В немалом числе трудов, посвященных деятельности А.С. Грейга, как вышедших до революции, так и позже, с редким единодушием подчеркивается, что он был прекрасный моряк, а в дополнение — ученый, инженер, астроном, специалист по экономике, а также, что характерно, честный человек. Судя по всему, действительно прекрасным и универсальным специалистом был Вице-Адмирал Грейг, вот только устал малость к началу 1830-х годов от напряженной службы Отечеству. Так, в 1832 году ему на укрепление прислали из Петербурга в начальники штаба молодого Контр-Адмирала, героя Наварина Генерал-Адъютанта Лазарева Михаила Петровича, а вскоре и вовсе отозвали в столицу на почетную и необременительную должность в Госсовете[63]. Так все и утряслось.
А уж при Лазареве и его сподвижниках и учениках — Корнилове, Нахимове, Путятине и прочих — Черноморский флот стал и вовсе образцово-показательным. И говорить, в общем, нечего.
Так до недавнего времени считал и автор, пока в 7-8 номерах «Морского сборника» за 2005 год не натолкнулся на военно-историческое расследование капитана 1-го ранга Владимира Виленовича Шигина, посвященное трагической судьбе одного из национальных героев России — Александра Ивановича Казарского — командира знаменитого брига «Меркурий»{116}.
Честно говоря, по наивности своей, автор считал, что самый невероятный бой военно-морской истории всех времен и народов и сейчас известен всем и не нуждается в напоминаниях о себе, а также описаниях и комментариях, но демократическая действительность быстро убедила его в обратном. Поэтому для понимания дальнейшего придется немного рассказать и о нем. Не претендуя на оригинальность, назовем наш рассказ, как называется картина известного морского баталиста, друга адмирала Лазарева Ивана Константиновича Айвазовского, посвященная подвигу «Меркурия», его командира и экипажа.
18-пушечный бриг «Меркурий» под командованием капитан-лейтенанта Казарского 14 мая 1829 года, находясь вместе с фрегатом «Штандарт» и бригом «Орфей» в дозоре у Босфора, неожиданно встретился с вражеской эскадрой в составе шести линейных кораблей, двух фрегатов и двух корветов. Началась погоня за маленьким русским отрядом. Быстроходным «Штандарту» и «Орфею» удалось уйти от преследования, а «Меркурий» был настигнут и вступил в бой сразу с двумя турецкими линкорами, каждым из которых командовал адмирал: 110-пушечным «Селемие» — сам командующий турецким флотом, а 74-пушечным «Реал-Бей» — его младший флагман.
184 пушки, противостоящие «Меркурию», были отнюдь не чета его легоньким каронадам, пусть бы и размножившимся в 10 раз, а мощнейшими на тот день морскими орудиями, призванными крушить борта таких же морских исполинов, как «Селемие» и «Реал-Бей». Так что формальное численное превосходство само по себе здесь вообще ни о чем не говорит. Это примерно как сторожевику вступить в бой сразу с двумя линкорами типа «Айова». То, что даже и сейчас в нашем флоте найдется кораблик, который и при таких обстоятельствах не спустит флаг Святого Андрея, у автора сомнений нет. Но вот результат этого боя предвидим и не специалистами. Также предвидим он был и 176 лет назад — шансов у «Меркурия» не было. Напомним, что вдобавок ко всему бриг, несмотря на свою малотоннажность, был тихоходней турецких гигантов и уйти от них не мог.
И все-таки бой этот «Меркурий» выиграл, после многочасовой (!) артиллерийской дуэли отправив своих противников в долгосрочный ремонт в стамбульские доки. И сам своим ходом вернулся в родную базу — город (ныне украинской славы, интересно вот, петлюровской или бандеровской?) Севастополь. Бриг имел 22 пробоины в корпусе и 297 повреждений парусного вооружения.
Еще раз напомним, что бой этот уникален не только в русской, но и в мировой морской истории.
Сохранилось официальное донесение об этом бое.
Всеподданнейший рапорт адмирала Грейга от 18 мая 1829 года
«О том, что когда бриг “Меркурий”, крейсеровавший у Константинопольского пролива, был настигнут и окружен двумя турецкими кораблями, то командир оного, капитан-лейтенант Казарский, ввиду невозможности избежать неровный бой, составил военный консилиум, на котором корпуса штурманов поручик Прокофьев первый предложил бриг взорвать на воздух; вследствие чего решено было: защищаться до последней степени, и потом, свалившись с одним из неприятельских кораблей, зажечь оставшемуся в живых офицеру крюйт-камеру, для чего и был положен на шпиль заряженный пистолет. Но после трехчасового неравного боя, в виду всего турецкого флота, бригу удалось нанести столь сильные повреждения обоим турецким кораблям, что они должны были удалиться» (дело Канц. Н. М. Шт., № 96/3 разр.). Сохранилась и Императорская резолюция на этот рапорт: «Капитан-лейтенанта Казарского произвесть в Капитаны 2-го ранга, дать Георгия 4 класса, назначить в Флигель-Адъютанты с оставлением при прежней должности и в герб прибавить пистолет.
Всех офицеров в следующие чины, и у кого нет Владимира с бантом, то таковой дать. Штурманскому офицеру, сверх чину, дать Георгия 4 класса. Всем нижним чинам знаки отличия Военного ордена[64] и всем офицерам и нижним чинам двойное жалованье в пожизненный пенсион.
На бриг “Меркурий” Георгиевский флаг»{117}.
Это был второй Георгиевский флаг в русском флоте. Первый получил «Азов» за Наварин.
Подвиг столь удивительный, что едва можно оному поверить
Известие о небывалой победе маленького и почти безоружного брига над двумя сильнейшими турецкими кораблями облетело всю Россию. Вновь, как в славные былые времена, черноморцы свершили почти невозможное. Маленькое суденышко в неравном бою одолело два мощнейших неприятельских корабля.
Страна ликовала! В те дни газета «Одесский вестник» писала: «Подвиг сей таков, что не находится другого ему подобного в истории мореплавания; он столь удивителен, что едва можно оному поверить. Мужество, неустрашимость и самоотвержение, оказанные при сем командиром и экипажем “Меркурия”, славнее тысячи побед обыкновенных».
Просвещенная Европа и отказывалась верить. Английский историк Ф. Джейн, узнав о происшедшем сражении, заявил во всеуслышание: «Совершенно невозможно допустить, чтобы такое маленькое судно, как “Меркурий”, вывело из строя два линейных корабля».
— У страха глаза велики! — рассуждали иные завистники и недоброжелатели. — Казарскому корабли линейные просто померещились. Если там у турок что-то и было, то в лучшем случае каких-нибудь два фрегата!
То есть вместо линкоров два крейсера! По-видимому, на фоне происшедшего завистникам казалось, что два примерно 50-пушечных фрегата для 18-пу-шечного брига — что-то вроде легкой разминки перед настоящим делом.
Но факт блестящей победы официально подтвердила турецкая сторона, и завистники приумолкли. Один из турецких офицеров, штурман линкора «Реал-Бей», писал: «…В три часа пополудни удалось нам настичь один из бригов. Корабль капудан-паши и наш вступили с ним в жаркое сражение, и, дело неслыханное и неимоверное, мы не могли принудить его сдаться…
Если древние и новые летописи являют нам опыты храбрости, то сей последний затмит все прочие, и свидетельство о нем заслуживает быть начертанным золотыми буквами в храме славы. Капитан сей был Казарский, а имя брига — “Меркурий”».
Пришлось признать свершившееся. Европа начала писать оды. Известна, по крайней мере, одна таковая сочинения Сен-Томе, бесхитростно названная «Меркурий».
Блистательный Казарский
Назначенный Флигель-Адъютантом капитан 2-го ранга Казарский был вскоре вызван в Петербург, где состоял при Императоре для особо важных поручений. В день представления его ко двору в дневнике А.С. Пушкина появилась запись: «Сегодня двору был представлен блистательный Казарский».