— Пойдем, помогу выброситься.

Но тот оттолкнул Бориса:

— Оставь! Мне все равно не приземлиться... — Отстранив командира, он сел за штурвал: — Не теряйте времени!

Тогда Петров помог выскочить командиру корабля. А сам уже не смог...

С волнением читал я ответные строки матери Бориса Гордеевича Петрова:

«О моем дорогом, любимом сыночке Бореньке не высыхают мои глаза. Все еще не верю, что его у меня нет...

Ваше письмо, дорогой Иван Георгиевич, буду хранить до конца дней своих. Страшную картину воскрешает оно... Ведь Боря так хотел жить, учиться... С фронта он писал: «Мамочка, потерпите. Мы победим врага, это будет скоро».

Мне тяжело, Иван Георгиевич. Но я горжусь, что сын погиб спасая боевых товарищей. Он и в детстве был такой: на все для друзей готов...»

А не так давно я установил связь с Анастасией Федоровной Левенец. Получив известие, что ее сын убит, она откликнулась письмом.

«Извините, что немного задержалась с ответом: была больна и сейчас никак не могу успокоиться, — писала Анастасия Федоровна, — все плачу и плачу. Не верится, что Анатолия нет. Думала, жив... надеялась. А теперь хотя бы узнать, где лежат его косточки... Не могу передать, как тяжело на сердце. Слезы душат... Все уговаривают, что не у меня одной такое горе. Я и сама это понимаю, но никак не могу примириться с потерей...

Вы спрашиваете, какой была наша семья. Нас было трое. Муж работал в лесхозе бухгалтером. В армию его не взяли по болезни — язва желудка, невроз сердца...

Когда наш край захватили гитлеровцы, моего мужа Константина Петровича фашистские изверги сожгли живым. Партизаны совершили налет на корюковское гестапо и спасли от расстрела пятьсот человек. 1 марта 1943 года каратели учинили расправу над жителями Корюковки. Из всего села уцелело лишь семьдесят человек. Палачи убивали и жгли всех подряд. Детей бросали в погреба, а вслед кидали гранаты.

В тот день погиб и мой муж. Больной он был, лежал. Я пошла на улицу узнать, в чем дело. В это время немцы стали стрелять в дома зажигательными пулями. Я затерялась в толпе и вот осталась, а кто в домах находился, все погибли.

Не могу, Иван Георгиевич, передать все, что я видела и перенесла. Когда вспоминаю, то лихорадка трясет от ужаса».

В огне пропали все фотографии Анатолия. Когда я сказал об этом товарищам, с которыми довелось встретиться после войны, многие приняли активное участие в розыске снимков Левенца. Нашли особенно дорогую для матери Анатолия фотографию, сделанную в Кремле, когда парашютисты получали награды из рук Михаила Ивановича Калинина. Среди них был и Анатолий Константинович Левенец.

А бывший десантник Афанасий Вдовин, воевавший вместе со старшим лейтенантом Левенцом в одном батальоне, поведал Анастасии Федоровне, где и при каких обстоятельствах пал ее сын Анатолий.

Левенец командовал ротой, входившей в состав одного из батальонов 301-го гвардейского стрелкового полка. В конце февраля 1943 года эта часть была направлена в район Старой Руссы. Разгрузилась в Торжке и походным порядком направилась к реке Ловать, впадающей в озеро Ильмень.

«Передохнув немного, — писал Вдовин, — в начале марта, какого числа не помню, рано утром, примерно в четыре часа, наш батальон получил приказ перейти в наступление и с боем форсировать реку Ловать. Но враг, просидевший здесь изрядное время, сумел хорошо укрепиться и пристрелять местность.

Бой был тяжелый, из пятисот семидесяти наших бойцов остались в живых лишь сто семьдесят человек. Ваш сын Анатолий в этом бою погиб, не дойдя двух метров до противоположного берега... Неподалеку от него упали замполит старший лейтенант Нестеров и еще несколько товарищей.

Мы их подняли со льда, вынесли на берег, отдали воинские почести и захоронили».

