Нет, Музы ласково поющей и прекрасной

Не помню над собой я песни сладкогласной!

В небесной красоте, неслышимо, как дух,

Слетая с высоты, младенческий мой слух

Она гармонии волшебной не учила,

В пеленках у меня свирели не забыла,

Среди забав моих и отроческих дум

Мечтой неясною не волновала ум

И не явилась вдруг восторженному взору

Подругой любящей в блаженную ту пору,

Когда томительно волнуют нашу кровь

Неразделимые и Муза и Любовь…

Но рано надо мной отяготели узы

Другой, неласковой и нелюбимой Музы,

Печальной спутницы печальных бедняков,

Рожденных для труда, страданья и оков, —

Той Музы, плачущей, скорбящей и болящей,

Всечасно жаждущей, униженно просящей,

Которой золото — единственный кумир…

В усладу нового пришельца в божий мир,

В убогой хижине, пред дымною лучиной,

Согбенная трудом, убитая кручиной,

Она певала мне — и полон был тоской

И вечной жалобой напев ее простой.

Случалось, не стерпев томительного горя,

Вдруг плакала она, моим рыданьям вторя,

Или тревожила младенческий мой сон

Разгульной песнею… Но тот же скорбный стон

Еще пронзительней звучал в разгуле шумном.

Всё слышалося в нем в смешении безумном:

Расчеты мелочной и грязной суеты,

И юношеских лет прекрасные мечты,

Погибшая любовь, подавленные слезы,

Проклятья, жалобы, бессильные угрозы.

В порыве радости, с неправдою людской

Безумная клялась начать упорный бой.

Предавшись дикому и мрачному веселью,

Играла бешено моею колыбелью,

Кричала: «Мщение!» — и буйным языком

В сообщники звала господень гром!

В душе озлобленной, но любящей и нежной

Непрочен был порыв жестокости мятежной.

Слабея медленно, томительный недуг

Смирялся, утихал… и выкупалось вдруг

Всё буйство дикое страстей и скорби лютой

Одной божественно-прекрасною минутой,

Когда страдалица, поникнув головой,

«Прощай врагам своим!» шептала надо мной…

Так вечно плачущей и непонятной девы

Лелеяли мой слух суровые напевы,

Покуда наконец обычной чередой

Я с нею не вступил в ожесточенный бой.

Но с детства прочного и кровного союза

Со мною разорвать не торопилась Муза:

Чрез бездны темные Насилия и Зла,

Труда и Голода она меня вела —

Почувствовать свои страданья научила

И свету возвестить о них благословила…

Ах, были счастливые годы!

Жил шумно и весело я,

Имел я большие доходы,

Со мной пировали друзья;

Я с ними последним делился,

И не было дружбы нежней,

Но мой кошелек истощился —

И нет моих милых друзей!

Теперь у постели больного —

Как зимняя вьюга шумит —

В ночной своей кофте, сурово

Старуха-Забота сидит.

Скрипя, раздирает мне ухо

Ее табакерка порой.

Как страшно кивает старуха

Седою своей головой!

Случается, снова мне снится

То полное счастья житье,

И станет отраднее биться

Изнывшее сердце мое…

Вдруг скрип, раздирающий ухо, —

И мигом исчезла мечта!

Сморкается громко старуха,

Зевает и крестит уста.

«Смешно! нас веселит ручей, вдали журчащий,

И этот темный дуб, таинственно шумящий;

Нас тешит песнею задумчивой своей,

Как праздных юношей, вечерний соловей;

Далекий свод небес, усеянный звездами,

Нам кажется, простерт с любовию над нами;

Любуюсь месяцем, оглядывая даль,

Мы чувствуем в душе ту тихую печаль,

Что слаще радости… Откуда чувства эти?

Чем так довольны мы?.. Ведь мы уже не дети!

Ужель поденный труд наклонности к мечтам

Еще в нас не убил?.. И нам ли, беднякам,

На отвлеченные природой наслажденья

Свободы краткие истрачивать мгновенья?»

— Э! полно рассуждать! искать всему причин!

Деревня согнала с души давнишний сплин.

Забыта тяжкая, гнетущая работа,

Докучной бедности бессменная забота, —

И сердцу весело… И лучше поскорей

Судьбе воздать хвалу, что в нищете своей,

Лишенные даров довольства и свободы,

Мы живо чувствуем сокровища природы,

Которых сильные и сытые земли

Отнять у бедняков голодных не могли…

Неизбежные напасти,

Бремя лет, трудов и зла

Унесли из нашей страсти

Много свету и тепла.

Сердце — времени послушно —

Бьется ровной чередой,

Расстаемся равнодушно,

Не торопимся домой.

Что таиться друг от друга?

Поседел я — видишь ты;

И в тебе, моя подруга,

Нету прежней красоты.

Что ж осталось в жизни нашей?

Ты молчишь… печальна ты…

Не случилось ли с Парашей —

Сохрани господь — беды?..