— У него неполадки с пищеварением, и потом мать, ей уже за девяносто, и вообще… — Марджори запнулась, — …разница в возрасте. Он ведь на несколько лет моложе меня.

Летти сочувственно пробормотала что-то. Все это было уже известно, но теперь — когда Марджори объясняла, что произошло, и как Дэвид Лиделл избегал назначать день свадьбы, и что однажды свадьбу отложили из-за болезни матери, — теперь Летти казалось удивительным, как это он вообще соглашался жениться. Каким образом Бет Даути ухитрилась уломать его — вот в чем надо разобраться! Все прочие причины как были, так и остались, и Бет Даути не намного моложе Марджори.

Марджори, видимо, не знала, чем это объяснить, или же была слишком расстроена, чтобы вдаваться в подробности. Летти уже подумывала, не будет ли Бет Даути в свою очередь тоже отвергнута и найдется ли такая женщина, которой удастся подвести Дэвида Лиделла к желанному концу, но ничего об этом не сказала.

— На что только женщина ни пойдет! — воскликнула Марджори. — Этого нельзя ни предвидеть, ни объяснить.

Сущая правда, согласилась Летти и поймала себя на том, что думает о Марсии, которая завещала свой дом Норману и тем самым подтвердила непредсказуемость женской души. И теперь, когда Марсия умерла, ее поступка уже ничем не объяснишь.

— Куда же Дэвид Лиделл теперь уедет? — спросила Летти.

— Уедет? В том-то вся и беда — никуда он не уедет. Здесь останется.

— Решил

здесь

остаться?

— Решил — не решил, не знаю. По-моему, он просто не думает о переезде.

— Но ведь он не так давно у вас живет и, принимая во внимание некоторые обстоятельства… — Летти осеклась, не доверяя самой себе, и почувствовала, что продолжать не стоит. Но, если подумать как следует, зачем Дэвиду Лиделлу уезжать отсюда? Он ничего плохого не сделал, а только передумал, и ведь считают же люди, что лучше сразу разобраться в своих ошибках, чем откладывать это в долгий ящик. — А где он будет жить? — продолжала она. — Неужели в Холмхерсте, в доме для престарелых?

— Нет, вряд ли. Они, наверно, устроятся у него.

В том неприютном доме, где столько всего надо переоборудовать! — подумала Летти. Может, поделом ему? — А его не тревожит, что ты тут будешь рядом — и одна? — сказала она.

— Ах, Летти! — Марджори улыбнулась снисходительной улыбкой, прощая своей приятельнице ее простодушие. — А ты знаешь, у меня такое чувство, что недолго я здесь проживу одна.

— Вот как? — Услышав это признание, такое скромное, Летти подумала: что, собственно, Марджори имеет в виду? Неужели здесь, в поселке, успел появиться еще один возможный супруг? Не слишком ли быстро один за другим?

— Как ты не понимаешь… — Марджори пустилась в объяснения, и Летти сразу же все поняла. Теперь, когда надежды на замужество не оправдались, пусть Летти вспомнит о своих прежних планах на жизнь, ведь теперь ей ничто не помешает осуществить их. Она (разумеется) переедет сюда, к Марджори, как только сможет.

А что потом? — подумала Летти. Пройдет несколько месяцев или несколько лет, и у Марджори опять появится кто-нибудь, за кого она задумает выйти замуж, а что тогда будет с Летти? В прошлые годы, когда они были вместе, Летти всегда тащилась за Марджори, но стоит ли придерживаться этого обыкновения? Сначала она все обдумает как следует, а решать сразу не будет.

— А кольцо ты ему, конечно, отослала? — сказала она, намеренно возвращаясь к разговору о расторгнутом обручении.

— Да что ты! Конечно, нет! Дэвид хотел, чтобы я оставила его у себя. Вряд ли он стал бы требовать свое кольцо назад, принимая во внимание некоторые обстоятельства.

— Требовать, пожалуй, не стал бы, но, может, тебе самой не захочется его носить? — сказала Летти.

