно угрюмо взирал на сложнейшее оборудование, настороженно прислушивался к ровному гудению аппаратуры, напрягал слух, пытаясь уловить обрывки фраз, которыми перебрасывались друг с другом связисты.

Прошло, как ему показалось, не меньше часа, когда снова появился все тот же техник.

– Идет прием ответного сообщения из космоса, сэр, – извиняющимся тоном произнес связист. – Мы расшифровываем его по мере поступления сигналов с максимальной скоростью, на какую только способны наши декодирующие устройства.

– Пожалуйста, поживее, – попросил Уолтон.

Его часы показывали 14.29. Только двадцать минут прошло с того времени, как он спустился в узел связи.

Прямо под нос ему сунули исписанный листок.

"Привет, Уолтон. Это Мак-Леод. Счастлив сообщить, что экспериментальный космический корабль Х-72 возвращается домой со всеми живыми-здоровыми членами экипажа после замечательного по своим результатам путешествия по Галактике. Лично я чувствую себя Одиссеем, возвращающимся на Итаку, правда на нашу долю не выпали такие же злоключения, как ему.

Могу себе только представить, как вы отнесетесь вот к этому сообщению: мы обнаружили во всех отношениях прелестную планету в системе Проциона, пригодную для жизни людей без проведения каких-либо подготовительных мероприятий. Там нет разумной жизни, а климат невообразимо восхитителен. Очень жаль, что бедняга Фиц-Моэм не дожил до той минуты, когда мог бы услышать об этом. До скорой встречи. Мак-Леод".

Руки Уолтона продолжали трястись даже тогда, когда он нажимал на кнопку электромагнитной блокировки замка входной двери в свой кабинет.

Придется еще раз собирать у себя руководителей служб Бюро, чтобы обсудить, каким образом лучше всего подать миру потрясающую новость.

Во-первых, придется объяснить причину, по которой Фиц-Моэм счел необходимым сохранять в глубочайшей тайне старт корабля Х-72 примерно год назад. Ну, это сравнительно несложно.

Затем нужно запустить в эфир самым тщательнейшим образом смонтированную программу, включающую подробное описание новой планеты, краткие биографии героев, которые ее открыли и другие аналогичные материалы. Самое время упомянуть о том, что не мешало бы кому-нибудь всерьез заняться разработкой планов будущей эмиграции на эту планету…

Если только сверхпредусмотрительный Фиц-Моэм уже не начертал подобный план и до поры до времени не придержал его в своем архиве.

А вот тут-то можно вспомнить о Ламарре и разрешить ему обнародовать свое открытие… Множество самых различных мыслей роилось теперь в голове у Уолтона. Взять вот хотя бы такой случай. Если окажется, что люди не захотят добровольно покидать Землю и отправляться на неизвестную планету независимо от того, насколько соблазнительны ее природные условия, то было бы весьма благоразумно использовать бессмертие как приманку для таких людей, то есть давать чудодейственный препарат Ламарра только тем, кто добровольно согласится стать колонистом. Можно придумать и еще что-нибудь подобное. Да и времени для этого более чем достаточно.

Уолтон вошел в кабинет и запер за собой дверь. Он просто сиял от удовольствия, ему впервые за многие годы подумалось, что все идет своим чередом, в правильном направлении и что мало-помалу все непременно образуется. Он был счастлив еще в какой-то мере и потому, что теперь, когда человечество оказалось на пороге таких свершений, не Фиц-Моэм, а именно он, Уолтон, стоял во главе Бюро.

Но тут же в голове у него пронеслась отрезвляющая мысль: «Неужели я оставил открытым сейф, когда уходил из кабинета?» Обычно в подобных случаях он проявлял должную осторожность.

Но сейчас сейф был явно не заперт, открыты два примыкавших к нему ящика письменного стола, куда он прятал просмотренные архивные документы.

В тупом оцепенении Рой распахнул дверцу сейфа, заглянул в темноту, царившую в глубине его полок, стал на ощупь проверять содержимое.

Ящики, в которые он сунул документы, относящиеся к проекту переустройства планет и сверхсветовому приводу Мак-Леода, показались Уолтону нетронутыми. А вот полка, куда он положил портфель Ламарра, была совершенно пуста!

«Кто-то здесь побывал», – в гневе подумал Уолтон. Но вскоре гнев сменился отчаяньем, стоило ему вспомнить, что именно содержал портфель Ламарра и что произойдет, когда чудодейственная формула пойдет гулять по всему земному шару.

9

И самое страшное – ничего нельзя уже изменить.

Можно вызвать Селлорса и зажарить его живьем за то, что он не обеспечил должной охраны директорского кабинета, но это не вернет пропавший портфель.

Можно поднять всеобщую тревогу, но тогда мир узнает о формуле Ламарра. Это было бы поистине вселенской катастрофой.

Уолтон хлопнул в сердцах дверцей сейфа, защелкнул замок, а затем грузно опустился в кресло и склонил голову на руки. Ликование, которое он испытывал всего несколько минут назад, вдруг растаяло как дым, и в душе остались только самые мрачные и тягостные предчувствия.

Кого можно подозревать в краже портфеля из сейфа? Только двоих – Ламарра и Фреда. Ламарра, потому что это совершенно очевидно, Фреда же из-за того, что тот всегда рад как угодно напакостить своему брату.

– Соедините меня с Селлорсом из службы безопасности, – спокойно распорядился Уолтон по интеркому.

На экране появилось ничего не выражающее лицо Селлорса. Увидев Уолтона, он миг зажмурился, заставив Роя подумать, что же написано сейчас на собственном его лице. Даже несмотря на особые корректирующие фильтры в видеоаппаратуре, ретуширующие изображение, а в данном случае прихорашивающие его, Рой сейчас наверняка выглядит просто ужасно.