В отчаянии Иванов выглянул в окно и вдруг увидел под стенами Кремля двух школьников, пришедших на экскурсию в Грановитую палату. Отколовшись от класса, они яростно лупили друг друга мешками со сменкой.

— Эврика! — радостно закричал Иванов. — Эй, охрана! Этих двоих — живо ко мне!

— Через пять минут перепуганные дети, утирая слезы и сопли, стояли перед Путиным.

— Тебя как звать? — строго спросил он того, что по шустрее.

— Вася…

— А тебя?

— Петя…

— Чего не поделили?

— А он у меня конфету отнял! «Виспу»!

— Ну так и сказал бы ему по-человечески, — вступил знаток этикета Иванов. — Отдай, мол, конфету. Не твоя.

— Да-а! — взвился Петя. — А он у меня еще вчера тамагочу вытащил, с цыпленком! Вытащил и дразнился!

— Ну, — улыбнулся Путин, — это разрешимо. Эй, охрана! Тамагочу сюда какую-нибудь и «Виспу», живо! Киоск есть на Моховой.

Еще через пять минут спорные предметы были принесены и вручены участникам конфликта.

— Ну? — спросили Путин с Ивановым. — Не будете больше ссориться?

— Не будем, дяденьки! — радостно ответили дети. — А двух дивизий у вас случайно нет?

— Ка… каких дивизий? — испуганно спросил Иванов.

— Американских, резиновых! Иванов вздохнул с облегчением.

— Мало вам конфеты и тамагочи за государственный счет? А ну пошли на экскурсию со всем классом, ать-два! Учитель небось беспокоится!

— Спасибо, дяденьки! — еще раз поблагодарили дети и с радостным визгом, мгновенно забыв ссору, ссыпались на улицу.

— Ну вот, — удовлетворенно сказал Путин. — Вот тебе и престиж. Все-таки слово сверхдержавы много весит. Не хухры-мухры!

ГОМЕРИЧЕСКИЙ ПИАР

Дела троянцев были плохи. Никто уже не останавливал Кассандру, носившуюся по стогнам с криком «Ясно вижу Трою павшей в прах». Ахейцы стояли под самыми стенами и улюлюкали.

Парису все это надоело. Он терпел-терпел и воззвал:

— Да что же это такое делается! Афродита, ваше превосходительство! Слети сюда, ременнообутая, зря, что ли, я тебя яблоками кормил!

В ту же секунду с Олимпа молнией слетела пенорожденная.

— Ну? — с важностью спросила она.

— Лук гну! Ты посмотри, что делается! Менелай скоро совсем взъярится, Ахилл зовет Гектора биться один на один, в городе паника! Живем в осажденной крепости, а она спрашивает — чего!

— Ладно уж, — произнесла златовласая. — Выручу я вас… мученики Эроса! Из-за любви страдаете. По осажденным крепостям — такой специалист у нас имеется. Пришлю вам из далекой Скифии Киселя, Алексеева сына! — Топнула ременнообутой ножкой и пропала.

А перед Парисом вырос вместо богини довольно плотный мужчина в расцвете зрелости, в темной тунике, усыпанной зелеными горошинами.

— Туда-сюда дергают, — забормотал он недовольно, — ни минуты покоя… Где я, собственно, нахожусь? Это что, Испания? Володя, э-э, что за шутки?!

— Троя это, — буркнул Парис, в душе браня покровительницу. Он не верил, что этот мужчина, хотя бы и столь корпулентный, способен был бы обратить в бегство ахейские войска. Он и говорил-то с эканьями и промедленьями, что троянский красавец объяснил себе непривычкою к древнегреческому.

— Ну ладно, — недовольно произнес сановный гость. — Рассказывайте, чем могу.

— Как обращаться к тебе, телеснообильный? — учтиво осведомился Парис.

— Евгеник, по-вашему Алексид. Валяй, излагай.

Некоторое время, переходя с гекзаметра на разговорную речь и обратно, частично сократив перечень кораблей, но зато в ярких красках расписывая прелести Елены, Парис в пышной древнегреческой манере пересказывал Алексиду «Илиаду»:

— Вот и сидим, как кроты, у ахейского войска в осаде. Просят обратно Елену, однако получат не больше, Нежели мертвого уши осла, что издох с голодухи! Наш шлемоблещущий Гектор со братцем своим Деифобом Жалкого сына Фетиды погонит метлою поганой И Одиссея пошлет хитроумного так, что брадатый Муж итакийский покатится к бабе своей колбасою!