— Ах, оно такое красивое! Лунный камень в старинной оправе. Знаешь, мне всегда хотелось иметь старинное кольцо, — щебетала Марджори, расписывая, насколько такое кольцо интереснее, чем традиционное с бриллиантиком, которое ей преподнес ее первый муж. — С годами руки полнеют, пальцы становятся толще, и большое кольцо лучше выглядит. — Она протянула левую руку с лунным камнем, чтобы Летти убедилась в ее правоте.

24

— Чудеса за чудесами! Вот все, что я могу сказать. — Норман вынул из пластикового мешочка сандвич с солониной.

— Доказательств тому хоть отбавляй, — сказал Эдвин, берясь за чайный пакетик. — Вчера вечером я говорил по телефону с миссис Поуп, и она мне все рассказала. Был звонок от Леттиной приятельницы, оказывается, у нее все рухнуло — она не выходит замуж. Там, конечно, полное расстройство, поэтому Летти туда и поехала.

— А чем

она-то

может помочь? Будет выслушивать причитания своей подружки? По-моему, от нашей Летти мало проку в таких критических случаях.

— Много от нее ждать не приходится, но все-таки, когда рядом друг женщина… — Эдвин запнулся, не зная, какого рода помощь может оказать Летти.

— Да, я с вами согласен — иногда женщины приносят пользу.

— Особенно, когда они оставляют вам свои дома по завещанию, — шутливо сказал Эдвин. — Вы, наверно, уже привыкли к роли собственника?

— Я его продам, — сказал Норман. — Не хочется мне там жить.

— Вот это правильно. Он для вас слишком велик, — резонно заметил Эдвин.

— Да нет, не в этом дело, — обиженно проговорил Норман. — Дом самый обыкновенный, полу отдельный, такой же, как у вас, а ведь вам он не слишком велик. Не желаю я кончать свои дни в спальне-гостиной.

— Да, конечно. — Тон у Эдвина был умиротворяющий, как всегда в тех случаях, когда он хотел охладить этого раздражительного человечка.

— Дни свои я, скорее всего, кончу в доме для престарелых, — сказал Норман, открывая большую банку растворимого кофе. — Называется «Семейная». Чудн

о

! Ведь пользуются такими банками большей частью служащие в учреждениях. — Он высыпал в кружку ложечку кофейного порошка. — Небольшая экономия все же есть — так мы с Марсией считали.

Эдвин ничего на это не сказал. Молча он повертел ложкой чайный мешочек; кипяток окрасился струйкой золотистого цвета. Потом, как всегда, бросил в кружку ломтик лимона, надавил на него и приготовился пить чай. Слова Нормана, то, как он сказал: «Мы с Марсией», — навели его на мысль, что когда-нибудь эти двое могли бы и пожениться. Правда, немыслимо представить себе, как бы это все получилось. Допустим, встретились бы они много лет назад, когда оба были помоложе… Уж не говоря о том, как трудно представить их себе молодыми, они, может, и не увлеклись бы друг другом в те времена, а слово «увлечение» звучит как-то нелепо в связи с Норманом и Марсией. Но все же что сближает людей, даже самых несходных? У Эдвина остались только смутные воспоминания о том, как он ухаживал и как женился в те дни, когда он служил причетником в самой ортодоксальной англокатолической церкви, прихожанкой которой была Филлис. В тридцатые годы люди заключали браки не так, как сейчас, по крайней мере не так с этим спешили, уточнил он. А если бы Марсия не умерла, могли бы они пожениться и жить в ее доме? Но об этом, почувствовал он, спрашивать Нормана нельзя…

Норман сам вмешался в раздумья Эдвина и попросил его совета насчет того, что, видимо, не давало ему покоя.

— А платья и прочие вещи, что мне со всем этим делать?

— О чем это вы?

— О платьях Марсии и о ее домашних вещах. Правда, племянник, тот, который в кафтане и с бусами, кое-что взял, но предупредил, что его мамочка не желает с этим возиться и что я могу поступать с вещами Марсии как мне угодно. А я… я вас спрашиваю! — Норман с яростью поддел ногой корзинку для бумаг.

— Вы не советовались с соседкой и с той из патронажной службы, которые были на похоронах?