Покончив свои дела в церкви, он повел Фотерингея в пасторскую квартиру, расположенную тут же, ввел в кабинет, усадил как можно удобнее и, стоя перед весело пылающим камином, — его ноги бросали на противоположную стену длинную тень, — попросил мистера Фотерингея изложить свое дело.

Сначала мистер Фотерингей немного смущался и не знал, как приступить к делу.

— Вы, пожалуй, не поверите, мистер Мейдиг… Я очень боюсь, — бормотал он запинаясь. И так далее в таком же роде. Наконец он решился. Сперва он спросил, что мистер Мейдиг думает о чудесах.

Мистер Мейдиг начал было рассудительным тоном:

— Видите ли…

Но мистер Фотерингей прервал его:

— Вы, пожалуй, не поверите, мистер Мейдиг, чтобы какой-нибудь обыкновенный человек, вроде меня, — вот как я сижу здесь перед вами, — одной силой воли мог бы проделывать разные вещи.

— Это возможно, — сказал мистер Мейдиг. — Кое-что в этом роде весьма возможно.

— Если вы позволите, я покажу это на деле, — сказал мистер Фотерингей. — Вот посмотрите на этот ящик с табаком, который стоит на столе. Я хотел бы знать, считается ли чудом то, что я с ним сейчас сделаю. Одну минутку, мистер Мейдиг…

Он нахмурил брови, протянул руку к ящику с табаком и проговорил: «Сделайся вазой с фиалками».

Ящик тотчас же исполнил приказание.

Мистер Мейдиг вздрогнул. Он перевел взгляд с цветов на чудотворца и обратно, не проронив ни слова; потом нерешительно нагнулся над столом и понюхал фиалки; они были совсем свежие и прекрасно пахли. После этого он снова пристально посмотрел на мистера Фотерингея.

— Как вы это сделали? — спросил он. Мистер Фотерингей покрутил усы.

— Я просто приказал, и вот, видите… Что это такое: чудо, или черная магия, или еще что-нибудь? И как вы думаете, при чем тут я? Вот это мне и хотелось бы знать.

— Это необыкновенное явление, странное явление!

— А неделю тому назад я совсем не знал, что могу делать это. Это открылось вдруг. Наверное, в моей воле кроется что-то особенное… Так я это объясняю.

— Вы можете делать только это или еще что-нибудь?

— О господи! — воскликнул Фотерингей. — Да что угодно! — Он подумал немного и вдруг вспомнил один фокус, который видел когда-то. — Смотрите! — Он протянул руку. — Превратись в вазу с рыбой!… Нет, нет, в стеклянный сосуд с золотыми рыбками… Вот так!… Видите, мистер Мейдиг?

— Это удивительно! Невероятно. Вы или самый необыкновенный… Нет…

— Я могу изменить это во что угодно, — сказал мистер Фотерингей. — Во что угодно. Смотрите! Превратись в голубя! Слышишь?

Через мгновение сизый голубь летал по комнате, и мистер Мейдиг наклонял голову всякий раз, как он пролетал около него.

— Остановись! Слышишь? — сказал мистер Фотерингей, и голубь неподвижно повис в воздухе. — Я могу превратить его опять в вазу с цветами, — сказал он и, поместив голубя на стол, сделал это чудо.

— Вы, наверно, скоро захотите курить, — заметил он и превратил вазу в ящик с табаком.

Мистер Мейдиг следил за всеми этими превращениями в глубоком молчании. Он пристально посмотрел на мистера Фотерингея, осторожно приподнял табачный ящик, осмотрел его и опять поставил на стол.

— Так! — проговорил он, ничем больше не выразив своих чувств.

— Теперь мне легче будет объяснить, зачем я пришел, — сказал мистер Фотерингей. Он подробно, хотя довольно путано, описал свои удивительные опыты, начиная с лампы в «Длинном драконе», причем рассказ немного усложнялся отступлениями по поводу мистера Уинча. Но по мере того как мистер Фотерингей рассказывал, горделивое чувство, вызванное изумлением мистера Мейдига, постепенно у него исчезало, и он опять становился тем обыкновенным мистером Фотерингеем, каким его привыкли видеть.

