Самураи из Тёсю, которые в результате прошлогодних политических интриг потеряли значительную часть своего влияния на государственные дела, сейчас снова пытались обосноваться в оставленной ими было столице. Под видом ронинов, торговцев и прислуги они в большом числе начали тайно проникать в город и постепенно развернули там бурную деятельность. В начале пятого месяца в Киото было совершено несколько кровавых преступлений, которые молва приписывала Тёсю. Неизвестно кем и за что были убиты такие крупные деятели, как Мацуда Канаэ из клана Аидзу и Такахаси Кэннодзё, помощник принца Накагава.

В ходе расследования этих преступлений, которое проводилось силами бакуфу, выяснилось, что пятого числа шестого лунного месяца лазутчики из числа ронинов планируют собраться на сходку на постоялом дворе Икэдая, что у моста Сандзё Охаси. В Икэдая был направлен отряд Новой Гвардии, которому в результате внезапного налета удалось уничтожить множество заговорщиков (так называемый «инцидент Икэдая»). Это событие всколыхнуло радикальных «патриотов» по всей стране; для них было совершенно ясно, что за налетом стоит Ёсинобу, и именно на него обрушилась вся ненависть сторонников изгнания варваров. В самых людных местах столицы появились листовки, которые пестрели прямыми обвинениями: «Средний советник Хитоцубаси вынашивает коварные замыслы, хочет истребить верных поборников государя и справедливости. Да за такие преступления мало сжечь его вместе с тем постоялым двором!» В другой листовке говорилось: «Знайте: последние события – дело рук Хитоцубаси, и теперь именно он стал злейшим врагом империи. Да свершится справедливое возмездие!»

Прошло десять дней после событий в Икэдая.

Вечером шестнадцатого числа из ворот усадьбы клана Вакаса, в которой жил Ёсинобу, вышел Хираока Энсиро. Свернув в переулок Анэгакодзи, он пошел в восточном направлении. Несмотря на удушающую жару, Хираока был одет по всей форме: воротник кимоно поднят, веер закрыт[97]. Его сопровождали двое слуг и телохранитель по имени Кавамура Кэйдзюро. Кавамура был сыном самурая невысокого ранга из Кофу. Он пошел на службу к Хираока, когда тот находился в ссылке в этих местах, а затем, когда хозяин с вернулся к власти, был взят по его рекомендации в дом Хитоцубаси. Кавамура лучше владел мечом, чем словом, и потому повсюду сопровождал Хираока в качестве охранника.

Когда они вышли к мосту Хорикава, слева кто-то крикнул:

– Хираока!

Хираока непроизвольно взглянул влево. В тот же миг справа, из кустов, перекрывая дорогу, выскочили какие-то люди. Один из них ударом меча мгновенно раскроил его грудь от правого плеча до левого бока, словно набросив на жертву накидку кэса[98]. Густо-алая кровь фонтаном брызнула влево от жертвы, на дощатую ограду храма. Удар оказался смертельным.

Кавамура Кэйдзюро молниеносным выпадом в живот смел с пути убийцу господина и ударом сверху успел раскроить голову еще одному нападавшему, однако за эти мгновения остальные зарубили двух слуг Хираока и бросились врассыпную. Раненый Кавамура кинулся по темным улицам за двумя головорезами, но догнать их не смог. Нападавшие пробежали по улицам Хорикава и Сэмбон и остановились без сил у цветочной лавки «Сибадзю». Здесь, на улице, они и остались лежать, одновременно сведя счеты с жизнью: один из них мечом вспорол себе живот, другой – перерезал горло. Для убийц это была просто великолепная смерть, и ее подробности еще долго обсуждали в городе.

Ёсинобу узнал о случившемся той же ночью, в час Крысы[99].

В ту ночь в спальне его услаждала черноглазая эдосская девушка по имени О-Ёси. Услышав шум и голоса, Ёсинобу прямо под москитной сеткой быстро накинул одежду и схватил меч. Он быстро сообразил, что такой шум вряд ли могли поднять его приближенные.

– Самми-сама! – окликнула его О-Ёси. Так называли Ёсинобу все подобные женщины. – Что случилось? – Она тоже вскочила и теперь торопливо завязывала пояс.

Ёсинобу промолчал. Содержание листовок, сулившее ему все кары небесные, легко позволяло себе представить, что именно должно было случиться. В первый момент он подумал, что в особняк ворвалась банда убийц, и только выбежав в соседнюю комнату, понял, что произошло.

