Но Мария Семеновна тоже не хотела сдаваться. Сергей приоткрыл дверь и увидел ее в позе спокойного ожидания перед Тимохом. Тимох все поглядывал на шкафчик в переднем углу, где хранился запас спирта. Но так как хозяйка молчала, он начал перечислить свои новости, загибая черные твердые пальцы один за другим. По обычаю он только называл их. Слушатель сам должен был попросить подробностей. Он медленно и со значением говорил:

— В Красногорске собрали большой обоз, не только лошадей, олений обоз. Машины грузят, в парму повезут…

— Знаю, — хладнокровно объявила Мария Семеновна.

Тимох озадаченно посмотрел на нее и перешел ко второй новости.

— Геолог пошел на Ним за камнями…

— И это знаю, — сказала Мария Семеновна.

Тот склонил голову набок.

— Однако не ветер ли тебе новости сказывает? Я ведь первый до вас добежал…

— Ладно, ладно, не прибедняйся, выкладывай дальше.

Тимох помолчал, как будто собирался с мыслями, потом одним духом отбарабанил:

— Из области большой начальник приехал, запретил обоз посылать, олешки без ягеля стоят, Иляшев черный стал, в экспедиции народ ругается, геолог с голоду умрет, бегу к нему с новостями, чтобы из пармы вызволить, письмо ему несу, по телефону передали от Саламатова, вот какое Тимоху доверие. Если все знаешь, так дай стаканчик, целый месяц не пробовал…

Мария Семеновна ойкнула и присела на скамью. Нестеров вошел в комнату.

Тимох озадаченно поводил светлыми, почти без ресниц глазами и потирал безбородое лицо. Увидев Нестерова, он поморгал, потом подошел к нему и обеими руками взял его руку.

— Здравствуй, Сергей Николаевич! Однако слышал новости?

— Где письмо? — спросил Сергей.

Тимох поднял подол своей малицы, сшитой из оленьих шкур мехом наружу, и долго копался в карманах полушубка, надетого под ней. Нестеров нетерпеливо ждал. Он готов был содрать с посла эту малицу, чтобы поскорее узнать новости. Но вот Тимох вынул самодельный конверт и протянул его геологу.

Телефонограмма, переданная из Красногорска на Велс, была подписана Саламатовым, который кратко сообщал о последних событиях в экспедиции. Нестеров с обидой подумал о том, что эти новости могла бы сообщать и Варя…

Позицию Палехова Саламатов охарактеризовал кратко: что он гнется, но не ломится. Согласие на продолжение поисков он дал, а машины задерживает. Саламатов боялся, что обоз не сможет дойти до вскрытия рек и застрянет по дороге, поэтому он писал Нестерову, что лучше бы ему вернуться. «Из-за тебя я сам стал чуть ли не геологом, но одному мне с Палеховым бороться не под силу, приезжай на помощь!» — просил он.

Это могло означать только одно: Саламатов уверен, что Палехов сорвет весенний поход. Говорить прямо ему не хочется, поэтому он выдвигает другие предлоги, чтобы Нестеров вернулся.

Сергей торопливо дочитывал письмо.

Тимох смотрел жалобными глазами на Марию Семеновну. Она сердито сказала:

— Не стоят твои новости отдарка, да уж ладно! — Налила стаканчик спирта, подала Тимоху.

Тимох насухо обтер губы, понюхал спирт и медленно выпил. Нестеров присел на скамью, гляди за окно, где синело море снега и света.

Мария Семеновна, приняв из рук Тимоха стакан, оглянулась на Сергея и торопливо заговорила:

— Что это тебя, голубчик, скрутило? Уж не заболел ли? Да ведь теперь по насту-то дорога в Красногорск недальняя, а там сам во всем разберешься, — И снова принялась сердито отчитывать Тимоха: — Это разве новости, что ты принес? Вот в феврале приносил вести, за тех и вина не жалко было, пей сколько хочешь, душа радовалась. А это что за новости?

Тимох поморгал глазами.

— Олешки у меня тут, — тихо сказал он Нестерову. — Не на лыжах бежать, на нартах лежать, в два дни дома будем…

Открылась дверь, и вошла Христина. Она бережно повесила ружье, сняла полушубок, взглянула на Тимоха.

— Опять новости принес? Какие!

