Изменить стиль страницы

Молодые лошади *

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано: НВ, 1876, 25 апр., № 55, без подписи и указания автора, в составе цикла «Из записной книжки».

В собрание сочинений впервые включено: Ст 1879, т. IV. В прижизненные издания «Стихотворений» Некрасова не входило.

Автограф не найден.

По поводу этого стихотворения А. С. Суворин писал С. И. Пономареву 28 июля 1878 г.: «…относится к последним годам, когда на Литейной конка прошла: он часто ездил, сидя наверху; вместо прогулки. Навеяно оно движениями революционеров наших» (ЦГАЛИ, ф. 402, оп. 1, № 309, л. 5). С. И. Пономарев воспроизвел бытовую часть этого комментария (Ст 1879, т. IV, с. CXXXIII). Политическое звучание стихотворения подчеркнул В. Е. Евгеньев-<Максимов>: «Образом молодых лошадей <…> поэт воспользовался, чтобы пристыдить старшее поколение, равнодушно созерцающее героическую борьбу молодежи…» (Евгеньев, с. 210).

Праздному юноше *

Печатается по корректуре ИРЛИ.

Впервые опубликовано: НВ, 1878, 1 янв., № 662, без ст. 10–12, изъятых по цензурным соображениям, с заглавием: «Праздному», под рубрикой «Из записной книжки» (вместе со стихотворениями «Букинист и библиограф (Отрывок)» и «К портрету***» («Развенчан нами сей кумир…»)) (перепечатано (со ст. 10–12): 3. 1913, № 6, с. 35, с тем же заглавием; ПСС, т. II, с полным заглавием).

В собрание сочинений впервые включено: Ст 1879, т. IV, без СТ, 10–12, с заглавием: «Праздному» (перепечатано: Ст 1920, полностью, с тем же заглавием). В прижизненные издания «Стихотворений» Некрасова не входило.

Автограф не найден. Корректура, правленная Некрасовым, — ИРЛИ, ф. 134, оп. 11, № 3.

Некрасов предполагал опубликовать стихотворение в неосуществленном цикле 1877 г. (см. выше, с. 471–472, комментарий к стихотворению «О. А. Петрову»).

«Так умереть? — Ты мне сказала…» *

Печатается по ПСС, т. II, с. 538.

Впервые опубликовано: Былое, 1923, № 22, с. 36.

В собрание сочинений впервые включено: ПССт 1927 (перепечатано: ПСС, т. II).

Автограф, который находился в собрании К. И. Чуковского, не найден.

Относится, по-видимому, к последним годам жизни поэта.

«Если ты красоте поклоняешься…» *

Печатается по копии ИРЛИ.

Впервые опубликовано: ЛН, т. 49–50, с. 220–221.

В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. I.

Автограф не найден. Сохранилась копия А. А. Буткевич, сделанная, возможно, со слов Некрасова, — ИРЛИ, ф. 203, № 43, л. 4 об.

Отмечалась тематическая связь отрывка со стихотворением «Кому холодно, кому жарко!» (из цикла «О погоде») (ПССт 1967, т. III, с. 485). Однако написано, очевидно, в последние годы жизни поэта.

Погляди на коней на мосту… — Имеются в виду статуи работы П. К. Клодта на Аничковом мосту в Петербурге.

На колонне из белого мрамора… — покрытая инеем Александровская колонна, воздвигнутая на Дворцовой площади.

«За желанье свободы народу…» *

Печатается по копии ИРЛИ.

Впервые опубликовано в статье В. Е. Евгеньева<-Максимова> «Н. А. Некрасов и реакция 60-70-х гг.» по копии А. А. Буткевич: З, 1913, № 2, с. 137.

В собрание сочинений впервые включено: Ст 1920.

Автограф не найден. Сохранилась копия А. А. Буткевич — ИРЛИ, Р. II, оп. 1, № 40, л. 18 об. (в письме к С. И. Пономареву от 14 июля 1878 г.).

Этот набросок был третьим в группе отрывков «Из записной книжки», присланных А. А. Буткевич С. И. Пономареву, и снабжен примечанием в скобках: «Конечно не для печати».