В. И. Елагин, ныне живущий в Магаданской области и участвовавший в форсировании Ловати, уточнил, что могила А. К. Левенца находится у села Черенчицы, неподалеку от места, где тогда был шестинакатный немецкий блиндаж. Хоронили Левенца капитаны Соколов, Гревцев, старший лейтенант Березкин и Елагин.

* * *

Когда война была еще в самом разгаре, наш боец Анатолий Авдеенков и юная радистка, недавняя школьница, Аня Иванцова надумали пожениться. Я попытался отговорить их от этого шага. Однако на все мои доводы Анатолий и Аня твердили одно:

— Мы любим друг друга.

Что было делать? Пришлось благословить. Они расписались в сельсовете, и мы отпраздновали их свадьбу. Сначала они вместе отправлялись на задания. Потом случилось так, что он полетел в Прибалтику, она — в Белоруссию. В другой раз — опять в разные стороны. Так и пошло. Видеться они стали очень редко.

А однажды Анатолий не вернулся. До нас дошли сведения, что где-то в районе Риги его схватило гестапо.

Аня Иванцова не находила себе места. Она просила меня послать ее в Прибалтику.

— Товарищ майор, я хочу все узнать сама.

Я не разрешил, опасаясь, что Аня от горя может потерять голову и совершить что-либо безрассудное.

Позже нам стало известно, что Анатолия Авдеенкова пытали, четыре раза водили на расстрел, но заставить его говорить не смогли. Тогда нацисты расправились с ним.

Горе Ани было безмерным. Однако она сумела взять себя в руки, продолжала летать на задания. Трудно пришлось ей со своей рацией в Брянских лесах. Партизаны этого края вели напряженные бои с карателями. Отряд народных мстителей и группа парашютистов попали в кольцо, которое день ото дня сжималось.

Аня передала на Большую землю: «Ведем тяжелые бои, фашисты предпринимают все, чтобы уничтожить отряд. Шлите самолеты для эвакуации раненых и больных. Будем прорываться...»

К этому времени Аня готовилась стать матерью. Командование об этом знало. Поэтому летчикам было поручено вместе с ранеными вывезти и радистку Аню.

Но она воспротивилась: «А кто же будет поддерживать связь?» Аня не полетела.

Наступила ночь. Отряд стал готовиться к прорыву вражеского окружения. За несколько часов до этого прибыл У-2. Командир отряда сам усадил Аню в машину и приказал летчику немедленно взлетать. В последний момент к самолету подбежал молодой партизан с грудным ребенком на руках. Жена его вчера погибла в бою, и осталась восьмимесячная дочка. Боец положил на колени радистке ребенка, кое-как закутанного в лоскутное одеяло. Аня только и успела узнать имя девчушки, а куда ее определить, уже не расслышала из-за рева мотора. У-2 побежал и вскоре оторвался от земли. Парашютистка решила, что оставит малышку у себя, тогда отец быстрее сможет найти.

Часа через два полета в открытой кабине Аню начал бить озноб. Мучительно болела голова. Девочка тоже замерзала. Аня сняла с себя ватник и укутала ее. Оставшись в легком пальто, она совсем окоченела. Стала меняться погода: появилась низкая облачность, пошел снег, усилился ветер. У-2 бросало то вниз, то вверх. Аня впала в беспамятство. Пришла в себя, когда пилот тронул за плечо: «Вам плохо?»

Аня ответила:

— Возьмите девочку...

Радистку отправили в госпиталь. Там определили, что у нее начинается крупозное воспаление легких. Лечилась Аня довольно долго, потом ее перевезли в родильный дом. На свет появилась дочь парашютиста Анатолия Авдеенкова, которую по давнему желанию отца назвали Светланой. Теперь ей уже больше, чем отцу, когда он погиб (Анатолию Авдеенкову тогда было 20 лет). Светлана знает его по рассказам матери, любит и во всем хочет быть похожей на него.

* * *

А Руфа Федоровича Демина помните? До войны он жил в городе Кольчугино, работал кондитером. Он был хорошим спортсменом, активным участником художественной самодеятельности, массовок, комсомольских субботников. Жизнерадостный и приветливый чернобровый богатырь приглянулся Вере Веселовой. Девушка тоже пришлась по душе Руфу. Перед уходом Демина добровольцем в парашютный отряд Вера сказала, что будет ждать его.