Она очень любила детей и теперь только о том и помышляла, как бы побыстрее забрать девочку к себе и заняться ее воспитанием. Но Гэндзи по-прежнему терзался сомнениями. Стоит ли перевозить дочь в дом на Второй линии? Часто ездить в Ои он не мог. Он бывал там не более чем два раза за луну, в дни, когда в храме, построенном им в Сага, совершались положенные службы. Разумеется, это было лучше, чем встречаться на переправе (168)[12], и женщина вряд ли смела рассчитывать на большее, но все же могла ли она не печалиться?..

Тающее облако

Министр Двора (Гэндзи), 31-32 года

Госпожа Акаси, 22-23 года, – возлюбленная Гэндзи

Госпожа из Западного флигеля (Мурасаки), 23-24 года, – супруга Гэндзи

Монахиня – мать госпожи Акаси

Обитательница Восточной усадьбы (Ханатирусато) – возлюбленная Гэндзи (см. кн. 1, гл. «Сад, где опадают цветы»)

Великий министр – бывший тесть Гэндзи

Государь (имп. Рэйдзэй) – сын Фудзицубо и Гэндзи (официально сын имп. Кирицубо)

Вступившая на Путь Государыня (Фудзицубо), 36-37 лет

Принц Сикибукё (Момодзоно) – отец Асагао, брат имп. Кирицубо

Гон-тюнагон, Дайнагон, Удайсё (То-но тюдзё) – брат Аои, первой жены Гэндзи

Омёбу – прислужница Фудзицубо

Нёго из Сливового павильона, бывшая жрица Исэ (Акиконому), 22-23 года, – дочь Рокудзё-но миясудокоро и принца Дзэмбо, воспитанница Гэндзи

Зимой в доме у реки стало еще тоскливее, и, видя, что женщина совсем приуныла, Гэндзи предлагал снова и снова:

– Решайтесь же наконец. Здесь вам нельзя больше оставаться.

Однако ее по-прежнему одолевали сомнения. Да, «видно в мире так много мест…» (169).

«Недалек тот день, когда он охладеет ко мне, и тогда «что смогу я сказать» (170). Увы…»

– Что ж, раз так… Но дочь я не могу оставлять здесь. Надежды, которые я возлагаю на ее будущее, делают совершенно невозможным для нее дальнейшее пребывание в этой глуши. Я рассказал о ней госпоже из Западного флигеля, и она рада будет ее принять. Лучше, если девочка поживет какое-то время рядом с госпожой и привыкнет к ней. После чего я намереваюсь открыто совершить обряд Надевания хакама.

Слова Гэндзи звучали весьма убедительно, к тому же госпожа Акаси давно уже догадывалась о его намерениях. И все же сердце ее мучительно сжалось.

– Боюсь, что, даже если отныне вы и будете обращаться с ней как с благородной особой, слух о ее происхождении не замедлит распространиться и повредит ей во мнении света, – говорила она. Разумеется, ей не хотелось отпускать дочь.

– Вам нечего бояться, никто не посмеет пренебречь ею. Госпожа из Западного флигеля крайне удручена тем, что у нее до сих пор нет детей. Даже бывшая жрица – а ведь она давно уже не дитя – удостоилась самых нежных ее попечений. Девочка же так мила, что пленит сердце каждого.

Желая склонить женщину на свою сторону, Гэндзи долго рассказывал ей о необыкновенных достоинствах госпожи из Западного флигеля. Еще в юные годы госпожа Акаси краем уха слышала, как люди судачили о Гэндзи, пытаясь угадать, какая женщина станет наконец его избранницей. И вот его попечения целиком сосредоточились на госпоже из Западного флигеля. Одно это говорило о том, что между их судьбами существовала давняя связь. Госпожа из Западного флигеля представлялась ей удивительной красавицей, обладающей всеми возможными добродетелями. «Велико же будет ее негодование, – думала госпожа Акаси, – если рядом с ней вдруг появится столь ничтожная особа, недостойная даже считаться ее соперницей». О нет, за себя она не боялась, но ведь будущее ее малолетней дочери в конечном счете зависело от госпожи из Западного флигеля. А раз так, лучше было и в самом деле отдать девочку теперь, пока она еще мало что разумела. Вот только что станется с ней самой, когда лишится она своей единственной ограды? Ведь и господину министру больше незачем будет приезжать сюда… Терзаемая бесконечными сомнениями, женщина снова и снова сетовала на злосчастную судьбу. Наконец монахиня, особа весьма рассудительная, сказала:

– Ваше поведение неразумно! Я понимаю, как тяжело вам расставаться с дочерью, но мы должны в первую очередь думать о ее благополучии. Ведь речь идет не о мимолетной прихоти. Мне кажется, вы должны отдать дочь господину министру и во всем положиться на него. Судьба детей, даже если речь идет о детях самого Государя, в немалой степени зависит от положения их матери. Взять хотя бы господина министра – вряд ли в мире найдется человек, равный ему по достоинствам, и тем не менее он вынужден прислуживать во Дворце, как простой подданный. А все потому, что отец его матери, покойный Дайнагон, оказался немного ниже других рангом и министр имел несчастье быть сыном простой кои. О других людях и говорить нечего. Женщина может быть дочерью принца крови или министра, но, если семья ее матери утратила свое влияние в мире, ей не на что рассчитывать, все станут презирать ее, и даже сам отец будет обращаться с ней хуже, чем с остальными. Положение же вашей дочери тем более незавидно. Ведь если кто-то из благородных дам родит господину министру дочь, вашу никто и взглядом не удостоит. Только то дитя, которое пользуется благосклонным вниманием отца, может рассчитывать на прочное положение в будущем. Возьмите хотя бы церемонию Надевания хакама – как бы мы ни старались, разве удастся нам придать ей должный размах здесь, в горной глуши? Так что доверьте воспитание дочери господину министру, а сами наблюдайте за ней со стороны.

Госпожа Акаси поспешила прибегнуть к советам мудрых людей и к помощи гадальщиков, а поскольку все они единодушно заявили: «Переезд благоприятен для судьбы девочки», ей ничего не оставалось, как смириться. Министр же, уверенный в правильности принятого им решения, не торопил ее, понимая, как трудно ей расставаться с дочерью.

«Как предполагаете вы провести церемонию Надевания хакама?» – написал он ей однажды и получил такой ответ:

«Я хорошо понимаю, что нельзя оставлять девочку на попечение столь ничтожной особы, ибо это может оказать дурное влияние на ее будущее. Но я так боюсь за нее… Не станут ли смеяться над ней те, с кем придется ей жить?»

Это письмо растрогало Гэндзи до слез. Выбрав благоприятный день, он распорядился, чтобы потихоньку подготовили все необходимое для переезда. Как ни печалила госпожу Акаси предстоящая разлука, она утешала себя тем, что только такой ценой можно обеспечить дочери достойное положение.

Тяжело было расставаться и с кормилицей.

– Вот и вы меня покидаете, – говорила госпожа Акаси. – Ваше присутствие скрашивало мое одиночество и помогало рассеять тоску. Как я буду жить, когда у меня не останется и этого утешения?

– Видно, так уж было предопределено, – плача, отвечала кормилица. – Судьба столь неожиданно свела меня с вами, я никогда не забуду, как добры вы были ко мне все эти годы. Мне всегда будет недоставать вас. Не может быть, чтобы мы больше никогда не встретились. О, если б вы знали, в какое отчаяние приводит меня мысль о скорой разлуке! Отныне мне придется жить в совершенно незнакомом месте, среди чужих людей! И хотя я верю, что когда-нибудь.

Так, плача, они коротали дни, и вот настала Двенадцатая луна. Часто шел снег или град, и в Ои с каждым днем становилось тоскливее. «О, за какие прошлые деяния досталась мне столь горестная судьба?» – вздыхала женщина. Целыми днями она только и делала, что наряжала свою маленькую дочь, расчесывала ей волосы…