Относится, по-видимому, к последним годам жизни поэта.

Ершов-лекарь *

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано: ОЗ, 1879, № 1, отд. II, с. 62–63, С указанием, что «заметка касается плана задуманной Н. А. Некрасовым поэмы о земском враче Ершове».

В собрание сочинений впервые включено: Ст 1920.

Автограф не найден.

Относится, по-видимому, к последним годам жизни поэта.

Задел, по неосторожности, надевая шубу в волостном правлении, за висевший в присутствии портрет, уронил его… — К. И. Чуковский по этому поводу писал: «…Ершов опрокинул портрет царя. Мне сообщил об этом Л. Ф. Пантелеев со слов М. Е. Салтыкова» (ПССт 1934–1937, т. II, кн. 2, с. 865).

Dubia

Экспромт Н.П. Александровой *

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано в воспоминаниях Н. П. Некрасовой: Некрасов. К 50-летию со дня смерти. Л., 1928, с. 18.

В собрание сочинений впервые включено: ПССт 1931.

Автограф не найден.

Наталия Павловна Александрова — невеста, затем жена брата поэта Федора Алексеевича. Летом 1872 г. она гостила в Карабихе, где ее сестра служила гувернанткой детей овдовевшего Ф. А. Некрасова.

По свидетельству Н. П. Александровой, в день отъезда, 8 (?) августа 1872 г., Некрасов на вокзале произнес из окна вагона комментируемый экспромт. «Я не выдаю этих стихов, — пишет Н. П. Некрасова в своих воспоминаниях, — за точное произведение Н. А., но смысл их был таков. В моей личной жизни в то время происходили такие важные события, что я забыла записать его экспромт, а потом было уже поздно» (с. 18–19).

Несомненно черты благородные Русских женщин в душе твоей есть. — В июле 1872 г. Некрасов завершил работу над поэмой «Русские женщины», которую читал семье и гостям Некрасовых в Карабихе (там же, с. 17).

Поэмы 1855-1877

В.Г. Белинский *

В одном из переулков дальных
Среди друзей своих печальных
Поэт в подвале умирал
И перед смертью им сказал:
«Как я, назад тому семь лет
Другой бедняк покинул свет,
Таким же сокрушён недугом.
Я был его ближайшим другом
И братом по судьбе. Мы шли
Одной тернистою дорогой
И пересилить не могли
Судьбы, — равно к обоим строгой.
Он честно истине служил,
Он духом был смелей и чище,
Зато и раньше проложил
Себе дорогу на кладбище…
А ныне очередь моя…
Его я пережил не много;
Я сделал мало, волей бога
Погибла даром жизнь моя,
Мои страданья были люты,
Но многих был я сам виной;
Теперь, в последние минуты,
Хочу я долг исполнить мой,
Хочу сказать о бедном друге
Всё, что я видел, что я знал,
И что в мучительном недуге
Он честным людям завещал…
Родился он почти плебеем
(Что мы бесславьем разумеем,
Что он иначе понимал).
Его отец был лекарь жалкий,
Он только пить любил, да палкой
К ученью сына поощрял.
Процесс развития — в России
Не чуждый многим — проходя,
Книжонки дельные, пустые
Читало с жадностью дитя,
Притом, как водится, украдкой…
Тоска мечтательности сладкой
Им овладела с малых лет…
Какой прозаик иль поэт
Помог душе его развиться,
К добру и славе прилепиться —
Не знаю я. Но в нём кипел
Родник богатых сил природных —
Источник мыслей благородных
И честных, бескорыстных дел!..
С кончиной лекаря, на свете
Остался он убог и мал;
Попал в Москву, учиться стал
В Московском университете;
Но выгнан был, не доказав
Каких-то о рожденье прав,
Не удостоенный патентом, —
И оставался целый век
Недоучившимся студентом.
(Один учёный человек
Колол его неоднократно
Таким прозванием печатно,
Но, впрочем, Бог ему судья!..)
Бедняк, терпя нужду и горе,
В подвале жил — и начал вскоре
Писать в журналах. Помню я:
Писал он много… Мыслью новой,
Стремленьем к истине суровой
Горячий труд его дышал, —
Его заметили… В ту пору
Пришла охота прожектёру,
Который барышей желал,
Обширный основать журнал…
Вникая в дело неглубоко,
Искал он одного, чтоб тот,
Кто место главное займёт,
Писал разборчиво — и срока
В доставке своего труда
Не нарушал бы никогда.
Белинский как-то с ним списался
И жить на Север перебрался…
Тогда всё глухо и мертво
В литературе нашей было:
Скончался Пушкин; без него
Любовь к ней в публике остыла…
В боренье пошлых мелочей
Она, погрязнув, поглупела…
До общества, до жизни ей
Как будто не было и дела.
В то время как в родном краю
Открыто зло торжествовало,
Ему лишь „баюшки-баю“
Литература распевала.
Ничья могучая рука
Её не направляла к цели;
Лишь два задорных поляка
На первом плане в ней шумели.
Уж новый гений подымал
Тогда главу свою меж нами,
Но он один изнемогал,
Тесним бесстыдными врагами;
К нему под знамя приносил
Запас идей, надежд и сил
Кружок ещё несмелый, тесный…
Потребность сильная была
В могучем слове правды честной,
В открытом обличенье зла…
И он пришёл, плебей безвестный!..
Не пощадил он ни льстецов,
Ни подлецов, ни идиотов,
Ни в маске жарких патриотов
Благонамеренных воров!
Он все предания проверил,
Без ложного стыда измерил
Всю бездну дикости и зла,
Куда, заснув под говор лести,
В забвенье истины и чести,
Отчизна бедная зашла!
Он расточал ей укоризны
За рабство — вековой недуг, —
И прокричал врагом отчизны
Его — отчизны ложный друг.
Над ним уж тучи собирались,
Враги шумели, ополчались.
Но дикий вопль клеветника
Не помешал ему пока…
В нём силы пуще разгорались,
И между тем как перед ним
Его соратники редели,
Смирялись, пятились, немели,
Он шёл один неколебим!..
О! сколько есть душой свободных
Сынов у родины моей,
Великодушных, благородных
И неподкупно верных ей,
Кто в человеке брата видит,
Кто зло клеймит и ненавидит,
Чей светел ум и ясен взгляд,
Кому рассудок не теснят
Преданья ржавые оковы, —
Не все ль они признать готовы
Его учителем своим?..
Судьбой и случаем храним,
Трудился долго он — и много
(Конечно, не без воли Бога)
Сказать полезного успел
И может быть бы уцелел…
Но поднялась тогда тревога
В Париже буйном — и у нас
По-своему отозвалась…
Скрутили бедную цензуру —
Послушав, наконец, клевет,
И разбирать литературу
Созвали целый комитет.
По счастью, в нём сидели люди
Честней, чем был из них один,
Палач науки Бутурлин.
Который, не жалея груди,
Беснуясь, повторял одно:
„Закройте университеты,
И будет зло пресечено!..“
(О муж бессмертный! не воспеты
Ещё никем твои слова,
Но твёрдо помнит их молва!
Пусть червь тебя могильный гложет,
Но сей совет тебе поможет
В потомство перейти верней,
Чем том истории твоей…)
Почти полгода нас судили,
Читали, справки наводили —
И не остался прав никто…
Как быть! спасибо и за то,
Что не был суд бесчеловечен…
Настала грустная пора,
И честный сеятель добра
Как враг отчизны был отмечен;
За ним следили, и тюрьму
Враги пророчили ему…
Но тут услужливо могила
Ему объятья растворила:
Замучен жизнью трудовой
И постоянной нищетой,
Он умер… Помянуть печатно
Его не смели… Так о нём
Слабеет память с каждым днём
И скоро сгибнет невозвратно!..»
Поэт умолк. А через день
Скончался он. Друзья сложились
И над усопшим согласились
Поставить памятник, но лень
Исполнить помешала вскоре
Благое дело, а потом
Могила заросла кругом:
Не сыщешь… Не велико горе!
Живой печётся о живом,
А мёртвый спи глубоким сном…