– Итак, принимали клиента вы, гражданин Земецкис?

– Нет-нет! – Нотариус всплеснул руками и мелко затряс головой. – Я только заверял документы. Принимал клиента Семён, он у меня на практике, из института…

– Ясно… – Дознаватель нахмурился. – Что это был за документ?

– Понимаете… – Нотариус помялся. – В принципе, в проведении ритуала заверения для данного документа не было необходимости, но клиент настаивал… А желание клиента для нас – закон. – Земецкис натянуто улыбнулся бескровными губами. – Если, конечно, простите за неуместный каламбур, оно не противоречит закону.

Дознаватель, хмыкнув, переспросил:

– Так всё же, что просил заверить клиент?

– Заявление о регистрации… прекращения деятельности ПБОЮЛ, – почти шепотом закончил фразу Земецкис, косясь на труп. Покойный предприниматель произвёл бы впечатление на любого непривычного человека. Хотя бы жутким синюшным цветом лица или вывалившимся полиловевшим языком… – Можно, я сяду?

– Да-да, пожалуйста…

Нотариус осторожно придвинул к столу еще один стул и аккуратно примостился на краешке.

– Насколько я понимаю, – медленно произнёс дознаватель, – вы приняли заявление.

– Не я, – чуть слышно уточнил еще больше ссутулившийся нотариус, старательно глядя прямо на собеседника, – я его только просмотрел… И вы знаете, не обнаружил ничего необычного. Закону оно не противоречило. Тем более, до сих пор я не имел оснований не доверять Семёну…

– А теперь имеете?

– Ну знаете ли… После такого… – Земецкис распрямил спину, голос его окреп и посуровел. – Это несколько переходит границы разумного!

Практикант отнял руки от лица и с тоской посмотрел в окно. Там, на улице, вечерело. По бульвару проносились машины, неторопливо шли люди. Стайка туристов-пикси из далёкой и тихой Каледонии порхала вокруг экспансивного экскурсовода, норовя запечатлеть друзей и родственников на фоне достопримечательностей. Обычный майский вечер, ничего особенного…

– Значит, как я понимаю, вы считаете виновником смерти клиента практиканта?

– Нет-нет! – От возмущения нотариус даже подпрыгнул на стуле. – Ни в коем случае! Это типичный несчастный случай.

– Типичный? – Дознаватель, отложив ручку, пристально посмотрел на собеседника.

– Конечно! – Земецкис откинулся на спинку стула. – Разумеется! Ведь закон не предусматривает точной формулировки. Никто не мог предположить, что эта безобидная ошибка приведёт к подобным последствиям! Но, – он поднял руку с вытянутым указательным пальцем, – юрист обязан учитывать невозможное. Особенно в такое сложное время, как наше.

– Допустим. – вздохнув, дознаватель заполнил еще несколько строк протокола. – Что же произошло после того, как вы приступили к ритуалу? И кстати, вы уверены, что провели его правильно?

– Убеждён! – гордо вздёрнув подбородок, отрезал нотариус. – Я работаю нотариусом уже много лет и никогда, – он вновь многозначительно поднял указательный палец, – не допускал никаких ошибок! Ритуал был проведён по всем правилам. Извольте убедиться. – Земецкис протянул дознавателю заверенный документ. – Вот – дата, подпись и, разумеется, Печать.

Тот повертел бумагу в руках. Действительно, оттиск личной Печати нотариуса мерцал слабым фиолетовым светом, свидетельствуя о правильности проведения ритуала. Кивнув, дознаватель отложил бумагу и снова взялся за протокол:

– Продолжим. Вы провели ритуал – и…?

Лицо Земецкиса омрачилось.

– Тут всё и случилось… Клиент, внезапно посинев, схватился за горло и упал со стула. Признаюсь, – нотариус приложил ладонь к сердцу, – я не сразу пришёл ему на помощь. Всё случилось так внезапно… – Земецкис замолчал и лишь через несколько секунд добавил: – Я сразу же вызвал милицию и скорую. Как только пришёл в себя.

– Понятно. – Дознаватель покачал головой, поставил последнюю точку в протоколе и задумчиво констатировал, ни к кому особо не обращаясь. – Пожалуй, дело придется прекращать. Иначе как несчастный случай не квалифицируешь. Если бы не заявление, всё это можно было бы счесть смертью от естественных причин… Асфиксия – с кем не бывает? Могло случиться и в собственной ванне, например… – Бросив мимолётный взгляд на тихо синевшего на полу покойного господина Вохаса, он вернулся к действительности. – Итак, гражданин Земецкис, прошу вас внимательно прочесть текст протокола. После этого вы должны расписаться на каждой странице – вот здесь, а вот здесь напишете «с моих слов записано верно и мной прочитано», дата и тоже подпись. Если у вас имеются какие-то дополнения или замечания…

– Нет-нет, что вы! – Нотариус изобразил на лице полнейшее доверие к сотруднику правоохранительных органов, не отводя внимательного взгляда от текста. Расписался, царапая бумагу подсохшей шариковой ручкой.

Дознаватель повторил инструкцию для понятых. Те осторожно, стараясь не глядеть в сторону тела и – упаси бог! – ни в коем случае не коснуться его, подошли к столу. Входная дверь приоткрылась, просунувшийся в нее пожилой милиционер с сержантскими лычками на погонах доложил:

– Санитары подъехали. Звать?

– Давай, Васильич, у меня всё. – Дознаватель аккуратно убрал подписанный протокол в папку, не преминув напоследок пошутить. – Если бы наёмные убийцы взяли ваш, Юрий Михайлович, метод на вооружение, вряд ли мы смогли бы раскрыть хотя бы одно заказное убийство…

Нотариус нервно сглотнул, оценив шутку. Чувствовать себя киллером было несколько… неуютно.

Дознаватель наконец покинул кабинет, следом за ним санитары вынесли труп. Понятые, проводив покойного настороженными взглядами и вежливо попрощавшись, ушли. Отпустив Семёна, Земецкис занял свое законное место и мрачно уставился в окно, за тройным стеклопакетом которого как ни в чём не бывало продолжалась обычная городская жизнь.

Пролезший сквозь приоткрытую форточку лёгкий ветерок, прежде чем умчаться восвояси, пошевелил лежащий на клавиатуре компьютера лист бумаги, на котором корявым почерком покойного было нацарапано: «Прошу ликвидировать меня, Вохаса Валдиса Николаевича, как предпринимателя без образования юридического лица…»

                                                                        Проблема статуса

Кот был великолепен: огромный мощный зверь, движения исполнены ленивой грации венценосной особы, из-под верхней губы влажно поблёскивают длинные и явно острые клыки, усы топорщатся совершенно по-кавалергардски, густая тёмно-серая шерсть отливает синевой, а на груди белая манишка – одно слово, фрак, причем преэлегантный… Даже дядя Сосо полюбовался этой картиной, поглядывая поверх своей обычной газеты.

Кот возлежал на столе, косясь на стоящую рядом чашку остывшего чая. Чашку Кузьмы Терентьевича.

– И как вы только пьёте эту гадость?

– С сахаром, – пояснил домовой, аккуратно наполняя здоровенную эмалированную кружку из здоровенного, чуть не с него самого, жестяного бочонка. Кружка принадлежала Нитро.

– Решительно не понимаю, зачем люди так осложняют себе жизнь. Нагреть воды, сварить мелко рубленый веник… Ладно, пиво я ещё понимаю. Кстати, плесни-ка и мне тоже. – Кот подпихнул Кузьме Терентьевичу знававшую лучшие времена стеклянную баночку из-под икры. Баночка была его собственная, как-то так сама собой завелась.

– Ох и наглая ты зверюга. В поликлинику бы тебя сдать. На опыты…

– Я не зверюга, я кот. У меня, между прочим, имя есть. И отчество. И уж точно не хуже, чем у тебя.

– Не хуже, – вздохнул честный Кузьма Терентьевич.

– Поэтому на опыты меня никак нельзя. – Кот назидательно потыкал когтем в сторону потолка. – Наливай, короче.

– Премного благодарствую, Кузьма Терентьевич, – улыбнулся Нитро, принимая кружку. Над пивом – лёгким, светлым и чешским, быстро вспухала шапка плотной пены. Сантехник удовлетворённо потёр колючий подбородок. Полюбовался. Отхлебнул – и машинально попытался посмотреть сквозь кружку на кота, который уже деловито припал к своей емкости.