— Э, э! — остановил его Алексид. — Это все эмоции. Ничего, отпиаримся, бывал я в переделках и похуже. Значит, для начала: подготовьте, пожалуйста, базу данных на этих, как их… вот черт, с первого курса не перечитывал! Агамемнона, Ахилла, Одиссея и прочих так называемых вождей ахейского кровавого режима. Второе: что у вас с финансированием?

— Деньги еще не изобретены, — понурился Парис.

— Так натуру обеспечьте! Маслины там, козий сыр, оливковое масло… Поймите, без финансирования пиар не делается! Как я найму деятелей культуры? Аэдов, бардов? Далее: как обстоят дела с верховным покровительством?

— С ним практически никак, — еще грустнее признался троянец. — В последнее время мы в немилости. С Олимпа к нам слетает исключительно Афродита, и то в память о том яблоке…

— Негусто, — кивнул Алексид. — Но тоже дело. Создайте партию «Яблоко», Афродита пусть возглавит… ну, это я решу. Теперь мне хотелось бы видеть Елену.

— Зачем это? — подозрительно прищурился Парис.

— Да ладно вам, — потрепал его по плечу новый помощник. — Смешно, ей-богу… Я люблю только свободу! А с Еленой надо кое-что обговорить.

Елена приняла Алексида во дворце. Против ожиданий, восторга он не выказал.

— Да, фактура не ахти. Не Новодворская. Борец за свободу из вас, конечно, как из Немцова народолюбец… но ничего, будем работать. Значит, запоминайте: вы покинули Менелая потому, что он зажимал вашу свободу слова. Бежали из его репрессивного государства к вольнолюбивым троянцам.

— Свобода слова? — переспросила Елена. — Но я дала Парису… отнюдь не слово!

— Слушайте! — не выдержал телеснообильный. — Вам победа нужна или буквоедская точность в деталях?

— Но в Трое отродясь не было никакой свободы слова! Здесь как Приам скажет, так все и думают!

— И прекрасно, Приам плохого не скажет. Он истинный отец города, крепкий хозяйственник, своего рода троянский Лужков… Если уже есть одно мнение, зачем же другое? Это и есть истинная свобода — свобода разделить убеждения мужа совета. В общем, Менелай вас тиранил, не давал слова сказать, унижал всячески…

— Вот еще! — пожала плечиком Елена. — Попробовал бы он! Он просто противный…

— Противный — это аргумент для нас с вами, — терпеливо разъяснял Алексид. — Завтра же выступите со стен Трои с текстом обращения, который я за это время подготовлю. Теперь пойдемте покушаем, а вы, как вас, Парис, разошлите покуда гонцов за бардами и аэдами. Велите передать — свобода в опасности. Если Ахилл возьмет Трою — вообще запретит рот открывать.

Парис побежал отдавать распоряжения и готовить упитанного тельца. Он уже успел смекнуть, что с этим человеком можно иметь дело.

— Э, э, кстати! — крикнул ему вслед негаданный спаситель. — Будьте добры… у вас там, я помню, бегала какая-то Кассандра…

— Да она сумасшедшая, — виновато признался Парис. — С чокнутой какой спрос?

— Сумасшедшие, если хотите знать, — наш главный резерв, — назидательно поднял палец Алексид. — Давайте ее ко мне, побеседуем.

— Ясно вижу Трою павшей в прах! — привычно заныла Кассандра, внимательно оглядывая пришельца сквозь спутанные волосы.

— Хорошо, хорошо, голубушка, — одобрительно кивнул телеснообильный. — Вы, кажется, единственная в этом городе, с кем можно иметь дело. Мне нравится ваш стиль. Только вместо «Троя» кричите «Ахайя». Ясно вижу Ахайю павшей в прах.

— Но я же вижу Трою, — недоуменно отвечала Кассандра.

Алексид поморщился:

— Ну милая моя! Ну что вы своему-то впиариваете? Сколько вам платит Агамемнон?

— Я правда вижу! — заплакала Кассандра.

— Ну если не платит, так вам тем более должно быть все равно. Вам же главное — кричать, так какая разница-о чем? Давайте вместе попробуем: «Ясно вижу Ахайю павшей в прах!»

— Ясно вижу Тро… Ахайю павшей в прах!

— Ну и вот. Вы мне даже Альбац напомнили, в смысле пафоса. Только потренируйтесь, а то ведь опозоримся в эфире.

Утром следующего дня на ахейских кораблях проснулись от звона щитов, доносившегося со стен Трои. Неизвестный воин тяжело ударял в медный щит и возглашал: