— Саша, ты так говоришь об Александре Васильевиче, как будто он — невежественный и неграмотный знахарь, а не крупнейший ученый, такой же известный и авторитетный, как и твой обожаемый Сергей Иванович.
— Авторитет авторитетом, но знаешь ли ты, что по его инициативе не разрешены поиски и раскопки древнего города Алимы?
— Не горячись. Если ты и со своими учениками такой же пылкий — хорошего мало! Но искажать все-таки не надо. Не о разрешении или запрещении речь, а о том, чтобы достаточно подготовить экспедицию.
— Да, — спохватился Александр Данилович, — а ты, Галя, какое отношение имеешь ко всем этим вещам? Ты же географ!
— Отстал, отстал, — засмеялась Галя, — отстал. Оторвался от жизни. Наш факультет, где мы учились, не забыл? Он назывался историко-географический! Вот мои интересы и есть историко-географические. Но ведь и ты разыскиваешь сведения об исчезнувшем городе, а город — даже и исчезнувший — понятие не только историческое, но и географическое.
Спутники остановились перед небольшой речушкой. Когда Александр Данилович шел к Гале, воды в ней было не так много, и она была прозрачна. Сейчас камни, по которым он переходил речку, скрылись под водой от недавнего дождя на вершинах гор. Галя наклонилась и быстро сбросила с ног босоножки, но Александр Данилович в одно мгновение подхватил девушку на руки и вместе с ней зашагал по камням, по которым переливалась помутневшая от дождя вода.
— Какой ты решительный, Саша! — засмеявшись, воскликнула Галя. — Хоть мы и не виделись столько времени, но узнать тебя нетрудно.
На другой стороне речки девушка надела свои босоножки, и они пошли дальше.
— Саша, если можно, расскажи подробней, чего ради вы со своим почтенным учителем затеваете здесь, в высокогорье, археологическую экспедицию?
— Как ты знаешь, есть сведения средневековых арабских и вообще мусульманских историков о том, что некий зодчий Абдул-Раззак не погиб во время нашествия завоевателей, а спасся из разрушенного средневекового города Алимы, и унес с собой чертежи города, его строений, водопровода, летописные свитки высокоученых писцов. Чуть раньше печальная судьба Алимы постигла города Отрар, Сыгнак, Согдиану. А ведь, скорее всего, здесь, в Алиме накапливались какие-то знания о мире, о вселенной, записывались рассказы купцов, путешественников, странствующих людей и паломников.
— Но почему же вы решили, что именно здесь, в горах, спрятаны рукописи Абдул-Раззака?
— Почему решили? Сергей Иванович просидел полтора года в библиотеке, перевернул горы старинных манускриптов, пока не нашел в одном из них упоминание, что Абдул-Раззак был но происхождению местным уроженцем. И если о других ученых людях такого ранга, как главный городской зодчий, мы еще можем прочесть сведения, сообщающие об их судьбе, то что стало с ним после разгрома Алимы, ничего не известно.
— Он мог погибнуть.
— Но мог и не погибнуть. А рассказ твоего отца о каменной плите с непонятными знаками, найденной около какой-то пещеры, настолько заинтересовал Сергея Ивановича, что он загорелся, и мы пришли сюда. Он готов был нынешнее лето провести в раскопках. Однако раскопки-то пока не разрешили. Вот он и попросил нас помочь — меня и наш археологический кружок.
— Но довольно об этом! Саша, мы ведь так давно не виделись, и вместо того, чтобы радоваться, начинаем старый спор, который, того и гляди, приведет к ссоре. Не надо! Мы еще успеем поспорить, а сейчас мне не хочется думать о своей диссертации. Дышать полной грудью, бродить с тобой по скалам, смотреть на облака — вот чего я хочу. Саша, посмотри, как прекрасно кругом! Как величественны эти горы на фоне грозового неба, как бурливы и сердиты реки! Выбрось из головы все свои письмена, орнаменты, иероглифы! Радуйся, что мы вместе!
— А разве я не радуюсь!? — воскликнул Саша, поднял девушку, как пушинку, сильными руками и закружился с ней.
— Тише, сумасшедший! Уронишь! — засмеялась Галя, озорно сверкая черными глазами и крепко обнимая его за шею. — Смотри, сейчас дождь пойдет!