Убили Хираока Энсиро.

– Кто эти подлецы?! – закричал Ёсинобу. Но пока никто ничего не знал. Что-то определенное можно будет сказать только поутру, после осмотра трупов.

Ёсинобу вернулся в спальню. Он все еще тяжело дышал, и чтобы успокоиться, зажег две свечи. Боясь помешать хозяину, О-Ёси собралась уходить.

– Останься! Побудь со мной! – Он не скрывал растерянности, которую дочь эдосского мещанина никогда бы не увидела на его лице при свете дня. – На месте Хираока должен был быть я! – Ёсинобу закрыл лицо руками и разрыдался.

Но уже следующие слова Ёсинобу были словами аристократа:

– Наверное, именно так он и хотел умереть! – сказал он, свято уверенный в том, что самое большое желание самурая – погибнуть за своего господина.

«Да, но чьи же это были люди?» – продолжал размышлять Ёсинобу. В обеих киотосских группировках было немало самураев, люто ненавидевших Ёсинобу и Хираока. Среди них были и хатамото, которые считали, что Ёсинобу плетет заговор против правительства, и сацумцы – политические противники этого правительства, и люди из Тёсю – главные военные противники бакуфу.

А «своих» во всей стране можно было пересчитать по пальцам. Слепо, безрассудно следовать за Ёсинобу, не думая ни секунды о том, кто прав, кто виноват, могла, наверное, одна лишь О-Ёси, да, может быть, ее отец, старый добрый эдосский пожарный по имени Симмон Тацугоро…

Перед отъездом из Эдо Ёсинобу приказал Хираока Энсиро и другому своему помощнику, Курокава Кахэй, «подобрать такую женщину, чтобы не скучать по Эдо». Конечно, направлять подчиненных на поиск подруги для «постельных дел» было вне обычных правил, но у Ёсинобу не было иного выбора: его законная жена Микако была до крайности ревнива, и если бы его выбор пал на кого-то из домашней прислуги, то она обязательно бы об этом прознала, а чем бы это все закончилось – один бог ведает. Курокава Кахэй знал, что Ёсинобу без женщины ночью глаз не может сомкнуть; очевидно, он унаследовал эту особенность от своего отца Нариаки. При том хозяин был страшно разборчив, в частности, терпеть не мог женщин из Киото, может быть, потому что оттуда родом была его супруга, и он столичными дамами уже пресытился. Так или иначе, когда Ёсинобу сказал «пусть лучше это будет простая горожанка из Эдо», то Курокава обратился к своему старому знакомому по имени Симмон Тацугоро. Этот случай навсегда связал судьбу эдосского пожарного с Ёсинобу: когда даймё прибыл в Киото и ему потребовалась собственная пожарная команда, он приказал вызвать в столицу Тацугоро. Выразив готовность служить господину до гробовой доски, тот быстро набрал команду человек в двести, погрузил на принадлежавший бакуфу пароход и вывез в Киото. Теперь люди Тацугоро охраняли резиденцию Ёсинобу, занимались снабжением, а два десятка наиболее способных уже обучались в отряде пехоты европейского образца…

На рассвете с места происшествия прибыл дознаватель со сведениями о нападавших. Как ни странно, ими оказались самураи из Мито – Хаяси Тюгоро и Эбата Тэйситиро, известные в клане как ярые сторонники изгнания варваров.

Ёсинобу растерялся. Неужели они действительно из Мито? Если уж от него отвернулись люди из его родного клана, тогда пиши пропало – во всей Японии не найдется ни единого человека, на которого он мог бы положиться!

После убийства Хираока Энсиро среди самураев дома Хитоцубаси пошли толки о том, что эти события – проявление кармы.

Все пошло с того, что группа особо рьяных противников иноземцев начала искать предателя в доме Хитоцубаси. В его поисках они прежде всего пришли в особняк Хара Итиносин. Хара в бытность свою начальником канцелярии дома Мито находился под сильным влиянием Такэда Коунсай и (руку можно было давать на отсечение!) сам тогда был радикальным сторонником изгнания варваров. Ёсинобу понравились твердый характер и ясный ум Хара, и он обратился в дом Мито за разрешением сделать этого самурая своим личным советником, что в данном случае значило просто то, что Ёсинобу сам становился его наставником.