— Плохие, Христина Харитоновна, — грустно сказал Тимох и привычной скороговоркой перечислил свои известия.

Мария Семеновна сказала:

— Да будет тебе одно и то же толмить. Хорошая новость на печке лежит, а худая сама по дорожке бежит.

Христина взглянула на Сергея и сказала каким-то странным тоном, в котором были и ирония и жалость:

— Вот и кончились ваши разведки.

Тимох ждал, нетерпеливо сминая шайку в комок. Мария Семеновна вздыхала — то ли над крушением своей мечты о будущем таежном городе, то ли над огорчением Нестерова. В комнате наступила тягостная тишина. Все смотрели на Нестерова, ожидая от него какого-то жеста, слова, поступка.

Сергей прошел к двери, возле которой висел его полушубок, и стал одеваться. Мария Семеновна вынесла его вещевой мешок, ружье, хранившиеся в холодных сенях. Христина с явным неодобрением наблюдала эти сборы. Зато Тимох оживился, надел шапку, помог Нестерову закинуть мешок за спину.

— Домой? — спросила Христина.

— Нет. На разведку, — хмуро ответил Сергей. Ему было одинаково неприятны и ее сочувствие, и ее недоверие. Но когда она вдруг вскинула на него свои большие удивленные глаза, когда она испуганно перевела их на мать и вскрикнула с каким-то волнением: «Да ведь вы пропадете там один-то!» — он с удовлетворением отметил все это, словно именно ее и хотел убедить в чем-то своим поступком.

Мария Семеновна ахнула, быстро-быстро заговорила о том, что одному Нестерову в лесу не житье, его не то что волк, а и векша обидит, одному-то и в каше утонуть можно, и возле баранины голодным остаться. Но Нестеров уже обдумал все. Саламатов так или иначе добьется присылки машин, а то, что Нестеров останется на разведке, еще больше устыдит его противников. Тимоха надо немедленно направить на ближайшее стойбище, чтобы вызвать тех рабочих, что были на Ниме осенью. А потом Тимох добежит до Красногорска и передаст Саламатову ответное письмо. Тут Нестеров напомнил Тимоху благожелательные слова Саламатова о том, что Тимох самый легконогий человек в округе, — и тот расцвел, польщенный этим доверием и похвалой.

С того мгновения, как Нестеров решил, что делать, он снова стал сильным, строгим и быстрым. Это пурга расслабляла его, продолжительное гостевание разбудило ненужное любопытство к чужой жизни. Что ему Христина и что он Христине? А пока он отдыхал в уютном домике лесничего, он ни о чем другом и не думал, будто алмазы могли прийти к нему сами! Но вот это идиллическое житье-бытье оборвалось, и слава богу! Теперь-то он и должен проявить свой характер…

Он больше не замечал Христины. Ее одобрение или недовольство перестали занимать его. В пять минут он был готов. Присев к столу, написал письмо Саламатову, другое — Варе, третье — Палехову. Тимох молча запихал письма за пазуху, крякнул неодобрительно, но утешился тем, что опять несет важные новости, и стал прощаться с хозяевами. Мария Семеновна с привычным добродушием сказала Нестерову:

— Ну, Сергей Николаевич, если что не заладится, приходите к нам отдохнуть да погостевать.

— Далеко, Мария Семеновна.

— Далеко? — удивилась она. — Да у нас тут за сто верст чай пить друг к другу бегают, а до вас и всего-то тридцать разве наберется… А на нее, — кивнула на дочь, — не сердитесь, да и бояться тоже не надо, не каменная…

Христина, вопреки обыкновению, смолчала. Обе женщины вышли на крыльцо проводить их. Нестеров закрепил лыжи, еще раз повторил Тимоху свои поручения и тронулся в путь. Пробежав шагов пятьдесят, он оглянулся. Христина еще стояла на крыльце. От крыльца расходились два новых следа: Тимох убегал прямо на север, к стойбищу, чтобы вызвать охотников на помощь Нестерову, а сам Нестеров шел на восток. Христина, заметив, что он приостановился, махнула рукавичкой и медленно ушла в дом.

Пурга кончилась. Сырой, плотный снег лежал на увалах, отливая розовым цветом в лучах мягкого солнца. Отягощенные белыми снежными шапками, тяжело скрипели деревья.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