Мистер Мейдиг слушал внимательно, держа ящик с табаком в руках; выражение лица у него во время рассказа тоже менялось. Когда мистер Фотерингей стал рассказывать о чуде с третьим яйцом, священник перебил, замахав рукой:

— Возможно, — сказал он, — вполне возможно. Это, конечно, удивительно, но разрешает много запутанных вопросов. Сила творить чудеса есть дар, особенное свойство, такое же как гениальность или ясновидение; поэтому она встречается очень редко и только у исключительных людей. Но в этом случае… Меня всегда изумляли чудеса, которые творил Магомет, или индийские йоги, или госпожа Блаватская. Но теперь все ясно! Это просто особый дар. И это служит прекрасной иллюстрацией к рассуждениям великого мыслителя, — мистер Мейдиг понизил голос, — его светлости герцога Аргайльского. Мы стоим перед законом глубочайшего значения, большего значения, чем все обыкновенные законы природы… Продолжайте, продолжайте.

Мистер Фотерингей стал рассказывать неприятную историю с Уинчем, и мистер Мейдиг, оправившись от невольного благоговейного страха, стал шевелить руками и ногами и подавать реплики.

— Это меня всего больше беспокоит, — продолжал мистер Фотерингей. — За этим-то я и пришел к вам. Положим, теперь он в Сан-Франциско, — я даже на знаю, где находится этот Сан-Франциско, — но вы понимаете, мистер Мейдиг, все складывается очень нехорошо. Он, конечно, не может понять, что случилось, но я уверен, что он страшно сердится и, пожалуй, думает, как бы отплатить мне. Он, верно, старается, уехать оттуда. Каждый раз, как я вспоминаю об этом через каждые два-три часа, я при помощи чуда отсылаю его обратно. Этого он тоже не может понять, и, конечно, это ему не нравится. А если он еще каждый раз берет билет, так это должно стоить ему кучу денег. Я делаю для него все, что могу, но, конечно, ему трудно стать в мое положение. Например, я подумал, может быть, его платье обгорело… там… если то, что говорят об аде, верно. Из-за этого в Сан-Франциско его могли арестовать. Я, конечно, устроил, чтобы у него было новое платье и как раз по нем. Вот видите, в какую ужасную путаницу я попал.

Мистер Мейдиг принял серьезный вид.

— Да, положение запутанное. Затруднительная история… — Он не знал, что еще сказать, и замолчал. — Впрочем, оставим пока Уинча в покое, — начал он снова, — и обсудим более важный вопрос. Я не думаю, чтобы это была черная магия или что-нибудь в этом роде… Я не думаю, чтобы в этом было что-нибудь преступное, мистер Фотерингей, ни в коем случае. Если только вы не скрыли от меня ничего существенного. Это чудо, чистейшее чудо, чудо высшего сорта, если можно так выразиться.

Он расхаживал взад и вперед по ковру перед камином и размахивал руками, а мистер Фотерингей сидел, положив руки на стол, а голову на руки, и казался озабоченным.

— Решительно не знаю, как мне быть с Уинчем, — сказал он.

— С вашим даром творить чудеса, — заметил мистер Мейдиг, — с таким замечательным даром вы найдете средство уладить дело с Уинчем. Будьте спокойны, Дорогой мой, вы очень важная особа, вы человек, обладающий гигантскими возможностями. Такие вещи…

— Да, я уже подумывал кой о чем, — ответил мистер Фотерингей. — Но все выходит как-то неладно. Вы видели ту вазу с рыбой? Первую? И ваза не такая, и рыба не такая. Вот я и решил спросить кого-нибудь…

— Прекрасное решение, — ответил мистер Мейдиг, — как нельзя более мудрое решение. — Он остановился и посмотрел на мистера Фотерингея. — Дар творить чудеса, по существу, неограничен. Испытаем ваши силы теперь же. Действительно ли они… действительно ли они таковы, какими кажутся.

И вот, как это ни невероятно, но в кабинете пастора, в небольшом доме возле церкви конгрегационистов, в воскресный вечер десятого ноября 1896 года мистер Фотерингей, поощряемый и подстрекаемый мистером Мейдигом, начал творить чудеса. Просим читателя обратить особое внимание на указанное число: читатель может подумать, — а пожалуй, уже подумал, — что эта история в некоторых частях неправдоподобна и что если бы действительно случилось нечто подобное тому, что мы описываем, то об этом тотчас же написали бы во всех газетах. То, что мы сейчас расскажем, покажется ему особенно невероятным, между прочим, потому, что если бы все это произошло в действительности, то наш читатель или наша читательница более года тому назад были бы убиты насильственным и необычайным способом. Из последующего изложения нашей истории это станет вполне очевидным для каждого разумного человека. Мы еще не дошли до конца событий; мы изложили едва половину их.