— Ну и пусть! Что нам дождь? Гроза! Землетрясение! Нам все нипочем!.. — Молодых людей нагнала дождевая туча, низко волочащая свои мокрые сивые космы.
— Ох, и вымокнем сейчас, Саша! — звонко крикнула Галя. — Давай-ка, побежим! — И они помчались вниз по тропинке. Домик станции был недалеко. Но как быстро они ни бежали, это им не помогло: ливень обрушил на бегущих потоки холодной воды. В шуме дождя не было слышно, что говорила Галя, было видно только ее счастливое улыбающееся лицо.
Они вбежали на крыльцо. Старая Раушан всплеснула руками и осуждающе закачала головой. Дождь промочил их до нитки. Они вошли вымокшие, но веселые. У Александра Даниловича мокрые брюки засучены до колеи, рубашка прилипла к телу, а волосы спутались и сосульками свисали на лоб. Мокрая ткань платья плотно облегала девушку. Только расшитая тюбетейка казалась сухой, и вымытые дождем золотые нитки и бисер на ней ярко сверкали.
— Хороши, — громко засмеялся Сергей Иванович, но потом озабоченно сказал:
— Переоденьтесь. Горный дождь — шутка опасная, ваш покорный слуга, однажды попав в сие небесное водолитие, пролежал в больнице больше месяца.
Вскоре Александр Данилович облачился в великоватый для него старенький рабочий комбинезон хозяина. Галя надела теплый халат и распустила длинные мокрые волосы. Оба сели за общий стол и пили горячий чай из красно-белых пиал, напоминающих роскошные альпийские цветы.
Сергей Иванович посмотрел на детей:
— Вова, Наташа, Ахмет, пора на боковую!
Раушан уложила детей в соседней комнате.
После ужина Сергей Иванович сказал со своей обычной эмоциональностью:
— Шакен! Как мне не везет, роковым образом не везет! Можешь себе представить, наиболее яростного оппонента, противника моих взглядов, я нашел в своем лучшем друге — профессоре Вознесенском. На свою беду, я могу только предлагать гипотезы, кормить предложениями…
— Но, Сергей, ты же сам рассказывал мне, давно рассказывал, что есть упоминание…
— Хорошо, есть упоминание, но и только. А скептикам доказательства подавай. Я верю, что в здешних местах, в горах Тянь-Шаня, скрыта загадка рукописей, спрятанных зодчим Абдул-Раззаком. Но Вознесенский с особенным рвением стал выступать против моей гипотезы, что здесь стоял древний город. А где же эта плитка? Мы пришли, чтобы покопаться там, где ее нашли. В средствах на раскопки нам отказали, но сюда придет кружок юных археологов и поможет. Первых двух «разведчиков» я привел — Ахмета и Наташу.
Метеоролог достал из стола каменную плитку. На ней были высечены какие-то слова.
— Это Еркен был на охоте и нашел около пещеры с заваленным входом, — сказал Шакен.
Профессор вынул из кармана небольшую лупу и долго рассматривал надпись. Потом сказал:
— Придется взять в город. Там я сравню шрифт с другими, известными мне. Пока ничего не могу сказать. Написано на непонятном мне языке. Посмотрите! — обратился он к Александру Даниловичу и Гале. — Это наскальные письмена древних людей. Но я не могу понять одного: мы находили подобные плитки только с наскальными изображениями зверей, отбитые от скал, в стенах древних поселений в несколько метров толщиной и длиной больше километра. Такая стена окружает территорию, внутри которой не обнаружено признаков жилья. И что бы вы думали? В галереях стен жили люди, а внутри помещался скот! Это были поселения целого рода или группы родственных племен. Но вот для чего такие плитки с наскальными рисунками первобытных людей заделывали в стену — этого я никак не могу понять!
Еркен тоже внимательно стал рассматривать плитку, затем сказал, медленно подбирая слова:
— Прощай меня, пожалуйста, профессор, если скажу неправильно. Люди складывали стену и боялись: не упала бы она, или плохие люди не сломали бы ее. Тогда они звали колдуна-шамана. Он брал кусок камня с рисунком зверей, заговаривал и клал в стену, чтобы долго и крепко стояла. Еще мой дед, помню, так делал. Люди были темные, не колхозные. Только эта плитка совсем другая, — и старик передал плитку в руки профессора.